В случае беды - Сименон Жорж - Страница 12

Он помолчал и спросил:

— Здесь с вами ваша законная?

И когда я ответил «да», продолжал:

— Не доверяю людям с неупорядоченной жизнью. Итак, перехожу к делу. У меня нет никаких осложнений с правосудием, и я не желаю их иметь. Тем не менее у меня есть нужда в самом лучшем адвокате, какой мне только по карману, и, возможно, им-то вы и станете. Я не владею ни магазинами, ни конторами, ни заводами, ни патентами» но ворочаю крупными делами, куда более крупными, чем у большинства господ владельцев собственных особняков.

В его словах слышалась известная агрессивность, словно он опровергал ими убожество своей внешности и костюма.

— Как адвокат вы не имеете права разглашать то, что вам доверят, и я могу играть в открытую. Вы слышали о торговле золотом. С тех пор как паритет валют колеблется почти ежедневно, а деньги в большинстве стран ходят по принудительному курсу, переброска золота из одного места в другое приносит крупные прибыли, а границы, через которые его надо перевозить, меняются соответственно колебанию курсам. Время от времени газеты сообщают о задержании перевозчика в Модане, Онуа, на судне, прибывшем из Дувра, или где-нибудь еще. Цепочку обычно далеко не разматывают, но это может произойти. Так вот, в конце цепочки — я.

Он закурил сигарету «Голуад» и помолчал, глядя на круги, прочерчиваемые на поверхности воды.

— Я изучил вопрос, не так» конечно, как опытный юрист, но достаточно, чтобы вообразить, что существуют законные способы избежать неприятностей. В моем распоряжении две экспортно-импортные компании и столько агентств за границей, сколько мне требуется. Я покупаю ваши услуги на год. Я отниму лишь малую часть вашего времени, и вы вольны защищать в суде кого вам заблагорассудится. Перед каждой операцией я буду консультироваться с вами, а ваша забота придумать, как сделать ее безопасной.

Он повернулся ко мне в первый раз после нашего ухода из гостиницы и проронил:

— Это все.

Я побагровел, и кулаки у меня сжались от бешенства. Я уже собирался открыть рот, и негодование мое, несомненно, проявилось бы очень бурно, но, заметив такую реакцию, он негромко добавил:

— Увидимся вечером. Посоветуйтесь с женой.

В номер к себе я вернулся не сразу, решив походить, чтобы успокоить нервы. В гостинице был час аперитива, и у стойки толпилось слишком много народу, чтобы нам с Вивианой удалось там поговорить.

— Ты один? — удивилась она.

На улице посвежело, стало влажно. Я увел жену в нашу комнату, по-деревенски оклеенную обоями в цветочек. говорил я тихо: мы слышали голоса пьющих, и нас тоже могли услышать.

— Он расстался со мной на бечевнике, предупредив, что придет за ответом вечером, когда я введу тебя в курс дела.

— За каким ответом?

Я повторил ей его слова и увидел, что она никак не отреагировала.

— Неожиданно, правда?

— Ты понимаешь, чего он от меня хочет?

— Советов, как обойти закон.

— Так в большинстве случае» обстоит дело и советами, которых — ждут от адвоката, или я ничего в этом не смыслю.

Решив, что она не отдает себе отчета в сути дела, я принялся расставлять точки над «I», но Вивиана осталась невозмутима.

— Сколько он предложил?

— Цифру не назвал.

— А ведь от нее все зависит. Ты понимаешь, Люсьен, что это означает конец нашим трудностям и что любо» адвокат-юрисконсульт крупной компании занимается точно такой же работой.

Она забыла, что говорить нужно тихо.

— Тес!

— Ты не сказал ничего такого, что помешало бы ему вернуться?

— Я рта не раскрыл.

— Как его зовут?

— Не знаю.

Сегодня это мне известно. Его зовут Жозеф Бокка, хотя и спустя столько лет я не уверен, что это его настоящее имя, равно как не берусь судить, какой он национальности. Помимо особняка в Париже и ферм, разбросанных по всей Франции, он приобрел великолепное поместье в Ментоне на Лазурном берегу, где живет часть года и куда приглашал нас погостить сколько вздумается.

Теперь это человек заметный, потому что состояние, сколоченное им на торговле золотом, позволило ему стать владельцем текстильных предприятий с филиалами в Италии и Греции; есть у него интересы и в различных других областях. В понедельник, когда меня посетил южноамериканский посол, я не удивился, узнав, что Бокка имеет отношение и к поставкам оружия.

Я все еще мечтал стать выдающимся юристом.

— Не торопись ответить вечером категорическим «нет — вот единственное, о чем я прошу.

Вернулся он примерно в половине девятого, к концу обеда. Мы пошли прогуляться в темноте, и я тут же выпалил «да», чтобы не успеть передумать, и еще потому, что он не оставил» мне выбора.

Все или ничего.

Цифру он назвал.

— На неделе я пришлю к вам своего служащего, некоего Кутеля, который и объяснит вам, каков принятый нами план операции. Изучите вопрос на свежую голову, а когда найдете решение, позвоните.

Вручил он мне не визитную карточку, а клочок бумаги с именем и фамилией Жозефа Бокка, номер телефона в квартале Лувра и адрес дома на улице Кокийер.

Из любопытства я сходил взглянуть на это здание с грязными лестницами и коридорами, где располагались, судя по эмалированным табличкам на дверях, представители и учреждения самых различных профессий: массажистка, школа стенографии, контора по найму, профессиональная газета мясников.

И, наконец, «Комиссионно-экспортные операции».

Я предпочел не заходить туда и дожидаться визита вышеупомянутого Кутеля у себя в конторе. Потом мы были знакомы много лет, он часто бывал у меня, а в последний раз сообщил, что уходит на пенсию и уезжает на виллу, которую построил себе на скале под Феканом.

Вивиана не давила на меня. Я действовал по собственному разумению. Теперь я жалею, что так углубился в прошлое: в этом досье я намерен заниматься не былым, а настоящим.

Считается, что они объясняют друг друга, но я не решаюсь в это поверить.

Сейчас два часа ночи. Вопреки прогнозам бюро погоды, ветер снова ураганный, и я слышу, как у нас на верхнем этаже опять хлопает ставня. На улице Жакоб, вероятно, жарко до удушья, половина толпящихся там людей раз по десять на неделе встречаются на генеральных репетициях, коктейлях, благотворительных базарах и более или менее официальных церемониях.

Допускаю, хоть и не верю в запоздалые призвания, что у Мари Лу есть талант. Вчера за обедом она сказала мне, что ей хочется написать мой портрет, потому как лицо у меня «дышит мощью», и Ланье, который слышал ее слова, улыбнулся, медленно выдохнув сигаретный дым.

Он — величина и прибегает ко мне всякий раз, когда против его газет выдвигается обвинение в диффамации. Зато никогда не просит меня представлять его по гражданским делам, а им у него нет конца. Оно и понятно: Ланье, как и другие, ценит во мне «большую глотку», способную добиться нужного вердикта ораторским блеском и темпераментом, неистовством и коварством атак и контратак, но никогда не пошлет меня выступать перед холодными судьями палаты по гражданским делам.

Не связан ли он с Бокка? Вероятно, да. Не нужно особенно долго заниматься моим ремеслом, чтобы усвоить, что на определенной высоте социальной пирамиды остается лишь немного таких, кто делит между собой власть, богатство и женщин.

Я силюсь не думать об Иветте и каждые пять минут спрашиваю себя, чем сейчас «они» занимаются. Пошли в дешевый дансинг — она обожает такие заведения, где я, несмотря ни на что, был бы не к месту? Или предпочли народную танцульку на Монмартре, где собираются машинистки и продавцы универмагов?

Завтра, если я спрошу, она мне это скажет. Или, может быть, они едят кислую капусту в пивной?

А может, уже вернулись?

Я с нетерпением жду возвращения жены, чтобы пойти лечь спать. Думаю о мэтре Андрие, который, может быть, так же вот ждал у себя в кабинете, где по привычке начиная с осени сидел спиной к горящему камину.

Я не собираюсь ни ехать в Швейцарию, ни идти на прогулку в горы. Мы с ним — разные случаи. В мире все по-разному. Две жизни, две ситуации никогда не бывают одинаковы, но мысль об особой отмеченности некой печатью становится у меня все навязчивей.