Держава под зверем - Бриз Илья - Страница 23

Вася посмотрел на Мехлиса и неожиданно улыбнулся:

– Ну, куда же мы денемся, Лев Захарович? Ведь у нас сейчас вместе со сбежавшими от гитлеровцев больше пяти процентов населения – евреи.

– И мы с тобой, Лева, обязательно тогда в синагогу сходим, – решил подшутить над товарищем Каганович.

– А не пустят вас туда, Лазарь Моисеевич, – парировал за Мехлиса генерал-полковник Синельников, – вашими стараниями, если не сказать – молитвами, там, – Егор улыбнулся и показал рукой вниз, на паркетный пол кабинета, – под землей для метро столько дырок наверчено, что это, скорее, ближе к дьяволу, а никак не к Богу.

Хохотали все. У Берии свалилось с переносицы пенсне. Он еле успел поймать его над самым столом. Тонко и звонко смеялся Андрей Громыко. Мехлис хохотал, держась рукой за грудь около сердца. Каганович заливисто хохотал, поставив локти на стол и уперев свой большой лоб с намечающимися залысинами в ладони. Вася Сталин смеялся, не замечая, что пепел с его сигареты сыпется прямо на зеленую скатерть стола. Даже Жданов заулыбался. Но перекрывал всех гулкий бас Егора Синельникова.

Чем хороший солдат отличается от плохого? Выучкой-умением? Да. Знаниями? Несомненно. Способностью быстро ориентироваться в обстановке? И это тоже. Но самое главное – хороший солдат знает, за что он воюет! Советские бойцы это, самое главное, знали – они воюют за Родину!

Стремительный танковый прорыв из Болгарии, внезапно вошедшие в бухту Золотой Рог два линкорa и пять эсминцев со множеством ракетных и торпедных катеров, воздушный десант в пять утра и висящие над Стамбулом многие сотни советских самолетов, мгновенно подавляющие бомбами и пушками любую попытку сопротивления лишили даже самых оптимистически настроенных турецких военных всех надежд удержать европейскую часть города. Моральной способности противостоять Советской армии у турков не было. Они ведь и предположить не могли, что один из грозных линкоров, захваченный в первый день войны у итальянцев, назвать боеспособным можно было только с большой натяжкой. Нет, технически он был абсолютно исправен. Но вот освоить его советские моряки еще не успели. Впрочем, вся остальная техника и сами советские воины были полностью готовы к боевым действиям. Десантники большими группами прохаживались по городу, с улыбочками отбирали у солдат противника оружие, похлопывали по плечу и шли дальше. А с севера вслед за танками но шоссейным дорогам колоннами шли и шли БМП, бронетранспортеры и грузовики с мотопехотой.

Срочное заседание правительства в Анкаре только выявило, что противопоставить Советскому Союзу Турецкая Республика практически ничего не может. Они сами совершили ошибку, под давлением Германии, Англии и Франции без объявления войны напав на Советы. Потеряв шестнадцатого июня большую часть своей недостаточно современной авиации и практически весь флот, Турция была обречена. Был бы жив Ататюрк, может быть, они и не ввязались бы в эту, казавшуюся тогда беспроигрышной войну. Теперь же противопоставить СССР было нечего. Помощи от союзников по фашистской коалиции ждать было нельзя. Британцы были далеко и практически заперты на своем острове. При любых попытках выйти со своих баз английские корабли знакомились со средствами акустического самонаведения новейших советских торпед. Вероятно, знакомство такого рода им не понравилось, так как все выходы в море боевых кораблей быстро прекратились. Впрочем, мирные суда тоже вынуждены были отстаиваться в своих портах. Проскользнуть незамеченными мимо советских моряков и летчиков было невозможно. Французы вышли из коалиции и заявили о своем нейтралитете. Немцы спешно собирали новую армию вместо плененной русскими. У Италии, потерявшей большую часть флота, тоже хватало собственных проблем. В то же время Советы по радио предлагали капитуляцию, обещая не убивать не только мирных граждан, но и военных, сложивших оружие. Выхода не было, и председатель правительства Махмуд Рефик Сайдам выехал в европейскую часть Турции, в Стамбул, приготовив большой белый флаг из собственной шелковой простыни. А Мустафа Исмет Инёню, соратник и преемник Ататюрка на посту президента республики, только сейчас осознавший всю глубину совершенной ошибки, пустил себе пулю в висок. Он знал, что ему никогда не простят геноцида армян и резню греков в Смирне двадцать второго года.

– Вася, ты работаешь на износ! Надо ведь и отдыхать иногда. Лаврентий Павлович, ну хоть вы ему скажите! – Синельников отчаянно взмахнул рукой в моем направлении.

– Егор, ну ты же знаешь, ничего со мной не сделается, – я усмехнулся.

Выгонят из кабинета, так я и в кремлевской квартире могу с документами разбираться, и на Ближней даче. Все равно мне делать больше нечего. Не телевизор же смотреть с пятью программами? Все, что там могут сказать и показать, я и так уже знаю. Книги читать? Так история здесь еще не настолько разошлась с тем миром, чтобы что-то новое хорошее написали. Читать старое неинтересно. Я и так все помню. Не все читал? Да, конечно, но вот дамские романы все равно читать не буду. Не хочу. Что остается? Работать! Потому что это нужно и это интересно.

– А дело не в физической усталости, Василий, а в моральной, – это уже тяжелая артиллерия – маршал Берия. – Ты, друг мой, когда последний раз шашлык готовил? С друзьями рюмку-две пил? Театр посещал?

Во, пристали! А может, и правда в Зубалово сгонять? Нет. Лучше куда-нибудь на природу – рыбку половить, у костра посидеть…

– Уговорили, сдаюсь, – я шутливо поднял руки вверх, – Егор, Лаврентий Павлович, поехали завтра на свежий воздух?

– Я, увы, не могу, – с сожалением ответил Берия, – вечером в Ленинград вылетаю. Там на утро совещание по ЛАЭС[21] назначено. Людей я уже предупредил, они готовятся. Неудобно получится, если сам не приеду.

Я взглянул на Синельникова.

– Без вопросов, – немедленно откликнулся тот, – Светку берем?

– А ты хочешь ее оставить в городе? – подколол я друга.

Генерал-полковник насупился. Мы с маршалом переглянулись и рассмеялись.

– И это глава нашей секретной службы! – теперь уже Берия показал рукой на Егора. – У тебя же на лице все написано. И как же ты государственные секреты хранишь?

– Сегодня пилотирую я, – заявил Синельников, выгоняя водителя и охранника с передних сидений «Паккарда».

– Егор, а давай мы твоих церберов из «девятки» здесь оставим? – предложил я. – Куда мы едем, никто не знает. Значит, запланированной акции против нас быть не может. А с любыми случайностями как-нибудь разберемся. Ну, если хочешь, возьми в машину пару «калашей» с подствольниками. Пусть лежат.

Синельников с сомнением посмотрел на меня, потом все-таки кивнул, вышел из машины и отдал приказ. Майор, командовавший группой охраны, что-то недовольно пробурчал, но подчинился. Правда, только после того, как генерал-полковник прямо на капоте написал несколько строк в блокноте майора.

– Куда? – спросил Егор и оглянулся посмотреть, как на широком заднем сиденье сопит в две дырочки Светлана, прикрытая теплым пледом. Машину он вел плавно, без резких торможений, чтобы, упаси боже, не потревожить сладкий утренний сон своей любимой.

– А давай по Рублево-Успенскому, – предложил я, тоже посмотрев на сестру. Перевел взгляд на друга и улыбнулся, – там по настроению – или свернем куда-нибудь, или в Зубалово махнем.

– Вот чего вы, товарищ полковник, лыбитесь? – напряженно задал вопрос Синельников, не отводя взгляда от дороги.

– Дурак ты, Егор. Я уже настолько вжился, что чувствую себя именно нынешним подполковником. А улыбаюсь?… – Черт! Вот кому надо отдыхать, Синельникову, никак не мне. Ладно, сейчас я его чуть-чуть взбодрю: – Люблю я. Люблю Светку и тебя, дурака. Москву нашу – ничуть не меньше, чем тогда и там – родной Питер. Ты сам посмотри вокруг. Идет война с фашистами, а люди вокруг веселые. Потому что похоронок почти нет. Потому что с каждым днем лучше живется. А ведь во всем этом есть и наша с тобой заслуга. И главное тут – это не промышленность, не новое оружие. Главное – удалось сломать ту атмосферу недоверия, которая была в обществе. Людям стало легче жить морально. Они поверили в себя и в страну. Поверили в свой завтрашний день, что у них в будущем все будет не просто хорошо, а отлично. Вот именно поэтому мы сейчас и побеждаем. Бьем фашистов в хвост и в гриву!