В доме напротив - Сименон Жорж - Страница 8

— Дай спички!

Он взял со стола коробок. Огонек заплясал, как только что плясал в доме напротив. Они облокотились на подоконник, как та пара.

Время шло. Музыка в баре стихла, шагов уже не было слышно.

Прошел, быть может, час, и первые крупные капли дождя упали на землю. Только тогда Колины отошли от окна. Оно закрылось. Капля дождя попала на руку Неджлы, она спросила, вздохнув:

— Разве тебе не смешно, что они из ГПУ? В доме напротив виднелось только темное окно, а за ним — тонкий, бледный рисунок занавески.

Глава 4

Когда он впервые встретил Соню среди ленивого потока гуляющей толпы, она шла под руку с двумя подругами — одна в голубом, другая в белом, обе без чулок, с распущенными волосами. Должно быть, Соня сделала им какой-то знак, только они уже издалека смотрели на него в упор, но не со смехом, как это часто делали другие прохожие, а с серьезным любопытством.

Адиль бей прошел мимо и не решился обернуться. Только-только кончился дождь, и заходящее солнце успело позолотить лужи. Весь город, как всегда по вечерам, вышел на набережную, и все прогуливались по ней туда и обратно, так что через несколько минут встречались одни и те же лица. Молодой человек с велосипедом был тут, как всегда, и осторожно пробирался сквозь толпу, усадив все ту же девушку на раму.

Увидав издалека Соню и ее подруг, Адиль бей подумал: не о нем ли у них идет разговор? Но он был еще довольно далеко от девушек, когда к ним подошел молодой человек в рубашке с открытым воротом и пожал им руки.

Четверка остановилась среди потока гуляющих, образовав неподвижный островок. Адиль бей же остановиться не мог; обернувшись, он заметил, что все стоят на том же месте. Молодой человек смеялся и обращался преимущественно к Соне, а не к ее подругам.

Еще вчера Адиль бей не придал бы этому значения, но утром произошло что-то совсем незначительное, оставившее, однако, некий след.

Когда, часов около восьми, Неджла Амар взглянула на залитое дождем окно, она только сказала со вздохом:

— Свари мне кофе.

Еле сдерживая нетерпение, Адиль бей приготовил кофе. Он поглядывал на часы, все еще не теряя надежды. Увы! В девять часов пришла Соня, а персиянка все еще была тут и готовилась опять погрузиться в сон. Секретарша, как всегда, принесла покупки и хотела пройти на кухню, но Адиль бей, пряча глаза, стал у нее на дороге.

— Дайте, я сам отнесу.

Все утро прошло под знаком неловкости и стеснения. Выслушивая посетителей, Адиль бей ловил звуки, доносившиеся из спальни, и искал предлог, чтобы туда сходить.

— У тебя почитать ничего не найдется? — Неджла лениво блаженствовала в теплой постели. Она и не думала уходить. А в кабинете странный маленький человечек, грязный, заросший бородой, изрезанный шрамами, терпеливо рассказывал о себе, но внимательно слушала его только Соня.

Это был настоящий турок, родившийся в Скутари. Во время войны он попал в плен к русским, его отправили в Сибирь, где он, как и другие пленные, работал в поле вместе с крестьянами. Там он и женился. Теперь его дочери было уже семнадцать. И вот, внезапно после всех этих лет он отправился в путь, без денег, без документов. Он стоял, глядя прямо в лицо Адиль бею, и настойчиво повторял: “Я хочу вернуться домой. Я хочу повидать мою первую жену и остальных детей”.

Он упорно стоял на своем и злился, когда ему объясняли, что это будет тянуться долго, а может быть, ничего и не получится. Наконец Соня потеряла терпение и выпроводила его. Дождь все продолжался. Как всегда в Батуме, с неба низвергался тропический ливень и на улицу выйти было невозможно.

— Вы должны уйти, — повторял тем не менее Адиль бей, обращаясь к Неджле.

Больше ни о чем он не мог думать. Его охватывал ужас, когда он вспоминал, что она там, в спальне.

— Слушайте! Я пошлю мою секретаршу в город, а тем временем…

В полдень он сказал Соне:

— Снесите на почту это письмо.

Она взглянула на него, молча поднялась с места, надела шляпку, положила письмо в сумочку. Когда она четверть часа спустя вернулась, Адиль бей как раз вышел из спальни и увидел, что девушка вся промокла, волосы обвисли, платье облепило тело, как птичьи перья. Она смотрела на него спокойно. И как раз когда он пытался придумать, что бы ей такое сказать, дверь спальни открылась и растрепанная г-жа Амар спросила:

— Адиль, где гребенка?

Соня даже не улыбнулась. Она уже сидела на месте и продолжала работу…

Вот и все. Теперь после очередного поворота возле Ленина Адиль бей поискал глазами знакомую группу. Но ее там уже не было. Зато он увидел Сониных подруг в обществе двух молодых людей.

Солнце угасало в мелких лужах и в гигантской луже моря. В баре для иностранцев, где Адиль бей еще ни разу не был, заиграл джаз.

— Интересно там? — спросил он как-то свою секретаршу и получил в ответ презрительную гримасу.

Он в третий раз прошел набережную, но ее не встретил. Случайно взглянув на большое здание, где размещались профсоюзы и клубы, он увидел ее с тем самым молодым человеком в окне второго этажа.

Они будто вознеслись над толпой и над бухтой. Это было видно по светлым Сониным глазам, рассеянно устремленным вдаль. Парень наклонился к ней, что-то говорил, а она слушала, не глядя на него и даже, возможно, не разбирая слов, но по лицу было видно, что ей очень хорошо.

Яркий сурик грузовых судов, стоящих на рейде, ложился на воду длинными красными полосами. Ночью пришел греческий парусник, и три его мачты вырисовывались на зелени гор.

Толпа шла двумя потоками. Под ровный шум шаркающих ног Адиль бей бросал на людей быстрые взгляды исподлобья, как будто они внушали ему страх.

Остальной город был пуст. На набережную, тут и там, вливались улочки, грязные и черные, как сточные канавы. От перерабатывающего завода тянуло запахом нефти. Все это было миром нефти — молодые люди, девушки, бритые головы, распахнутые рубашки. Рабочие, обсуждавшие что-то в помещении первого этажа, следили глазами за указкой, которой выступавший водил по сине-красной диаграмме — диаграмме добычи нефти!

Высокий парень со своей подружкой не случайно сумел купить велосипед — он, должно быть, специалист.

Адиль бей попытался как-то поесть в ресторане, куда Соня послала его с запиской, написанной по-русски. Стены там были выбелены, как в учреждениях. Столы из некрашеного дерева. Люди сидели и ели молча, поставив на стол голые локти; казалось, будто они работают: суп, немного мелко нарезанного мяса с овсяной кашей, кусок черного хлеба. Девушка на лету пересчитывала подаваемые на стол тарелки. Другая нанизывала на железный наконечник зеленые чеки, которые ей отдавали официанты. Еще какие-то девушки, должно быть, работали на кухне.

Адиль бей не понимал этого, как не понимал их прогулок по набережной. Ему стало бы легче, если бы он увидел людей, играющих перед домом в триктрак, или даже старика, курящего наргиле.

Но стариков тут вовсе не было. Или, вернее, они походили на посетителей консульства. Если они шли еще вместе с толпой, то уже полностью утратили с ней связь. Жалкими призраками брели они мимо, и казалось, никто их не замечает, а если кто-нибудь из них падал, его обходили, как ненужную вещь.

Еще два, а то и три раза прошел он набережную во всю ее длину, потом настала ночь. В Доме профсоюзов осветились почти все окна. Кто-то наигрывал гаммы на саксофоне.

Соня по-прежнему стояла на том же месте, а молодой человек что-то ей нашептывал.

Теперь Адиль бей уже знал: во всем городе, в каждом доме, в каждой комнате жила семья, а то и две, не говоря о “кулаках” и детях “кулаков”, которые ночевали под открытым небом. По утрам у дверей кооперативов выстраивались хвосты, пока не появлялось объявление, что кончилась картошка, или мука, или крахмал.