В тупике - Сименон Жорж - Страница 9

Никто вечером не мог бы рассказать во всех подробностях о событиях этого дня. Да никто и не захотел бы рассказывать. Драма складывалась из таких слов, жестов, взаимоотношений, которых потом стыдятся больше, чем преступления.

Прежде всего, сцена в гостиной… Эдна вне себя тащит Владимира к дверям дома… А кругом, весь день, до самого вечера, властвуют солнце, весна, какой-то особенный воздух, словно над небом и землей пропел рожок, мгновенно вернув к жизни цветы, лужайки и море.

Во всем чувствовалась Пасха, и казалось, вот-вот появятся на улице девочки и мальчики, идущие к первому причастию.

— Она наговорила мне такие чудовищные вещи, Владимир!

Бывает так, что, узнав о смерти близкого человека, женщина на мгновение забывает о том, как она выглядит, забывает о самоуважении и плачет с искаженным лицом, пока наконец, сморкаясь, не постарается это сделать хоть чуть-чуть эстетичней.

Но ни Эдна, ни кто-либо из живущих в доме уже ни о какой эстетике не думали.

— Она меня даже шлюхой обозвала… — Дыхание Эдны сбивалось, она мяла в руках платочек.

Открылась дверь гостиной. Появились граф де Ламотт и Жожо. Садовник, поднявшись задолго до обитателей виллы, заполнил все вазы цветами, полагая, что день будет такой, как обычно.

— Входите, Владимир! — четко произнес Ламотт. — Не мешай мне говорить, Эдна…

Он хотел держаться с достоинством и решительностью. У него были тонкие усики, но, на его беду, в это утро один ус обвис.

— У меня есть два свидетеля, следовательно, я могу подать в суд…

— Она нас попрекала тем, что мы у нее ели… Она даже заявила, что я с вами спала, Владимир! Ну скажите сейчас, при моем женихе, — разве это правда?

В голосе ее звучали драматические нотки. А ведь это и впрямь было правдой! Не совсем, но почти что. Однажды вечером, когда все перепились, они лежали вдвоем на диване, в полутьме…

— Клянусь!

— Я верю вам, Владимир, — нервно произнес граф. — Но согласитесь, я буду требовать извинений. Она заперлась вон в той комнате…

Он указал на дверь в будуар, служивший кабинетом. Граф заговорил громче:

— Она, конечно, по своему обычаю, подслушивает под дверью, но я-то как раз хочу, чтобы она слышала…

Жожо ничего не говорила и только лихорадочно вертела в руках платок. Она была в пижаме, поверх которой набросила пальто, и время от времени прикрывала грудь отворотами.

— А что именно произошло? — спросил наконец Владимир.

— Да мы толком едва смогли понять… Она ворвалась как фурия в наши спальни с криком, что у нее украли бриллиант ценой в пятьсот тысяч франков… Перевернула все ящики, шарила в них…

— Я требую, чтобы позвали комиссара полиции! — повторял граф.

— Я тоже!

— Пусть расследуют…

Внезапно приоткрылась дверь маленькой гостиной, Жанна Папелье заглянула в комнату и спросила:

— Владимир приехал?

Потом увидела его, вошла и обратилась к нему по-русски.

— У меня украли бриллиант, — объяснила она. — Я всем велела остаться здесь. Правильно я сделала, Владимир? А все они как заорут!..

Она посмотрела Эдне прямо в глаза.

— Что я нашла у тебя в ящике?

— Я его не брала… — пробормотала Эдна.

— Тебе легко говорить, воровка! А как в твоих вещах оказалась моя золотая зажигалка? Собиралась отдать ее мне, скажешь? А я-то еще только на прошлой неделе подарила тебе кольцо с опалом!

Эдна взглянула на свою руку, сорвала с пальца кольцо и бросила на пол.

— Забирайте! Мне его не надо!

— Нет уж, спасибо! Получила, так носи! Жанна подобрала с пола кольцо и положила на стол перед шведкой.

— Слыхала? Я не возьму его. И вот что я тебе скажу: я тебе его и подарила-то потому, что опал приносит несчастье…

— Владимир считает, что надо позвать полицию.

— Правда, Владимир?

— Я? Ничего такого я не говорил…

— Видишь, что у меня за гости? Утром просыпаюсь в чудном настроении, думаю — вот будем весь день жариться на солнышке на палубе… Открываю шкатулку — и вижу…

— По-моему, все же не стоило нас-то подозревать… — вздохнула Жожо.

— А ты молчи! Тебе вообще следует помалкивать. Если я вздумаю тебя прогнать, мне еще придется твой билет оплатить…

Лица у всех были перекошены. Глаза бегали. Владимир заметил, что Эдна, будто машинально, взяла со стола опаловое кольцо, но еще боялась надеть его на палец.

— Я обыскала комнату Дезирэ и всех слуг. Что ж, я не имею права обыскать моих гостей?

— Разные люди тут входят и выходят, — намекнула Жожо, глядя в окно.

— Куда, ко мне в спальню?

— Правильно, — подхватил Владимир. — Поэтому я хочу, чтобы осмотрели также наши каюты на яхте…

Каждый играл какую-то роль. Каждый преувеличивал возмущение или самоуверенность точно так же, как Жанна Папелье преувеличивала свою грубость.

— И я-то еще этих людей кормила, содержала!

— Больше вам кормить нас не придется, — высокомерно заявил граф де Ламотт.

— А ты не строй из себя умника! Еще вчера ты чуть не втянул меня в какое-то темное дело с кино, благо я была пьяной… Так как же, Владимир?

Ее голос менялся, когда она обращалась к нему. В ее негодовании намечалась некая пауза.

— Ты действительно думаешь, что надо отправиться на яхту?

— Я хочу, чтобы с нас было снято подозрение, — ответил он.

— Ты приехал на машине?

Машина стояла перед гаражом, поблескивая на фоне его темного прямоугольника.

Все втиснулись в автомобиль. Жанна уселась рядом с Дезирэ, избегая соприкосновения со своими гостями.

На улицах Канна они не увидели детей, идущих к первому причастию, зато полно было мужчин в белых брюках, женщин в легких платьях, молоденьких цветочниц, пританцовывающих на перекрестках. Автобусы были переполнены. Жители высыпали из домов и разгуливали по берегу, поглядывая на море, усеянное сотнями маленьких парусов.

— Ну а ты что думаешь об Эдне? — спросила по дороге Жанна у Дезирэ.

— Не знаю.

— По-моему, она чем-то больна. Вот уже два года, как она помолвлена с Ламоттом, а я знаю, что она не спит с ним. Мне сдается, что она не может, что-то у нее не так устроено, как у других. Надо будет Владимира спросить… Он-то, должно быть, пытался, уж я его хорошо знаю!