Отрава - Макбейн Эд - Страница 37

Глава 14

– И что потом? – спросил Уиллис.

– Счастливый конец, – ответила она. – Я пробыла у Идальго чуть больше года. Однажды он позвал меня, протянул мне мой паспорт и сказал, что я могу идти, куда хочу.

– Как это?

Мэрилин пожала плечами.

– Возможно, я уже отработала все, что он заплатил за меня, чтобы вытащить из тюрьмы, не знаю. А может быть, действительно, был гуманистом.

– В жизни не встречал сутенера-гуманиста, – покачал головой Уиллис.

– Во всяком случае, я стала работать только на себя, пробыла в Буэнос-Айресе еще четыре года, откладывая каждое песо, и вернулась сюда с приличной суммой.

– Ты говорила мне, с двумя миллионами.

– Где-то так.

– Если разделить на четыре, получается пятьсот тысяч долларов в год.

– В Буэнос-Айресе полно богачей. Я брала по три сотни за раз. Умножь это на четыре-пять раз за ночь – получаются неплохие деньги.

Уиллис кивнул. Если она зарабатывала пятьсот в год при средней выручке в триста за визит, значит, она спала с более чем с полутора тысячами мужчин в год. Примерно тридцать – тридцать пять в неделю. Она же сказала – пять раз за ночь, и так – каждую неделю. И все четыре года.

– Думаешь о порче товара? – она будто читала его мысли.

Уиллис промолчал.

– Послушай, но то же самое делала девушка из «Отсюда – в вечность». Помнишь эту книгу? Девушка с Гавайских островов?

– Я не читал, – ответил Уиллис.

– И фильм не смотрел?

– Нет.

– Ну... – Мэрилин пожала плечами и опустила глаза. – Она занималась именно этим.

«Полторы тысячи мужчин», – думал он. Прибавь еще год, когда она работала на Идальго, получится восемь-девять тысяч. Мэрилин Холлис перебывала в постели, считай, со всем мужским населением целого городка. Если только мужского. А может, среди ее клиентов были и женщины? Полицейские псы? Арабские скакуны? О Боже!

Он покачал головой.

– Значит, теперь ты уйдешь, – сказала она.

Он ответил не сразу. Затем спросил:

– И никто из них ничего об этом не знал?

– Если ты имеешь в виду?..

– Я имею в виду МакКеннона, Холландера и Райли.

– Никто из них ни о чем не знал, – тихо произнесла она.

– А Эндикотт? Ты ему не рассказывала?

– Ты – единственный, кому я рассказала.

– Ну и повезло же мне, – горько усмехнулся он.

Наступило молчание.

Она не сводила с него глаз.

– И что ты собираешься рассказать своему напарнику? – наконец спросила она.

– Разумеется, не это.

– Нет, я про бутылку... что я брала в руки бутылку.

– Я скажу ему все то, что ты сказала мне.

Казалось, он долго находился в нерешительности. Затем сказал: «Да», – и прижал ее к себе.

В комнате для допросов с Мейером и Хейзом сидел человек в наручниках. Это был весьма почтенного вида господин лет пятидесяти в спортивной коричневой куртке, бежевых брюках, кремовой спортивной рубашке, коричневых носках и коричневых мокасинах. Волосы на висках и усы начали седеть. На столе лежал «смит-и-вессон» 38 калибра.

– Я зачитал вам ваши права, – говорил Мейер, – и сообщил, что, если хотите, можете пригласить своего адвоката, а также сказал вам, что вы можете отказаться отвечать на вопросы, или можете прекратить отвечать на них в любой момент...

– Мне не нужен адвокат, – сказал задержанный. – И я отвечу на все ваши вопросы.

– Вы также знаете, что здесь на столе работает магнитофон и все, что вы скажете, записывается на пленку и...

– Да, я понимаю.

– И вы готовы ответить на вопросы, которые мы с детективом Хейзом зададим вам?

– Я же сказал, да.

– Вы хорошо поняли, что имеете право на адвоката, если...

– Я понял. Мне не нужен адвокат.

Мейер взглянул на Хейза. Тот кивнул.

– Назовите, пожалуйста, свое полное имя.

– Дженнингз. Питер Дженнингз.

– Скажите, пожалуйста, по буквам.

– Дженнингз. Д-Ж-Е-Н-Н-И-Н-Г-З.

– Питер Дженнингз, правильно? Второго имени нет?

– Нет, второго имени нет.

– Ваш адрес, мистер Дженнингз?

– Саус Ноултон-Драйв, 5318.

– Номер квартиры?

– 3-С.

– Сколько вам лет, мистер Дженнингз?

– Пятьдесят девять.

– Вы выглядите моложе, – улыбнулся Мейер.

Дженнингз кивнул. Мейер подумал, что он наверняка слышал эти слова много раз.

– Это ваше оружие? – спросил Мейер. – Я говорю о револьвере тридцать восьмого калибра «смит-и-вессон», модель тридцать вторая, известная под названием «Терьер двойного действия».

– Да, это мой револьвер.

– У вас имеется разрешение на него?

– Имеется.

– Для ношения или без выноса из дома?

– Для ношения. Я работаю в алмазном бизнесе.

– Был ли этот револьвер при вас... я снова говорю о револьвере «смит-и-вессон» тридцать второй модели, когда полиция вас арестовала?

– Да.

– И это произошло в три сорок пять сегодня днем?

– Я не смотрел на часы.

– Время, указанное в отчете об аресте...

– Если там говорится три сорок пять, значит, так оно и есть.

– И вас арестовали в кинотеатре «Твин Плаза».

– Да.

– По адресу Най гебридж-роуд, 3748?

– Я не знаю точного адреса.

– Там находится два кинотеатра – «Твин Плаза-I» и «Твин Плаза-2». Я правильно описываю то место, где вас арестовали?

– Да.

– И вы были в кинотеатре, который называется «Твин Плаза-I». Это так?

– Да.

– Вы держали в руке револьвер «смит-и-вессон» тридцать второй модели, когда вас арестовали?

– Да, держал.

– И недавно сделали выстрелы из этого оружия?

– Да.

– Сколько выстрелов вы сделали?

– Четыре.

– Вы стреляли в кого-нибудь?

– Да, в женщину.

– Вы знаете ее имя?

– Нет.

– А вы знаете, мистер Дженнингз, что женщина, сидевшая прямо за вами, получила четыре ранения – в голову и грудь?

– Да, знаю. Ведь это я в нее стрелял.

– Вы стреляли в женщину, сидевшую позади вас, это так?

– Да.

– Вы знаете, что эта женщина умерла по дороге в больницу?

– Не знал, но я рад этому, – ответил Дженнингз.

Мейер снова взглянул на Хейза. Магнитофонная лента тихо шуршала.

– Мистер Дженнингз, – теперь вопросы задавал Хейз. – Не могли бы вы сказать нам, почему вы в нее стреляли?

– Она разговаривала, – сказал Дженнингз.

– Не понял?

– Весь сеанс, с начала до конца.

– Разговаривала?

– Разговаривала.

– Не понял?

– Во время фильма она непрерывно болтала. Называла действующих лиц: «Ой, посмотри, это муж!», «Ой, посмотри, ее приятель!», «Ого, вот это зверюга!», «Ух ты, оба здесь!» Она объясняла, где что происходит: «Это ферма», «Это джунгли», «Это врачебный кабинет». Она все время пыталась угадать события. «Наверняка она с ним спит», «Уверена, муж все узнает». В одной сцене, когда доктор говорит героине, что у нее сифилис, эта женщина позади меня спросила: «Что у нее?» Я обернулся и сказал: «Мадам, у нее сифилис!» А она мне: «Вас никто не спрашивает, я разговариваю с мужем». Я снова стал смотреть фильм, вернее, пытался сделать это. Эта женщина сказала: «Что бы у нее там ни было, она наверняка получила это от мужа». Я сдерживался все время, все то время, пока она беспрестанно болтала позади меня. Затем, когда фильм кончался, я уже больше не мог этого вынести. Там есть одна печальная сцена на кладбище. Мэрил Стрип прочитала очень красивые стихи, потом прошла к краю кладбища и стала смотреть вдаль; все начинают ей сопереживать, и тут эта баба произносит: «Девушка, которая с мужем, богатенькая», я обернулся и сказал: «Мадам, если вам так нравится разговаривать, почему вы не остались дома у телевизора?» А она ответила: «По-моему, я сказала вам, чтобы вы не лезли, когда вас не спрашивают, это не ваше дело». Я говорю: «Это мое дело. Я заплатил за билет». А она мне: «Тогда сидите и молчите». Вот тут-то я в нее и выстрелил.

Хейз взглянул на Мейера.

– Я сожалею только об одном, – закончил Дженнингз. – Что слишком долго терпел. Тогда я бы смог спокойно посмотреть фильм.