Держава под зверем - Бриз Илья - Страница 45

Кабинет Черчилля подал в отставку четвертого, а уже утром пятого ноября новый премьер Великобритании Клемент Ричард Эттли, отказавшийся летом войти в профашистское правительство, вылетел в Москву на переговоры. В тот же вечер он согласился на все наши в общем-то достаточно мягкие условия. А затем заявил, что возглавляемое им лейбористское правительство берет курс на переход к мирной экономике и к социализму[44]. Как выяснилось годы спустя, полностью социализм они не построили. Но в тот период правления лейбористов были национализированы Английский банк, угольная промышленность, производство железа и стали, средства связи, производство газа и электричества. Пятого августа сорок первого года вступила в силу единая система социального страхования, оформленная законами о национальном страховании, о безопасности на производстве, об оказании государственного вспомоществования, которые заменили прежнее законодательство о бедных. Был принят закон о национальном здравоохранении, по сути дела вводивший бесплатное медицинское обслуживание и передававший больницы, за редкими исключениями, в государственную собственность[45].

– Вася, ну почему, если что-то сделали плохо, то виноват персонально ты? – Галина только что вымыла голову и теперь сидит перед зеркалом на маленьком пуфике, сушит феном свою роскошную гриву, периодически выключая эту шумную машинку, чтобы задать мне вопрос и выслушать ответ.

– А кто же еще? Поздно предупредил. Плохо проконтролировал, – катастрофа разразилась десятого ноября. Землетрясение с эпицентром в Румынской ССР причинило огромные разрушения. Толчки силой до двух-трех баллов докатились даже до Москвы[46]. Черт с ними, с разрушенными зданиями, но ведь были у нас и человеческие жертвы.

– Как это – поздно? За месяц говорил, я же прекрасно помню. Из Карпат в горах всех вывезли. Там ведь погибших нет. А то, что Георгиу-Деж всех цыган не вывез из Бая-Маре, разве это твоя вина? – спросила и опять включила этот гудящий фен.

Ответ ее не интересует. Когда это Галинка стала считать меня непогрешимым? После того, как рассказал ей все? Да нет, чуть ли не на следующий день после свадьбы. А ведь я столько ошибок делаю! И, что хуже всего, – ошибаюсь в людях. Вон, Мехлиса чуть не убрал, Георгиу-Дежа, наоборот, сразу нельзя было пускать руководить республикой. В Жданове прилично ошибся. Идеолог партии… Надо его снимать и подальше гнать. Пытается давить инициативу частных предпринимателей на корню. Не нравятся ему, видите ли, наши перемены. А с часовыми заводами как я лопухнулся? Хорошо, Лаврентий Павлович меня тогда на следующий день поправил. Ведь это в первую очередь подготовка кадров для высокоточного массового производства. Плюс мы же должны имидж наших структур поднимать. Ну как же в Советской армии без «Командирских» часов? В Аэрофлоте без «Полета»? Да и «Чайка» в Угличе никак лишней не будет. Н-да, многому мне еще надо научиться. Век живи – век учись. Похоже, мне предстоит буквально действовать по этой поговорке. Почти семь десятков лет там и сколько еще предстоит здесь?

Наконец-то фен выключен, и его вилка выдернута из розетки.

– Васенька, а то, что в войне победили, это чья заслуга? – смотрит своими невинными красивыми пронзительно-синими глазками, а в интонации явная хитринка.

– Странный вопрос. Конечно, основная заслуга – народа.

– А кто народом руководил? Кто сделал все необходимое? – Интересно, когда это она успела верхние пуговицы на халатике расстегнуть?

– Ну, так это еще отец все подготовил, – отвечаю, не отрывая взгляда от ее груди. Уж больно заманчивый вид открывается, – я-то здесь мало что успел сделать.

– А там? Только вот мне не говори, что ты к нашей общей победе никакого отношения не имеешь.

– Там? Может быть. А здесь мною еще очень мало сделано. Ну разве что Британию не разрешил бомбить. Осуществляю, так сказать, вместе с товарищами общее руководство. Все равно побеждает народ, вся держава, а никак не руководитель. Но, с другой стороны… Как еще можно возглавлять наш огромный Советский Союз, если не отождествлять себя со своим народом?

Н-да. А под халатиком-то у нас ничего нет! Хорошо видны налитые груди с яркими вишенками сосков. Галка ведь специально, стоя передо мной, наклоняется, якобы ей так удобнее укладывая свои волосы. Нет, сначала – желания женщины, разговоры потом. В первую очередь я расстегну все пуговицы и пройдусь губами сверху донизу. Животик у нас еще почти плоский. Халатик долой! Я немного полюбуюсь своей милой, ее точеной фигуркой, а уже потом…

Проводить военный парад седьмого ноября я запретил. Только мирная демонстрация трудящихся. Стою теперь на трибуне Мавзолея и помахиваю рукой, изображая бурную радость. Вот закончится Вторая мировая война или, как ее здесь у нас называют, Великая Освободительная, тогда и будем праздновать. Вообще – не вижу смысла отмечать день революции, которая привела к кровавой Гражданской. Сколько жизней потеряла держава – это же с ума сойти можно! Впрочем, резко порядки менять нельзя. Все нужно делать постепенно и вовремя. Интересно, в том мире для меня главным праздником в году был день Победы. Ну, на Новый год с друзьями посидеть было неплохо. С семьей там, увы, не сложилось. День рождения? В детстве это, конечно, был главный праздник. Но с годами… Нет, там в последнее время я этот день не очень-то и любил, скорее, наоборот. Становился все ближе и ближе закат жизни – время, когда ты уже ничего не сможешь сделать ни для своей Родины, ни для немногих, увы, своих близких. Если вообще не станешь для них обузой. Там я до этого, слава богу (вот привязалась Васькина присказка! Ну неверующий я!) не дожил. А здесь? Здесь ко мне вернулась молодость. И день рождения я жду. Не столько свой, сколько Галинкин. Ведь делать подарки – это так приятно! У сестренки тоже день варенья – так я его называл в далеком детстве того мира – в феврале. У Егора в апреле, у Лаврентия Павловича в марте. У меня тоже. Мартовский кот, как иногда шутит жена. А отцу в декабре исполнилось бы шестьдесят один. Как мало он прожил… Вот кого надо прославлять, а то несут мои огромные портреты со всем иконостасом. А ведь страну создал отец, никак не я. О! Идея. Сделать день рождения папы государственным праздником – днем Державы. Плюсов полно! От меня внимание хоть немного отвлечь, пусть отца восхваляют, он заслужил. От седьмого ноября оттащить военный парад – акценты в мозгах сразу переключатся. Надо будет с Берией обсудить, ему виднее. Все-таки опыта публичного политика у меня маловато. Ух, какой красивый портрет Егора несут. Уже с четырьмя звездами вдоль погона. Когда узнали? Я же решение только вчера подписал. Вот у кого наград полно, и все честно заслуженные, не то что у меня. Сбивать самолеты противника – это работа летчика-истребителя. А вот разрабатывать, руководить и даже лично принимать участие в боевых операциях – это во много раз сложнее. Да и как организатор Синельников молодец. Развернулся он здорово. Притом – отличный профессионал в своем деле. Вот кто у нас публичный политик! Речи толкать научился, как Цицерон. А уж народ его любит… Не будь он женат на Светке, у его подъезда толпились бы девчонки со всего Советского Союза. Высокий (не то что я, мелкий. Причем, что в той, что в этой жизни), сильный, красивый. Ну, немного не лидер, как и маршал Берия. Но они оба исполнители, можно сказать, гениальные. Я за ними – как за каменной стеной. Каганович еще очень хорош. И как руководитель, и как публичный политик. Отнекивался вчера, речь праздничную произносить перед телекамерой сегодня не хотел. Ни фига, заставил я его. Надо вообще, к чертям, мне поменьше на экранах мелькать. А то будет культ личности. На хрен не надо…