Последнее лето - Арсеньева Елена - Страница 52

Нет, позора такого не снести, не пережить. И придется проститься с надеждой на завоевание любви раба Божьего Егория, Игоря Вознесенского тож, проститься с надеждой, что глаза его посмотрят на нее с любовью...

Ах, какая глупая та Панечка, которая страдает по какому-то батюшке! Подумаешь, очи... Ну что там за очи могут быть, что за голос? Вот кабы видела она те очи, кабы слышала тот голос...

Нет, с надеждой расставаться не хочется. Значит, надо все же сыскать Милку-Любку. Помнится, она говорила, что у нее есть какой-то знакомый колдун, который делает верный приворот. Правда, берет дорого... Ну что ж, сердце человека причаровать – дело серьезное, за такое и впрямь можно раскошелиться. Придется в случае чего поклянчить денег у тети Оли. Ну а пока – умерить свои траты. Никаких шоколадок, никаких лент. Надо только точно узнать, сколько возьмет тот колдун.

Ах, ну как, как же узнать? Где найти Милку-Любку? Не пойдешь ведь, в самом-то деле, в ту «Магнолию», не спросишь: «Вызовите мне, пожалуйста, девицу... гулящую девицу...» Кошмар! Матушка небось в гробу перевернулась бы, если б узнала, что ее дочь ищет встречи с непотребной блудницею!

Нет, идти в «Магнолию», конечно, глупо. Нужно... Нужно письмо написать, вот что! Адрес девушка говорила – около Рождественской церкви, за домом Хоботовых, так, кажется. Нумера «Магнолия», девице Милке-Любке. В собственные руки.

Может, дойдет?

Ну, если отправить, может, и дойдет. А не отправишь – уж точно никто ничего не получит!

Саша со всех ног устремилась на Покровку – в большой писчебумажный и книжный магазин.

Встала перед витриной. Она была невообразимо забита товаром. Книги стояли, лежали и даже висели на тесемочках. Многотомные издания громоздились стопками, перевязанными веревками: бери и неси. Тут же лежали свернутые в рулоны или, наоборот, расправленные гравюры и литографии. Впереди находились новейшие издания и модные книги, среди которых острый Сашин глаз мигом высмотрел невзрачную, какую-то серо-буро-малиновую брошюрку. Да это ведь не что иное, как «Четки» госпожи Ахматовой!

Моментально все мысли об экономии вылетели из головы. Саша вбежала в магазин, кинулась к прилавку, дрожащими руками достала кошелек, уплатила, вцепилась в книжку, раскрыла... По верному гаданию, какая строка первой увидится, то и сбудется!

Что же выпало?

Чепуха. Разве Саша на какого-нибудь сапожника гадает или приказчика из обувного магазина? Что это за стихотворение такое?

Понятно... Всем, значит, станет мерить! Она для него – одна из многих! А он-то для нее – весь свет в окошке!

«Зачем я купила эту ерунду? Только деньги зря потратила! – с ненавистью подумала Саша, изо всех сил стараясь не заплакать. – Лучше бы на колдуна...»

Она злобно свернула тоненькую книжечку, сунула в карман шубки, рванулась к выходу – и чуть не налетела на тоненькую девушку в каракулевом жакетике. Девушка стояла, прикрыв лицо платочком, и делала вид, будто сморкается, но Саша отчетливо различила всхлипывание. Плачет... а в другой руке зажата точно такая же книжка, как та, которая лежит в Сашином кармане! Ну, видать, недобрая госпожа Ахматова еще кому-то горе напророчила.

Кому-то? Почему кому-то? Саша знает девушку. Это же Варя Савельева! Варя, дочка отцовского друга, Варя, невеста Дмитрия Аксакова. Но ведь у Вари с Дмитрием все хорошо, все слажено, давно сговорено... Или не все хорошо, не все слажено? Что-то случилось? Разве подойти, поговорить...

Но она не подошла. Когда у самой глаза на мокром месте, никого не утешишь, да и вообще не стоит лишний раз на чужие слезы глядеть. Не удержишься, сама заплачешь!

Саша вышла на улицу, осторожно обогнув всхлипывающую Варю и жалея больше всего об одном: что не может заглянуть в ее книжку и прочесть строчки, которые так расстроили девушку.

Честно говоря, они кого угодно могли расстроить, эти строчки:

Кошмары, ночные кошмары... Мечутся они в черных небесах, сбиваются в стаи, словно летучие мыши, реют над городом. Иногда то один, то другой кошмар-нетопырь отделяется от стаи и камнем, будто коршун на добычу, рушится вниз, на городские крыши. Беззвучно пробивает ее своим невесомым, незримым телом, присаживается на край подушки спящего человека и смотрит ему в лицо. Слушает его дыхание, вздрагивает в лад с током его крови. И постепенно неразличимое, несуществующее лицо кошмара начинает меняться. Наливается жизнью и до одури становится похоже на лицо человеческое... иногда – на лица нескольких людей сразу. Кошмар наклоняется над спящим – низко, низко, ниже некуда, – проникает в разум его, в плоть его и кровь. Тело спящего тяжко вздрагивает – он видит, видит... сон? Кошмарный сон? Или возвращается в свое прошлое?

...Парк не парк, лес не лес – городской сад, раскинувшийся версты на три. С одной стороны по дорожкам, посыпанным песочком, гуляют разряженные господа, с другой стороны – чащоба непролазная. И в лес уезжать не надо – забрел сюда, разжигай костер, картошку пеки или хлеб подрумянивай, насадив его на палочку...