Сесиль умерла - Сименон Жорж - Страница 22

— Я думаю… — начал американец.

— Ну, что вы думаете? — быстро и резко спросил Мегрэ.

— Будь я таким, как вы описываете, я старался бы, чтобы эти деньги всегда были у меня под рукой…

— Я именно так и предположил. Но — внимание!

Хотя Жюльетта Буанэ ходила с трудом, она все же перемещалась по всей квартире. Примерно до десяти утра она лежала в постели, и племянница подавала ей туда кофе и утреннюю газету.

— А не спрятаны ли деньги в постели?.. Мне говорили, что во Франции сбережения иногда зашивают в матрац.

— Но после десяти часов до самого вечера Жюльетта находилась в гостиной. Последнее время у нее хранилось восемьсот тысяч франков в тысячефранковых ассигнациях. Это ведь весьма объемистая пачка. Теперь слушайте внимательно… Только два человека могли знать, где спрятаны эти деньги. Племянница Сесиль, жившая вместе с теткой… И хотя тетка скрывала от нее, она случайно могла…

— Господин Дандюран был как будто доверенным лицом старой дамы, не так ли?

— Не настолько, однако, чтобы она открыла ему тайник, где спрятаны деньги, уж вы мне поверьте! Такая женщина, как Жюльетта Буанэ, не доверяла бы даже своему ангелу-хранителю… А между тем, как вы убедились, из этой комнаты слышно все, что происходит наверху…

Давайте поднимемся. Если сюда позвонят, мы услышим…

Сырость пропитала все вокруг, так что руки липли к перилам лестницы. Из квартиры учительницы музыки доносились старательные гаммы. Венгры ссорились, слышался пронзительный голос Нуши.

— Ну как, ребятки?

— Просто удивительно, шеф…

— Что же удивительного?

— Вы уверены, что на этом типе не было резиновых перчаток?

— Несомненно…

— Он ходил по ковру… Но пока что создается впечатление, будто он не касался ничего, кроме дверной ручки… Обнаружены только ваши отпечатки…

Включили мощный рефлектор, фотоаппараты изменили вид комнаты, где так долго жила Жюльетта Буанэ.

— Она передвигалась с помощью палки, не так ли? — вдруг сказал американец.

Мегрэ обернулся как ужаленный.

— А ну погодите… Какой еще предмет она…

Какой же предмет старуха могла таскать за собой из спальни в гостиную, из гостиной в спальню, а во время еды в столовую? Ну конечно же свою палку! Однако в палку не спрячешь восемьсот тысячефранковых билетов, даже если она полая внутри!

Комиссар снова окинул взглядом комнату.

— А это? — спросил он вдруг, указывая на низенькую скамеечку, обитую старым ковриком, на которую Жюльетта Буанэ ставила ноги, когда сидела в кресле. — Здесь нет отпечатков?

— Никаких, шеф…

Мегрэ схватил скамеечку и поставил ее на кровать.

Его пальцы нащупали медные гвозди обивки. Когда он нажал на один из них, верхняя доска откинулась, словно крышка. Скамеечка была задумана как ножная грелка, под крышкой находился прямоугольный медный ящичек для горячих углей.

Наступило молчание. Все взгляды устремились на пакет, обернутый старой газетой, который лежал в этом ящичке.

— В нем должны быть все восемьсот купюр, — произнес наконец Мегрэ, разжигая трубку. — Взгляните, господин Спенсер… И не рассказывайте об этом вашим коллегам по Институту криминалистики, а то мне будет стыдно… Я распорол тюфяк, вскрыл матрац, исследовал стены, пол, камин… И мне не пришло в голову, что старуха с распухшими ногами, передвигающаяся с помощью палки, не расставалась также и с этим несуразным предметом, на который ставила ноги, и таскала его за собой из комнаты в комнату. Осторожно с газетой! Осмотрите ее как следует!..

В течение десяти минут, словно не замечая ничего происходившего вокруг, Мегрэ заводил одни за другими часы, и вскоре со всех сторон послышался разноголосый бой.

— Готово, патрон…

— Отпечатки пальцев есть?

— Да… А купюр восемьсот десять…

— Мне нужны конверты и сургуч…

Он запечатал деньги и позвонил в прокуратуру, чтобы за ними приехали.

— Пошли, господин Спенсер…

Выйдя на улицу, он поднял воротник пальто.

— Мы напрасно отпустили такси… Вы не поверите, но никого я так не боюсь, как нашего бухгалтера. Интересно, так же свирепы бухгалтера в Соединенных Штатах?.. А не зайти ли нам в ожидании трамвая в это бистро, где закусывают каменщики, и не выпить ли по рюмочке? Послушайте, вы забыли шляпу!

— Я никогда не ношу ее.

Комиссар бросил внимательный взгляд на рыжую шевелюру своего спутника, покрытую жемчужной сеткой дождевых брызг. Кое-что Мегрэ решительно отказывался понимать!

— Дайте мне, пожалуйста, кальвадос. А что вы будете пить?

— Можно ли заказать стакан молока?

Вот, верно, от чего у этого тридцатипятилетнего малого цвет лица точь-в-точь такой же, как розовый влажный нос молочного теленка!

— Мне, пожалуйста, стаканчик, хозяин!

— Чего? Молока?

— Да нет, кальвадоса!

И Мегрэ стал неторопливо уминать пальцем табак в трубке. Неужели эта хладнокровная сволочь Дандюран рисковал своей головой ради того только, чтобы сунуть восемьсот тысяч франков обратно в скамеечку старухи?

Глава 2

Они вышли из мэрии, из отдела актов гражданского состояния. На вопросы Мегрэ служащий с гнилыми зубами сначала хмуро ответил, что не может сообщить требуемые сведения. Но, увидев полицейский жетон комиссара, тотчас преисполнился столь лихорадочного рвения, что потратил вдвое больше времени, чем нужно было, чтобы отыскать необходимые справки в объемистых реестрах.

Трудно сказать, была ли мэрия старинной или современной постройки. Просто она была безобразна вся целиком, в своих пропорциях, в отдельных своих частях и в самых мельчайших деталях. Пробило полдень, и вместе с Мегрэ и американцем из здания выходили служащие; неряшливый толстяк с тройным подбородком, очевидно, был мэром Бур-ла-Рена, судя по тому, как все почтительно приветствовали его.

Выйдя на ступеньки мэрии, комиссар и его спутник остановились, пережидая, когда пройдет ливень. Под облетевшими деревьями на маленькой рыночной площади кончалась торговля, разбирали прилавки. На размокшей от дождя земле валялся всякий мусор. Напротив, в лавке мясника, висели багровые туши, за кассой сидела толстая, румяная женщина. Из соседней школы с криком выбегали дети. У многих обувь была на деревянной подошве. Проехал бело-зеленый автобус…

Это было не похоже на Париж, не похоже, впрочем, и на маленький провинциальный городок или деревню.

Мегрэ смотрел на американца; взгляды их встретились.

Спенсер Отс понял его мысли и чуть усмехнулся, улыбка его была такой же неопределенной, как окружающий пейзаж.

— У нас тоже бывает не веселее, чем здесь, — сказал он.

Дело, ради которого они явились в мэрию, мог бы выполнить любой инспектор, любой подчиненный. Мегрэ хотелось узнать, как давно Шарль Дандюран проживает в доме Жюльетты.

Он жил здесь ровно четырнадцать лет. Прежде он снимал меблированные комнаты на улице Деламбр, близ бульвара Монпарнас.

Прошло четырнадцать с половиной лет, как умер владелец дома, муж Жюльетты Буанэ.

Стоя на крыльце мэрии, Мегрэ и американец ждали, пока ливень немного утихнет.

— Знаете ли вы, господин Спенсер, почему преступники предпочитают иметь дело с нами, а не с судейскими?

— Кажется, начинаю понимать…

— Заметьте, ведь мы нередко грубы… Меньше, чем говорят, но гораздо грубее следователя или прокурора…

Но зато в ходе расследования мы проникаемся жизнью обвиняемого. Мы приходим к нему домой, знакомимся с обстановкой, привычками, семьей, друзьями… Сегодня утром я говорил вам о различии между преступником до и после… Так вот, мы как раз стараемся узнать о преступнике до. Когда мы передаем его в руки судейских, все для него кончено. Он порывает, и почти всегда бесповоротно, со своей прежней жизнью… Отныне он преступник, и только, и представители правосудия так и обращаются с ним.

Без всякого перехода Мегрэ со вздохом сказал:

— Много бы я дал, чтобы узнать, что собирался делать Шарль Дандюран в спальне Жюльетты. Положить деньги обратно в тайник или… Ливень как будто стихает.