Семейство Питар - Сименон Жорж - Страница 5

Когда он вернулся туда, Кампуа убирал со стола, и Ланнек, встав у иллюминатора, молча забарабанил пальцами по стеклу. Буфетчик понял и так заторопился, что разбил стакан.

— Шутник, — буркнул Ланнек.

Каюта его находилась справа, но он в нее не вошел.

Дождался, когда наконец уберется феканец, запер — чего никогда не бывало — кают-компанию на ключ и подошел к жениной двери.

— Матильда!

Ни слова в ответ. Однако она не спала: в каюте слышался шорох.

— Открой. Надо поговорить.

— Слушаю.

— Нет, не так. Открой на минутку.

Ланнек уже почти улыбался: верхняя губа у него изогнулась от игривых мыслей. А ведь верно! Они еще ни разу не поцеловались на борту собственного судна.

— Открой, Матильда!

Он старался говорить как можно ласковее. Пригнулся, услышал за дверью приближающиеся шаги.

— Хватит злиться! Я объясню тебе…

Ланнек больше не вспоминал об их пустячной размолвке в полдень. С этим покончено! Он готов заключить жену в объятия.

— Открой скорее!

Защелка отодвинулась. Дверь приоткрылась, Матильда выглянула, но лицо ее осталось все таким же суровым.

— Что случилось? — осведомилась она.

Ланнек почувствовал, как улыбка застывает у него на губах, но все-таки потянулся к двери.

— Да перестань же злиться! — промямлил он. — Уверяю тебя, я…

Дверь захлопнулась, защелка встала на место, и раздались два шлепка — обувь сбросили на пол. Ланнек занес кулак. Было мгновение, когда он чуть не грохнул в дверь, но затем рука поднялась еще выше и наткнулась на переносной фонарь, который держали в кают-компании на случай, если откажет электричество. Абажур у него был зеленый.

Ланнек ухватился за днище, секунду поколебался, потом пожал плечами и рванул изо всех сил. Жест пришлось повторить: фонарь был закреплен надежно.

Кают-компания наполнилась грохотом. За дверьми кто-то заметался. Это, конечно, Кампуа. Наверняка ломает себе голову: уж не стряслось ли что-нибудь с судном?

Ланнек ушел к себе, захлопнул дверь и, не раздеваясь, бросился на койку.

Несколько минут он пролежал, даже не прислушиваясь к тому, что происходит за переборкой. А когда все поуспокоилось, различил голос жены и понял, что Матильда с феканцем наводит порядок или просто подсчитывает убытки.

3

Он проспал два часа, а в пять уже сидел в кают-компании под переносным фонарем без абажура — его успели водворить на место. Молча — так уж было заведено — феканец поставил перед Ланнеком на зеленое сукно стола чашку с кофе.

Подобно тому как факиры приводят себя в гипнотическое состояние, созерцая хрустальный шар, Ланнек обладал способностью служанок и домохозяек отвлекаться от действительности за чашкой кофе с молоком.

Чашка была огромная, из фаянса, толщиной чуть ли не в сантиметр. Сгущенку Ланнек подливал сам из продырявленной в двух местах банки.

В эту минуту он еще качался на полпути между сном и явью: зевал, расправлял затекшие члены. И аромат горячей сладкой жидкости лишь постоянно вытеснял другой запах, тоже занимавший определенное место в монотонном течении дней, — запах только что покинутой койки. Ланнек никогда не осмелился бы признаться, что, ложась вздремнуть после обеда, он втягивает воздух ноздрями с тем же наслаждением, что и лошадь, вернувшаяся в родную конюшню. А когда он проводил несколько дней на берегу, ему было не по себе в любой другой постели — даже в постели собственной жены.

— Кампуа!

Ланнек не повысил голос: он знал, что феканец где-то поблизости.

— Ветер переменился?

Даже подремывая за чашкой кофе с молоком, он мысленно следил за ходом судна. Точно так же, отдыхая, он сквозь сон отметил, что часа в четыре бриз ослаб и уступил место дождю, время от времени принимавшемуся хлестать по иллюминаторам каюты.

Теперь он слышал, как волны бьют о корпус парохода, и удары их подсказывали ему, что подул встречный ветер.

— Норд-вест, — подтвердил Кампуа.

Только что стемнело. Две электрические лампочки, сочтенные Матильдой слишком тусклыми, освещали кают-компанию, где в чашке дымился кофе, за которым, упершись локтями в стол, Ланнек оцепенело просиживал десять минут, отведенные на то, чтобы стряхнуть сон.

Когда идешь через Фламандские банки, норд-вест означает, что погода будет скверная, может быть и туман вдобавок. Ну, об этом еще хватит времени поразмыслить.

На зеленом покрывале валялась газета — в нее что-то заворачивали, и Ланнек машинально, не собираясь читать, пододвинул ее к себе. Газета, оказавшаяся маленьким провинциальным листком из департамента Нижней Сены, была раскрыта на колонке с объявлениями:

Ланнек посмотрел на дверь жениной каюты, потом на иллюминатор, дочиста обмытый дождем, лившим все сильней.

Кан… Пивная Шандивера… Дождь… Матильда… Их помолвка…

Дождь, непрерывный дождь, особенно по вечерам…

В такой вот дождливый вечер Ланнек и забрел к Шандиверу. Он командовал тогда пароходом, разгружавшимся в Кане.

По еле освещенному тротуару скользили тени, но в громадной пивной было тепло, царило возбуждение, звучали смех, обрывки разговоров, музыка, стук бильярдных шаров и бокалов. Пахло пивом, кофе, страсбургскими сосисками.

По правде сказать, Ланнек просто искал себе подружку, когда заметил Матильду, сидевшую рядом с матерью. Он даже помнит, как медленно, словно стараясь растянуть удовольствие, они ели пирожные.

С чего ему взбрело в голову бросать на девушку красноречивые взгляды? Она улыбнулась. Потом рассмеялась. Мать ничего не поняла, но на всякий случай обшарила глазами соседние столики.

«Выйдите к туалетам», — твердил взор Ланнека.

Он был в парадной капитанской форме, чисто выбрит.

В конце концов девушка поднялась, направилась к туалетам, и он нагнал ее.

«Нельзя ли увидеться с вами без посторонних?»

Она прыснула со смеху, хотя и не без нервозности, — так ее поразила подобная смелость.

«Почему вы не отвечаете?»

«Но я же вас не знаю».

«Зато я все про вас узнаю. Узнаю, где вы живете.

И буду ждать у подъезда».

Ланнек сам не верил тому, что мелет, и все же от нечего делать так увлекся игрой, что пошел вслед за ними до дома на улице Сен-Пьер, где они занимали квартиру над обувным магазином.

— Кампуа!

Феканец выскочил из коридора, в уголке которого прятался, как паук.

— Моя жена спит?

— Не знаю.

Ланнек отхлебнул кофе и раскурил свеженабитую трубку. Он разомлел от воспоминаний, хотя вспоминались ему разные глупости: как вечерами он подолгу ожидал на безлюдной улице, пока Матильда не выбегала из дому, чтобы сообщить, что ей сегодня не выбраться, или бросала записку из окна прямо в грязь, а он подбирал.

Ланнек допил кофе, со вздохом поднялся, снял с вешалки дождевик, обмотал шею синим шерстяным шарфом. В последний раз перед уходом взглянул на каюту жены, и тут дверь отворилась.

— Эмиль! — окликнула Матильда.

— Да?

— Хочу предупредить: если ты не устроишь так, чтобы мы с тобой ели вдвоем, ноги моей не будет в кают-компании.

— Но…

— Остальным придется обедать отдельно.

С этими словами она захлопнула дверь, а Ланнек медленно поднялся по трапу на палубу и нахмурился: волна становилась все выше. Мимо в темноте пробежали два человека; одного из них, боцмана, капитан успел перехватить.

— В чем дело?

— Привязываем коров. Одна чуть не сломала себе ногу.

Спору нет, «Гром небесный» — хорошее судно. Но, как у всех английских судов старой постройки, корпус у него длинный и узкий, поэтому чертовски валкий.

Ланнек выбрался на мостик и различил два силуэта: поближе к нему — Жорж Муанар, позади — г-н Жиль.

В таких случаях он не здоровался, а бурчал нечто невнятное. Затем отыскивал глазами ближайший маяк, бросал взгляд на компас и, если нужно, на карту.