Отрава - Макбейн Эд - Страница 7

– Это тоже уже какие-то отношения, разве нет? – спросил Уиллис.

– Я называю это дружбой.

– Мэрилин тоже это так называет?

– Мне хочется надеяться, что она считает меня своим очень близким другом.

– А вы знакомы с другими ее друзьями?

– Нет.

– Никогда с ними не встречались?

– Нет.

– И не знаете человека по имени Чип Эндикотт?

– Нет.

– Бэзил Холландер?

– Нет.

– А ее отец? Вы когда-нибудь видели его?

– Нет.

– Вы знаете его имя?

– По-моему Джесси. Или Джошуа. А может быть, и Джейсон. Я точно не знаю.

– А вы не знаете, где именно в Техасе он проживает?

– Хьюстон, по-моему. Или Даллас. Или Сан Антонио. Я точно не знаю.

– Мистер Райли, а где вы останавливаетесь, когда приезжаете в Сноуфолк?

– Небольшая гостиница «Саммит Лодж». Если будете проверять, могу дать вам номер телефона.

– Буду вам очень благодарен.

– Так, значит, это все-таки не самоубийство, а? – произнес Райли. – Самое настоящее убийство, простое и немудреное.

Уиллис ничего не ответил.

Он не думал, что это убийство является таким уж простым и немудреным.

Вице-президент, курирующий маркетинг в фирме «Истек Системз».

Можно было представить себе гигантскую корпорацию вроде «IBM» или «Дженерал Моторз». Можно было представить огромный кабинет, завешанный всевозможными картами областей, где цветными булавками обозначилось наличие продавцов на каждом участке.

Это уж точно.

В городе, где мусорщик назывался «оператор по санитарной обработке», а проститутка считалась «консультантом-сексологом», Джерри МакКеннон был вице-президентом по маркетингу в какой-нибудь занюханной конторе.

Авеню Джей находилась в той части города, которую полицейские в честь алфавитных супов, производимых знаменитой фирмой, прозвали «Городом Кэмпбелла», впоследствии превратившегося просто в «Супницу». Улицы этого района, названные буквами алфавита, находились в центральной, но бедной части города и по неухоженности и нищете могли сравниться разве что с Калькуттой. Эти «алфавитные» улицы занимали приличную часть Айсолы и пересекали район с севера на юг от "А" и до "Д", где «Супница» упиралась в реку Дикс. На другой стороне реки виднелись дымящие трубы заводов Калм Пойнта.

В начале века этот непрезентабельный район был заселен иммигрантами, ринувшимися в Америку за валяющимся под ногами золотом. Вместо золота они, однако, нашли лишь конский навоз, в изобилии устилавший мостовые. Однако сильное желание добиться успеха и выжить в этой стране заставило их передвигаться ближе к окраинам, где они расселялись в соответствии со страной своего происхождения, образуя что-то вроде гетто; таким образом появились окружающие город поселки вроде Риверхед, Калм Пойнт, Маджеста и Беттаун.

В сороковых и пятидесятых сюда хлынула новая волна иммигрантов, которые со временем стали добропорядочными гражданами Соединенных Штатов – они расселились в этом районе, и испанская речь сменилась еврейской, итальянской, польской, немецкой и русской. Пуэрториканцы, которые приехали в поисках того же самого золота, которое искали переселенцы предшествующих поколений, встретили здесь уже не кучи навоза, но жестокое предубеждение против всех испано-говорящих, связывая их с криминальным миром. В этом городе и раньше хватало предубеждений. Предубеждения против первых ирландцев, сбежавших от голодной смерти в своей стране, предубеждения против итальянцев, после того как вредители погубили их драгоценные виноградники, предубеждения против евреев, спасающихся от религиозного преследования, – и, разумеется, всегда под самыми разумными предлогами – против темнокожих, населявших трущобный район Дайамондбек на окраине города. Но нынешние предубеждения носили более глубокий характер, поскольку пуэрториканцы упорно не отказывались ни от своих национальных традиций, ни от своего языка.

И поэтому не мог не вызвать иронии тот факт, что сами пуэрториканцы яростно обрушились на хиппи, заселивших этот район в середине шестидесятых – начале семидесятых. И нередко тогда случалось, что покуривавшие травку молодые люди с недоумением наблюдали, как в их жилье врывается банда аборигенов «Супницы» (да, к тому времени они считали себя аборигенами, хотя другие американцы, разумеется, с этим никогда бы не согласились) и начинает грабить, – да, да, как бы оправдывая свою репутацию – насиловать, а иногда и убивать. «Мир», – говорили дети-цветы, «любовь» – говорили они, в то время как им проламывали черепа. Вскоре хиппи исчезли из этого района, однако в наследство оставили привычку к наркотикам, и теперь эти алфавитные улицы были местом, где хозяйничали торговцы запрещенным товаром всех мастей.

Фирма «Истек Системз» располагалась в обшарпанном здании в южной части авеню «Джей». Секретарша с жвачкой во рту и пилкой для ногтей в руках, взглянув на значок и удостоверение Кареллы с благоговением и страхом, нажала на кнопку на телефонном аппарате и затем сообщила, что мистер Грегорио тотчас же примет, его. Карелла прошел по коридору до дверей с пластмассовой табличкой «Ральф Грегори, президент». Постучал – пригласил мужской голос: «Войдите». Он отворил дверь и остановился на пороге. Зеленая металлическая мебель, шкафчики для папок, пыльные венецианские жалюзи на окнах, выходящих на улицу... Невысокий толстяк лет сорока с небольшим, сияя широкой улыбкой на румяном лице, поднялся из-за стола и протянул руку.

– Привет, земляк, – сказал он. – Чем могу помочь?

Карелла не любил, когда его называли земляком. Слишком много бандитов итальянского происхождения называли его так, как бы желая подчеркнуть общность их корней.

Он пожал протянутую руку.

– Мистер Грегорию, я детектив Карелла, восемьдесят седьмой участок.

– Прошу вас, садитесь, – пригласил Грегорио. – Вы ведь пришли из-за Джерри?

– Да.

– Это просто кошмар, ужас просто, – покачал головой Грегорию. – Я видел по телевизору, они сказали, что все произошло за полминуты? Ужасно, просто ужасно. Значит, он убил себя?

– Когда вы видели его в последний раз? – спросил Карелла, пропустив мимо ушей его вопрос.

– В пятницу. В пятницу во второй половине дня.

– Он не казался вам чем-то подавленным?

– Подавленным? Нет. Джерри? Подавленным? Нет, можете мне поверить, что это самоубийство явилось полной для меня неожиданностью.

– Если я не ошибаюсь, он начал работать у вас незадолго до Рождества?

– Да, это так. А как вы узнали? Думаю, у вас есть способы узнавать такие вещи, а, землячок? – подмигнул ему Грегорию.

– Он когда-либо казался вам расстроенным или подавленным? За эти последние три месяца?

– Нет. Он всегда улыбался. Он почти всегда напевал, ей-богу. Ведь настоящие певцы – это мы, правда, землячок? А Джерри был не то ирландцем, не то англичанином, черт его знает. Но он все время пел. Прямо-таки Паваротти в деле сигнальных систем. Знаете, мы продаем и устанавливаем сигнальные системы. Усложняем жизнь плохих людей. Чем-то даже помогаем и вам, – он снова подмигнул.

– Когда он ушел отсюда в пятницу?

– В половине шестого. Он был хорошим работником, Джерри. Иногда просиживал до шести или даже до семи. Понимаете, мы образовались недавно, но у нас прекрасные перспективы, и Джерри это понимал. Он отдавал нашей фирме всего себя. Ах, какой ужас!

– Он ничего не говорил о своих планах на выходные?

– Нет.

– Не говорил, куда собирается поехать, что делать?

– Нет.

– Он никогда не упоминал женщину по имени Мэрилин Холлис?

– Нет.

– Мистер Грегорио...

– Послушай, земляк, – с упреком проговорил Грегорио, широко разводя руки. – Ну что это за формальности? Зови меня просто Ральф.

– Благодарю вас, – сказал Карелла, откашлявшись. -

Так значит... Ральф... ты мне позволишь осмотреть кабинет мистера МакКеннона?

– Ну конечно, это чуть подальше по коридору. А что ты ищешь?

– Какую-нибудь зацепку.

Карелла искал еженедельник покойного и тут же нашел его на столе у МакКеннона.