Самый упрямый клиент в мире - Сименон Жорж - Страница 9

И по возвращении по какой-то причине он воображает, что произошла подмена, что это Изабелла умерла, а его жена Марта в его отсутствие заняла место сестры в доме Оже.

Взгляд комиссара стал тяжелым. Он неторопливо затягивался трубкой.

— Шли месяцы, и жизнь стала невыносимой… Письма с угрозами приходят одно за другим… Иногда Комарье врывается сюда с угрозами в любое время дня или ночи, вынимает свой револьвер и, усмехаясь, наставляет его на мужа:

«Нет, не сейчас, это было бы слишком красиво!»

Он поселился неподалеку, чтобы преследовать нас.

Он хитер, как обезьяна… Даже пьяный, он прекрасно понимает, что делает…

— Он понимал… — поправил Мегрэ.

— Должна перед вами извиниться… — Женщина слегка покраснела. — Вы правы, он понимал… И я не думаю, что он хотел, чтобы его забрали… Поэтому здесь мы не очень боялись, ведь если бы он убил Оже в Жювизи, все пальцем бы стали показывать на убийцу.

Мой муж не решался больше уезжать… Но вчера ему было необходимо поехать в Париж по своим делам. Я хотела сопровождать его, но он отказался… Он специально сел в первый поезд, надеясь, что Комарье еще не проспится после пьянки и не заметит его отъезда.

Муж ошибся, поэтому он позвонил мне во второй половине дня и попросил приехать в кафе на бульваре Сен-Жермен и привезти ему револьвер.

Я поняла, что он доведен до крайности, что он хочет с этим покончить… Я привезла ему его браунинг…

По телефону он сказал мне, что не покинет кафе до закрытия.

Я купила второй револьвер для себя… Вы должны меня понять, господин комиссар.

— Короче говоря, вы решили выстрелить, прежде чем ваш муж будет убит…

— Клянусь вас, что, когда я нажала на курок, Комарье уже поднимал руку с оружием.

Это все, что я хотела сказать. Я отвечу на вопросы, которые вы пожелаете мне задать.

— Как объяснить то, что ваша сумочка помечена буквой «М»?

— Дело в том, что это сумочка моей сестры… Если Комарье прав, если произошла подмена, о которой он столько говорил, то, полагаю, я позаботилась бы о том, чтобы заменить инициал…

— Короче, вы настолько любите мужчину, что…

— Я люблю своего мужа…

— Я говорю, что вы так любите мужчину, муж он вам или нет…

— Он мой муж…

— Вы так любите этого мужчину, назовем его Оже, что решились убить — чтобы спасти его или помешать ему убить самому…

Она ответила просто:

— Да.

За дверью послышался шум.

— Входи… — сказала она.

И Мегрэ наконец увидел того, чьи столь различные описания ему сегодня давали — клиента с крашеными усами, который здесь, в этой обстановке, казался воплощением безнадежной банальности, полной посредственности, особенно после такого признания в любви, какое сделала молодая женщина.

Месье Оже с беспокойством осмотрелся. Она улыбнулась ему. Она сказала ему:

— Сядь… Я все рассказала комиссару… Как твое сердце?

Он машинально приложил руку к сердцу и пробормотал:

— Более или менее…

Суд присяжных департамента Сена оправдал мадам Оже, сочтя, что она действовала в пределах необходимой обороны.

И каждый раз, когда Мегрэ рассказывал эту историю, его собеседник иронически спрашивал:

— И это все? Ведь должно быть что-то еще?

— Я вот что хочу сказать… Кроме того, что самый заурядный человек способен вызвать великую, героическую любовь… Даже если он торгует почтовыми марками и у него больное сердце…

— Но Комарье?

— А что с ним?

— Был ли он безумен, когда воображал, что его жена вовсе не умерла, а выдавала себя за Изабеллу?

Мегрэ пожимал плечами, повторяя снова и снова издевательским тоном:

— «Великая любовь»… «Великая страсть»!

Иногда, если комиссар был в хорошем настроении и только что выпил согретую в ладони рюмку старого доброго кальвадоса, он продолжал:

— Великая любовь!.. Великая страсть!.. Не всегда ее вызывает муж, не так ли?.. А в большинстве семей у сестер есть досадная привычка влюбляться в одного и того же мужчину… Комарье был далеко…

И Мегрэ заканчивал, выпуская клубы дыма из трубки:

— Попробуйте разобраться с этими близнецами, которых даже собственные родители различить не могли, родители, которых уже не допросить, ибо они умерли… Как бы там ни было, а никогда не было такой чудесной погоды, как в тот день… Думаю, что я никогда столько не пил… Жанвье, если бы он был болтлив, может быть, и рассказал бы вам, как мы с ним вдруг обнаружили, что поём в такси, возвращаясь в Париж, а мадам Мегрэ потом еще изумлялась, откуда у меня в кармане взялся букет фиалок… Проклятая Марта!.. Извините… Я хотел сказать: проклятая Изабелла!