Роза пустыни - Симмонс Сюзанна - Страница 8

И гораздо более опасен.

Она вдруг остро почувствовала, как тонка ткань, защищающая ее тело от ночной прохлады и незнакомца, который стоит всего в нескольких футах от нее. От нервного напряжения тело ее задрожало, руки и ноги покрылись мурашками. Ей слышно было, как отчаянно бьется ее сердце.

Лорд Джонатан оказался человеком очень наблюдательным:

— Вы замерзли, леди Элизабет?

— Просто холодный ветер подул, милорд, — ответила она. — Уже все в порядке. Спасибо.

Он пристально посмотрел на нее:

— Вам не спалось?

Она не видела смысла лгать.

— Не спалось.

Он неожиданно ласково заметил:

— Вы плакали.

— Немного.

— Отчего вам плакать, миледи?

— От красоты. Красоты Нила и этой страны, — призналась она тихим прерывистым голосом. «И из-за Анни», — добавила про себя.

— Эта страна при первом знакомстве может вызвать такую реакцию даже у мужчины. — Тут он поправился: — И конечно, у женщины. — По его голосу чувствовалось, как он любит эти места. — Египет — это страна легенд, застывшая между реальностью и мифом. Куда ни посмотришь, всюду видны тени прошлого.

— Да, это именно так! — воскликнула она, поднимая голову, — и встретилась с ним взглядом.

На несколько мгновений оба забыли обо всем, думая только друг о друге.

У Элизабет еще сильнее забилось сердце. Губы пересохли, и она провела по ним кончиком языка. Казалось, волосы у нее на затылке зашевелились. Живот как-то странно заныл, грудь вдруг словно распухла, а соски стали тугими и приобрели непривычную чувствительность, так что прикосновение тонкой ткани рубашки было почти нестерпимо ощутимым. Ей захотелось прикрыть грудь руками, потому что в глазах лорда Джонатана вдруг загорелся чувственный огонь, понятный даже ей.

Она очень плохо знала мужчин, конечно, но ей случалось подслушивать разговоры дам из общества, искушенных красавиц, у которых были любовники. Приезжая погостить в Стенхоуп-Холл, они разговаривали о мужчинах.

Есть такие мужчины, которым достаточно было просто посмотреть на женщину, и она начинала чувствовать себя желанной. Такой мужчина может доставить женщине наслаждение, даже не прикасаясь к ней, не произнося ни единого слова. Именно так смотрел на нее сейчас лорд Джонатан, и от этого взгляда Элизабет задохнулась. Ей хотелось растаять в его объятиях.

Оба услышали плеск воды за бортом, и чары рассеялись.

Когда лорд Джонатан снова заговорил, на его губах появилась ироничная улыбка.

— Я был с вами не совсем честен, леди Элизабет.

Она отметила, что на его лице не было ни малейшего признака стыда.

— Неужели, милорд?

У него начался тик.

— Боюсь, что да.

Элизабет не знала, что следует ответить джентльмену, признавшемуся в своей нечестности, — если его, конечно, после этого можно назвать джентльменом.

Лорд начал беспокойно шагать по палубе.

— Я позволил вам, полковнику и миссис Уинтерз считать, что у меня с моими близкими хорошие отношения.

— А это не так? — невольно вырвалось у нее.

— Отнюдь не так, — проговорил он с такой горечью, что она изумилась. — Я расстался с ними уже много лет назад. По правде говоря, я не видел отца и моего старшего брата, Лоренса, с того времени, как умерла моя мать.

— А она умерла шесть лет назад, — тихо сказала Элизабет.

— Да, в это Рождество уже шесть лет, но…

Он явно недоумевал, откуда ей может быть известен этот факт.

— Вы сами упомянули об этом сегодня днем, за чаем, — напомнила ему Элизабет.

— Да, конечно, упомянул! — Он покачал головой, как бы сомневаясь в собственной нормальности. А интонацией будто выдал презрение к себе. — Я чувствую, что должен сказать вам еще кое-что.

Элизабет прижала руку к груди.

— Если это действительно нужно.

Ее разговор с этим джентльменом не укладывался ни в какие рамки правил благовоспитанности. Да, она оказалась в очень необычной ситуации.

Но с другой стороны, она ведь стремилась именно к необычному — в противном случае следовало остаться дома, в Йоркшире, поспешила напомнить себе Элизабет.

Лорд Джонатан энергично взмахнул обеими руками.

— В Нортумберленде всем известно, что некоторые мужчины в семействе Уиков рождаются с голубыми глазами и с прискорбной склонностью к некоторой необузданности.

— Некоторой необузданности? — переспросила она. не понимая, что он хочет ей сказать.

Он нахмурился, сдвинув свои красиво выгнутые брови, такие же темные, как волосы на голове, и попытался снова объяснить ей, что он имеет в виду:

— Отщепенцы, блудные сыны, леди Элизабет. В нашей семье раз в два поколения рождается паршивая овца.

Неужели этот человек совершенно безумен? Пытается обсуждать с ней вопросы сельского хозяйства посреди ночи?

— Паршивая овца, — эхом повторила она, испытывая легкое огорчение. — Не понимаю.

Он перестал шагать по палубе, остановился прямо перед ней и скрестил руки на груди.

— А я — самая паршивая из всех паршивых овец семейства Уиков. Именно поэтому я и уехал из дома. Поэтому шесть долгих лет не виделся с отцом и братом.

Она наконец поняла, о чем он говорит, и душа ее наполнилась состраданием.

— Милорд, я прекрасно понимаю ваши чувства, — с глубокой убежденностью заявила она.

Он был поражен.

— Понимаете?

Она кивнула:

— Я сама уже три года не видела отца. Да и тогда он пробыл дома всего две недели, а потом снова вернулся в Египет.

— Я не думаю…

Она прервала его, подняв руку:

— И дело не только в этом.

Он упер руки в бока и стал пристально ее рассматривать. Элизабет призналась себе, что его взгляд заставляет ее нервничать.

— Не только?

Ей было больно, но она чувствовала потребность рассказать ему все. Иначе как же доказать ему, что она действительно понимает?

— К сожалению, я нередко огорчала матушку.

Казалось, ее признание его изумило.

— Боже правый, что привело вас к такому выводу?

— Это яснее ясного, — ответила она просто. — Я слишком откровенна. Слишком упряма. Слишком импульсивна. И рост у меня слишком большой.

Он расхохотался.

— Рост?

Она обиделась:

— Я ничего не могу поделать с тем, что слишком высокая, милорд. Но я отказываюсь жаться в углу и казаться маленькой и хрупкой, когда я вовсе не такая.

Он попытался ее успокоить, мягко проговорив:

— Вы мне не кажетесь слишком высокой. По-моему, вы прекрасны.

Она покраснела от удовольствия.

— Это только потому, что сами вы такой великан, лорд Джонатан.

— Гм.

Не может быть, чтобы его смутили ее слова. Ей он действительно казался очень большим.

Элизабет решила быть с ним откровенной до конца. Вздохнув, она сказала:

— Но и это еще не все.

Лорд не удержался, чтобы не поддразнить ее:

— Похоже, вашим грехам нет конца.

Она сделала глубокий вдох и решительно сказала:

— Я считаю, что лондонский сезон — это пустая трата времени и денег.

Его красивое лицо осталось совершенно серьезным, но Элизабет показалось, что он сдерживает смех.

— Правда? — наконец сказал он.

— Да. Это просто унизительно. Лондонский сезон придуман только для того, чтобы демонстрировать молодых девушек на выданье, как товар, выставленный для продажи.

— В этом что-то есть, — признал он.

— Но даже если это было бы не так, меня вывозить в свет просто опасно. Я совершенно не знаю, что говорить и делать. Я не умею вести светскую беседу. Я слишком высока для большинства мужчин. И…

— И?..

— Для меня невыносима мысль о будущем. Я должна выйти замуж за сына какого-нибудь графа, родить ему наследника и еще сына про запас. А потом буду беззаботно менять любовников, как делают другие дамы из круга Мальборо-Хаус.

— Из круга Мальборо-Хаус?

— Это те, кто находится рядом с его королевским высочеством принцем Уэльским, — объяснила она. — Я для такой жизни не подхожу, милорд. Совершенно не подхожу.

Казалось, его заинтересовали ее слова.