По следам «таинственных путешествий» - Алексеев Дмитрий Анатольевич - Страница 18

В полярное плавание на «Святой Анне» отправились двадцать четыре человека. Была среди них и одна женщина — Ерминия Жданко. А в сентябре 1914 года вернулись на Большую землю только двое: штурман Валериан Альбанов и матрос Александр Конрад[44]. Вез с собой Альбанов и почту — письма тринадцати членов экспедиции, которые остались на шхуне и разделили ее трагическую судьбу. Много загадок оставила брусиловская экспедиция. Ответы на многие из них хранили письма...

Об этой почте авторы вспомнили, когда проводили изыскания в Центральном государственном архиве Военно-Морского Флота СССР. Архивных документов нашлось немного, поскольку экспедиция была предприятием неофициальным и снаряжалась на частные средства. Но среди документов Главного гидрографического управления за 1915—1917 годы, которое занималось исследованием Арктики, оказались запросы и прошения родственников участников брусиловской экспедиции. Так, родители повара Игнатия Калмыкова и мать машиниста Якова Фрейберга беспокоились о судьбе своих сыновей. Жена гарпунера Михаила Денисова — норвежка по национальности — хотела получить причитавшееся ему жалованье. Отец Ерминии Жданко просил уведомить его, «...считается ли как судно «Св. Анна», так и личный состав экспедиции погибшими, и было ли об этом где-либо объявлено». Жена гарпунера Вячеслава Шленского хотела знать дату, с которой «...экспедиция Брусилова вообще и, в частности, мой муж считаются без вести пропавшими»[45].

Всем им Гидрографическое управление сухо отвечало, что «...экспедиция лейтенанта Брусилова никакого отношения к морскому ведомству не имела и Главному гидрографическому управлению в 1914 и 1915 годах были поручены лишь ее поиски. Эти поиски никаких прямых указаний на гибель экспедиции не дали, но, принимая во внимание, что с 23 апреля 1914 года об экспедиции не имеется никаких сведений, надо признать положение ее весьма неблагополучным», и рекомендовало обращаться за разъяснениями к штурману Альбанову в Ревель. Значит, письма, которые он вез, до своих адресатов почему-то не дошли...

Некоторое время назад к нам в руки попал фотоснимок неизвестной ранее записки Альбанова. Его прислал К. Полосов: случайно обнаружил он негатив «размером 6?9 от компакт-кассеты типа «Агфа» или «Кодак», которые применялись в двадцатые годы», между страницами первого выпуска дневника Альбанова «На юг, к Земле Франца-Иосифа», опубликованного в 1917 году.

Записка датирована тем же годом и отправлена из Ревеля.

Вот ее текст: «Г-н Брейтфус. Сообщаю Вам, что Георгий Львович вручил мне на шхуне жестяную банку с почтой. В Архангельске и вскрыл банку и пакет отправил М. Е. Жданко. С уважением В. Альбанов»[46].

Находка счастливая и, по-видимому, очень важная. Но действительно ли записка написана Альбановым? Мы обратились за помощью к криминалистам ВНИИ МВД СССР. Эксперт О. Мурашова провела кропотливое графологическое исследование. И сделала вывод: текст записки выполнен Альбановым[47].

А кто такой Брейтфус? Леонид Львович Брейтфус занимал ответственный пост в Гидрографическом управлении, заведовал гидрометеорологической частью. Принимал участие в организации поисков полярных экспедиций Владимира Русанова и Георгия Брусилова. Написал предисловие к первому изданию дневника Альбанова. Почему Брейтфус интересовался содержимым жестяной банки? Что находилось в пакете, который отправил Альбанов генерал-лейтенанту Михаилу Ефимовичу Жданко — начальнику Гидрографического управления?

Мы решили попытаться найти ответы на эти вопросы, проследить путь таинственной железной банки и выяснить судьбу писем, которые исчезли при загадочных обстоятельствах.

...Эта запаянная жестяная банка являлась едва ли не самым ценным грузом. Она хранила рапорт капитана Гидрографическому управлению, выписку на 18 листах из так называемого вахтенного (судового) журнала «Святой Анны» о полуторагодичном дрейфе, тщательно прошнурованную и скрепленную печатью, личные документы всех тех, кто покинул 23 апреля 1914 года шхуну и по льду отправился к мысу Флора на Земле Франца-Иосифа. И письма к родным и близким оставшихся на судне.

Для штурмана Альбанова жестянка имела особое значение. Ведь он покидал судно из-за конфликта с капитаном. Брусилов ознакомил штурмана с документами, которые предстояло нести к земле, к людям. За исключением писем...

В своем дневнике Альбанов скупо касается причин трагических событий дрейфа. Ничего не говорит о них и Брусилов в коротком рапорте. Молчит и выписка из судового журнала, составленная Ерминией Жданко, — документ официальный, не допускающий никаких чувств и эмоций. Все, кто писал об экспедиции, ограничивались этими скупыми объяснениями.

Мы не будем здесь касаться различных литературно-романтических версий событий, разыгравшихся якобы на шхуне во время дрейфа, — их было немало, и они тоже от недостатка информации. Той самой, которая, несомненно, была в письмах...

Вчитываемся внимательно в альбановский дневник. Первая его часть, до половины мая 1914 года, и записки, относящиеся к началу плавания и тягостному дрейфу, утонули при сомнительных обстоятельствах во время пешего похода по льдам к Земле Франца-Иосифа. Они частично восстановлены Альбановым по памяти при подготовке дневника к публикации, по крайней мере два года спустя после возвращения на Большую землю. И невольно бросается в глаза, что теме почты в записках отводится значительное место.

«...Георгий Львович, Ерминия Александровна, Шленский заняты делом — они пишут, — недовольно отмечает Альбанов. — Боже мой! Что они пишут с утра и до вечера вот уже целую неделю? Мне иногда становится страшно, каких размеров, какого веса дадут они нам почту в тот далекий мир, где люди живут и настоящим, а не только прошедшим и будущим, как у нас на «Св. Анне». Но к моему удивлению, почта оказалась невелика, не более 5 фунтов»[48].

А не велика ли?

Жестянка весит граммов пятьсот-шестьсот. Рапорт и выписка с личными документами — столько же. И около килограмма писем! Много ли это? Школьная тетрадь весит 35 граммов. Двадцать с лишним тетрадей! А писали убористо. Бумагу экономили. И лист было принято использовать с двух сторон. Таким образом, текста в переводе на машинописный стандарт — приблизительно десять тысяч строк.

О чем же писали измученные люди, заброшенные за многие тысячи километров от дома в самое сердце Арктики? Например, юная Ерминия Жданко, больше всех переживавшая разлуку с родными? Наверное, о бескрайних льдах, холоде и мраке длинных полярных ночей. О невообразимо тяжелой жизни в тесных промерзших насквозь каютах, болезнях и страхе перед неизвестным будущим. О неизбежных в таких нечеловеческих условиях ссорах и разногласиях среди членов экспедиции, в первую очередь между Брусиловым и его первым заместителем Альбановым. О том, почему капитан отстранил штурмана от должности, что очень кратко, всего одной строчкой зафиксировано было в судовом журнале. И конечно же о причинах ухода Альбанова со «Святой Анны» и многих других оставшихся неизвестными нам событиях, не отраженных ни в выписке, ни в рапорте...

Неохотно брал Альбанов в дальний и опасный путь эти письма. Но отказаться было невозможно. В жестянке, которую передал ему капитан, вместе с письмами — рапорт и выписка, документы эти формально оправдывают уход штурмана, а вместе с ним и половины экипажа с исправного судна. Чтобы оставшиеся на «Святой Анне», как утверждал Альбанов, не погибли от голода и смогли продолжать дрейф до благополучного окончания. И штурман бережет жестянку. И все идущие с ним десять человек знают о ней, тоже ее берегут.

Дни проходят за днями в изнурительной работе. Тяжелый путь в хаосе торосов приводит в отчаяние ослабевших путешественников, которые тащат нарты с каяками и нехитрым снаряжением навстречу неизвестности. Дневной переход в 5 километров считают они неслыханной удачей. Прежде никому из них не доводилось бывать в подобных переделках. На одном из биваков ушел на разведку и исчез матрос Баев. Первая жертва брусиловской экспедиции. Многие спутники Альбанова уже не прочь вернуться на «Святую Анну», но она давно скрылась в белом безмолвии...