Удар шпаги - Бальфур Эндрю - Страница 49

Когда вторая собака подала голос, я понял, что они меня настигают, но, как я ни старался, как ни напрягал силы, время от времени мне приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание и немного прийти в себя. Положение мое было отчаянным, ибо даже если бы мне удалось достичь якорной стоянки у озера, то шансы встретить там какое-нибудь судно были минимальными, а если бы оно там и находилось, то могло оказаться испанским, что, в общем-то, лишь усугубило бы дело.

Подумав обо всем этом и чувствуя резкую боль в левой стороне груди, я совсем уже было решил остановиться и принять смерть в честном бою, но потом вспомнил о том, что сэр Джаспер надеется на меня, и, крепко стиснув зубы, сжав кулаки и задыхаясь, снова опрометью бросился напролом через кусты, разгоняя всякую мелкую живность, в ужасе разбегавшуюся от меня в разные стороны, и спугивая стаи крикливых птиц с ярким цветным оперением. То и дело я спотыкался о корни и ползучие стебли лиан, падал, больше всего на свете мечтая остаться лежать и немного отдохнуть, но хриплый лай одной из собак — насколько я сумел определить по голосам, их было двое, — снова заставлял меня подниматься и, едва держась на ногах, продолжать эту бешеную гонку. Несмотря на все мои усилия, однако, продвигался вперед я чересчур медленно, и встреча моя с собакой являлась, в сущности, вопросом времени. Очень скоро я понял, что было бы разумнее остановиться, передохнуть и сберечь силы перед неизбежной схваткой; увидев у себя над головой толстую ветку большого дерева, пересекавшую мне дорогу, я подпрыгнул, ухватился за нее, подтянулся и, добравшись по ветке до ствола, уселся на развилке, надеясь таким образом сбить собаку со следа.

Минут десять царило полное молчание, затем совсем близко от меня собака опять подала голос, на сей раз в виде короткого отрывистого лая, закончившегося нетерпеливым повизгиванием, поскольку умное животное понимало, что приближается к своей жертве. Наконец и сама собака появилась в поле моего зрения — здоровенный неуклюжий пес с рыжей мордой и отвислой массивной нижней челюстью, покрытой беловато-желтыми хлопьями пены. Он быстро приближался ровной трусцой, ловко лавируя между деревьями, время от времени поднимая нос от земли и принюхиваясь, с завидной ловкостью перепрыгивая через препятствия, и мне уже видны были его глубоко посаженные, налитые кровью глаза и огромные желтые клыки. Его серовато-коричневая шерсть была местами вытерта и свисала с боков неопрятными клочьями, и выглядел он старым и усталым, но я знал, как опрометчиво доверять внешнему виду собаки, пока не воткнешь ей нож между ребер. Я боялся дышать, наблюдая за приближающимся псом, а тот, казалось, полагался исключительно на свой нюх, не останавливаясь ни на миг и уверенно направляясь в сторону дерева, на котором я сидел. Вскоре до меня уже стало доноситься хриплое дыхание собаки, и я, выглянув из-за скрывавших меня листьев лиан, увидел, что она достигла того места, где я взобрался на ветку дерева. На мгновение пес поднял морду и издал продолжительный вой разочарования; затем он опустил нос к земле и принялся бегать кругами, постепенно увеличивая радиус своих поисков, как хорошо натасканная охотничья собака, ищущая след; хвост его мотался из стороны в сторону, а в горле слышалось глухое рычание. Я покрепче перехватил рукоятку ножа и, дождавшись, когда пес окажется прямо подо мной, стремительно прыгнул на него с ветки. Оседлав зверя, я одной рукой ухватился за его жесткий косматый загривок, чтобы удержать равновесие, а другой изо всех сил ударил его ножом в бок — раз, другой и третий. Пес громко завизжал от боли и рухнул на землю бездыханным; кровь тонкой струйкой потекла из его раскрытой пасти, и я понял, что он никогда больше не станет преследовать ни индейцев, ни шотландцев.

Выдернув нож из раны, я оставил пса лежать там, где его застигла смерть, а сам снова бросился бежать, поскольку неподалеку слышался лай второй собаки и, что еще хуже, голос человека, науськивавшего ее, и хотя я чувствовал, что смог бы поодиночке справиться и с тем и с другим, но с обоими сразу это было немыслимо.

Теперь бежать было значительно легче, поскольку я немного отдохнул и дыхание пришло в норму; однако, невзирая на мои успехи в спринте, короткий отрывистый лай собаки с нетерпеливым повизгиванием вскоре подсказал мне, что она неуклонно приближается. В отчаянии я уже почти решил остановиться, но тут заметил, что деревья передо мной значительно поредели, и я, с трудом пробившись сквозь густую и широкую полосу кустарника с толстыми листьями, внезапно очутился перед удивительным феноменом, носившим название асфальтового озера.

Представьте себе обширное черное пространство в полторы мили длиной и около двух третей мили в ширину, окруженное зеленой стеной тропического леса, с разбросанными то тут, то там крохотными островками деревьев и кустарников. В длинной и жесткой траве у моих ног виднелись многочисленные красновато-желтые цветы, напоминавшие лилию, а на противоположной стороне этого странного озера росли великолепные пальмы с широкими перистыми листьями на верхушках, горделиво возвышаясь над кронами могучих лесных великанов и густым подлеском.

Впрочем, у меня не было времени как следует разглядеть столь удивительную картину, ибо позади уже слышались короткое прерывистое дыхание приближающейся собаки и треск ломающихся сухих веток под сапогами моего преследователя. Мой единственный шанс на спасение заключался в попытке пересечь озеро, поверхность которого выглядела твердой и прочной; я был уверен, что пес не решится последовать за мной, поскольку оттуда на меня пахнуло горячим и едким запахом растопленной смолы, а я знал, что временами животные бывают умнее людей и не любят соваться в сомнительные места. Мне поздно уже было обегать озеро стороной, а поворачивать назад означало для меня быструю и неизбежную смерть, так что со страхом в душе и собачьим лаем, преследовавшим меня по пятам, я очертя голову пустился бежать через эту черную безжизненную пустошь.

Подсохшая асфальтовая корка мягко пружинила под ногами, но вполне выдерживала тяжесть моего тела, хотя жар от нее я ощущал даже сквозь толстые подошвы сапог, когда большими прыжками бежал по ней, минуя отдельные островки зеленой растительности; помнится, на одном их них я заметил крохотную птичку с роскошным оперением, сверкающим всеми цветами радуги, и даже удивился, что она делает здесь, в этом Богом забытом месте. Но вскоре я перестал замечать и слышать что-либо, кроме легкого топота собачьих лап за моей спиной, который становился все ближе и ближе, в то время Как мужской голос, подбадривавший собаку, звучал все громче. Тем не менее я не сбавлял темпа, мучительно хватая воздух широко раскрытым ртом, точно загнанный олень, чувствуя, как пот градом катится по моему лицу, а ноги постепенно наливаются свинцом. В конце концов я уже стал отчетливо слышать хриплое дыхание собаки и отрывистые кашляющие звуки, вылетающие из ее горла, и тут внезапно передо мной возникло неожиданное препятствие — широкая полоса горячего размягченного асфальта, кипящего и пузырящегося, словно овсяная каша в котле, распространяя вокруг себя едкий тошнотворный запах серы, словно именно здесь находился вход в самое пекло. У меня не было времени огибать это жуткое место, как не было и уверенности в том, что я смогу его перепрыгнуть; однако ничего другого мне не оставалось, и я, низко пригнувшись, напружинил мышцы ног и резким толчком бросил тело вперед и вверх. Но не успели подошвы моих сапог оторваться от гладкой поверхности асфальтового озера, как топот лап за моей спиной прекратился, послышалось короткое глухое рычание и меня крепко ухватили сзади за штаны, не дав завершить прыжок. Тело мое изменило траекторию полета, и я, взмахнув руками, шлепнулся прямо в пузырящуюся и булькающую черную массу внизу. Она оказалась значительно более густой и далеко не такой горячей, как мне представлялось, и я без труда мог бы выкарабкаться из нее, если бы не собака, которая — она плюхнулась сюда же вместе со мной — вцепилась в мои штаны, точно клещами, и не собиралась их отпускать. Я с трудом освободился от цепкой собачьей хватки, но тут-то и начался жуткий поединок, ибо стоило мне выдернуть ткань моих многострадальных панталон из зубов собаки, как она мгновенно прыгнула мне на шею, высунув язык и оскалив огромные желтые клыки, норовя вцепиться мне в глотку. Я отшвырнул злобное животное в сторону, но пес не унимался; я чуть ли не до колен погрузился в отвратительную горячую зловонную кашу, разящую сероводородом, потерял свой нож, но все еще не утратил воли к борьбе, и, когда пес, разбрызгивая черную жижу, прыжками вновь приблизился ко мне, я схватил его обеими руками за голову я сунул ее в растопленный асфальт. Некоторое время он пытался сопротивляться, извиваясь всем телом и судорожно размахивая лапами, но затем тело его обмякло, хвост дернулся в последних конвульсиях, и я понял, что, как и для предыдущего пса, охотничьи дни для этого тоже закончились.