Судьба семьи Малу - Сименон Жорж - Страница 3

— Может быть, никого дет… — прошептал он, потому что никто не выходил на звонок.

Доктор позвонил снова, и наконец в доме раздались шаги, где-то хлопнула дверь, кто-то шел под сводами холла, заскрипела цепь, теперь тяжелая створка двери отворилась.

— Это вы, господин Ален?..

Человек был в черном костюме и белом галстуке — обычная одежда дворецкого.

— Простите… Вы не один…

— Госпожа Малу дома? — спросил доктор.

— Ушла часа два назад.

Молодой человек стоял, не зная что делать.

— Я думаю, она скоро вернется. Она у парикмахера. Заняться необходимыми приготовлениями пришлось доктору.

— Хорошо бы настежь открыть ворота, чтобы могла проехать карета «скорой помощи».

— А что случилось?

— Господин Малу умер.

Машина «скорой помощи» уже подъезжала к площади, и снова возникло замешательство. Сначала надо было отворить ворота. Доктор вполголоса спросил у дворецкого:

— Куда мы его положим?

В первом этаже, наверное, были просторные гостиные. Лестница с перилами резного дерева вела на второй этаж.

— Нельзя было оставлять его внизу, — тихо сказал слуга.

Он зажег только несколько ламп. И все-таки доктор заметил на дверях красные сургучные печати.

— Значит, наверх?

— Судебный исполнитель оставил три свободные комнаты.

Санитары понесли носилки, покрытые простыней, на второй этаж. Казалось, дом пуст и безлюден. Дворецкий шел впереди и по дороге всюду включал свет.

За ним шли Ален и доктор. Это был не их домашний врач. Ему довелось бывать в доме только два или три раза, случайно, когда это срочно требовалось.

— Лучше всего положить в спальне…

Но принадлежала ли еще эта спальня покойному? И здесь на старинных шкафах красовались печати. В углу были свалены в кучу картины и другие предметы. Не верилось, что еще несколько часов назад здесь жила семья. Ей просто негде было разместиться.

— А ваша сестра? — спросил доктор.

— Она должна сегодня вернуться из Парижа.

— А брат Эдгар?

— Да, правда, можно позвонить к нему в префектуру.

— Не хотите ли зайти сюда? — сказал дворецкий.

Тело Эжена Малу уложили на кровать и накрыли простыней. Санитары ожидали чего-то. Врач чуть было не сказал молодому человеку: «Надо дать им на чай».

Но в конце концов сам вынул из кармана банкноту и сунул одному из санитаров в руку.

Они прошли через другие комнаты, где тоже царил беспорядок, как будто хозяева собрались куда-то переезжать; там стояли корзины, вероятно с бельем или посудой, чемоданы, ящики. Одна из столовых была почти в порядке, и дворецкий зажег там люстру.

— Ваша матушка вернется домой с минуты на минуту… Вы знаете, кто ее парикмахер?

— Франсис.

— Может быть, лучше позвонить, чтобы ее подготовили?

— Вы думаете?

— Хотите, я попробую вызвать ее к телефону? Доктор позвонил. Когда он говорил с ней, над головой у нее, наверное, был фен в форме артиллерийского снаряда.

— Госпожа Малу? Передаю трубку вашему сыну Алену…

— Мама?

Говорил он сухо и холодно.

— Это Ален, да… Я дома… Отец умер… Несколько секунд он слушал, потом положил трубку и уставился в пространство куда пришлось, словно был чужим в своем доме, в своей семье.

Доктор, который хотел сделать все добросовестно, позвонил в префектуру. Ему удалось связаться с Эдгаром Малу, старшим сыном.

— Поговорите с ним.

— Это ты, Эдгар?.. Это Ален… Да… Папа умер… Что?.. Ты в курсе дела?.. Он здесь, да… Его только что привезли… Я позвонил маме, она у парикмахера… Если хочешь… Не знаю… Он мне ничего не сказал.

Шум подъезжающей машины на площади. Дворецкий спустился прежде, чем услышал стук молотка в дверь. Они долго о чем-то шептались. Потом шаги и голоса стали приближаться.

— Где Ален?

— В маленькой столовой, мадам.

Аромат духов, предшествующий ее появлению. На плечи накинут мех. Волосы словно искусственные от химической завивки.

— Ох, простите, доктор!

— Это я должен просить у вас прощения, сударыня. Меня вызвали в аптеку, и я решил, что должен заехать сюда.

— А ты как там очутился, Ален?

— Я проходил мимо, возвращался из коллежа.

— Ты видел его перед тем, как… Он говорил с тобой? Куда его положили?

— Он у себя в спальне, сударыня. Лучше бы вы не настаивали, чтобы его показали вам сейчас.

Это была хрупкая на вид, с невыразительными чертами лица женщина лет сорока пяти, которая следит за своей внешностью. Ни на минуту не теряя самообладания и испуганно осмотревшись вокруг, она спросила:

— Что же будет?

— Не знаю, сударыня. Думаю, что полицейский комиссар не замедлит явиться, чтобы выполнить некоторые формальности.

— Где он это сделал?

— На улице. Точнее, на пороге особняка д'Эстье.

— Ты что-нибудь понимаешь во всем этом, Ален?

И тут же нервно добавила:

— Он умер сразу?

— Почти сразу.

— Он не мучился?

Ален молча опустил глаза.

— Садитесь, доктор. Жозеф не предложил вам что-нибудь выпить?

— Уверяю вас, мне ничего не надо.

— Жозеф…

Жозеф понял. Он уже ставил на стол графинчик и рюмки.

— На него очень страшно смотреть?

Она сунула в рот сигарету и теперь искала у себя в сумке зажигалку.

— Надо немного протопить, Жозеф. Чувствовалось, что она очень взвинчена.

— А тут еще Корина уехала в Париж… Ты сообщил Эдгару?

Внизу позвонили. Это был Эдгар, старший сын, у которого еще хватило времени заехать на такси за своей женой. По-видимому, они даже успели надеть траур, потому что были в черном с ног до головы.

Они тоже разговаривали, поднимаясь по лестнице, расспрашивали дворецкого. Слышался все тот же вопрос:

— Где его положили?

Потом Эдгар, которому было двадцать семь лет, подошел к г-же Малу, обнял ее и довольно долго молча держал в объятиях.

— Бедная мамочка.

— Бедный Эдгар.

Глаза г-жи Малу увлажнились, два-три раза она начинала рыдать. Потом настала очередь невестки броситься к ней.

— Мужайтесь, мама… — твердила она.

— Кто знает, как это случилось? Эдгар повернулся к Алену.

— Ты был там в это время?

— Я пришел, когда все уже было кончено. Мне рассказал обо всем граф д'Эстье.

— Вы меня извините, — проговорил доктор, который чувствовал, что он здесь лишний. Его поблагодарили.

— Еще рюмочку коньяку, доктор?

Но он поторопился уйти, вдохнуть свежего воздуха.

— Расскажи… — сказал Эдгар брату.

— А ты не догадываешься?

— Это не важно. Рассказывай. Будет столько сплетен, что мы все равно не узнаем правду.

— Вы позволите, мама? — сказала его жена, снимая пальто.

Ален по-прежнему держался как-то отчужденно.

— Что тебе сказал д'Эстье?

— Отец пришел к нему…

— Об этом я сам догадываюсь. Дальше?

— Он снова просил у него денег…

Губы старшего брата, который был начальником одного из отделов префектуры, сложились в презрительную усмешку.

— Ну конечно. А потом?

— Он сказал, что дошел до предела, что все это слишком глупо, что просто жаль смотреть на людей, которые судят о нем, ничего не понимая, и что, раз его довели до крайности, он лучше застрелится.

— И ты этому веришь? — с иронией в голосе спросил старший брат.

Младший замолчал, все еще стоя возле стола. Из всех присутствовавших только он оставался в пальто.

— Ну, говори же. Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать. Это было не в первый раз.

— Он умер…

— Это я тоже знаю. Но как он?..

— Кажется, он вынул из кармана револьвер…

Ален говорил неохотно, ни на кого не глядя.

— Граф вытолкал его на крыльцо и попытался закрыть дверь. Папа задержал дверь ногой. Д'Эстье не видел его в тот момент, когда он выстрелил.

— Только этого нам не хватало!

— Папа умер.

— И вы тоже влипли в хорошенькую историю. А каково мне? Интересно, как на это посмотрят в префектуре?

Его жена, розовая и полненькая, многозначительно взглянула на него, и он замолчал, но почти тотчас же заговорил снова: