Удар шпаги - Бальфур Эндрю - Страница 27

— Добрый старый черт, — проговорил он, глупо улыбаясь и пуская слюни.

— Ключ! — сердито рявкнул я. — Иначе…

— Черт ты или не черт, — возразил дебил, — а ключа я тебе не дам, пока ты не скажешь слово, иначе Билл на меня рассердится!

— Слово? — удивился я.

— Ну да, слово!

И тут меня осенило.

— «Блуждающий огонек»— вот твое слово! — выпалил я.

— Добрый старый черт, — опять повторил он и, взяв с полки ключ, вышел из караулки и открыл мне ворота. В следующий миг я схватил его за шею и, отшвырнув в сторону, вытащил ключ из замка и проскользнул в ворота; не успел я захлопнуть их за собой, как дебил прыгнул на меня, фыркая, шипя и царапаясь, как целая дюжина котов, пытаясь вцепиться мне в шею своими длинными пальцами. Счастье еще, что он не кричал, иначе мне пришлось бы его прикончить; а так, отшвырнув его от себя вторично, я схватил несчастного дурачка под коленки и сильным ударом головой в живот сшиб его с ног. Втолкнув беднягу в ворота, я захлопнул их створки, повернул ключ в замке и остановился, отдуваясь и переводя дыхание, так как приключения этой ночи отняли у меня немало сил.

Караульный находился неподалеку, судя по звуку его шагов, и я поспешно отступил в глубь прохода, мрачного, точно могильный склеп, благодаря скудному свету от фонаря, проникавшему сквозь кованую решетку ворот. Шляпу я потерял, но зато расправился со своим недоброжелателем и, главное, выбрался из тюрьмы. Я был свободен!

Не помня себя от радости, я попятился назад в темноту, не отводя взгляда от ворот, и вдруг неожиданно наткнулся на чью-то неподвижную фигуру, молча притаившуюся в тени под наружной аркой; не успел я выхватить шпагу или вообще предпринять что-нибудь для своей защиты, как на моей шее сомкнулись сильные пальцы и я почувствовал себя так, как должен был, очевидно, чувствовать молодой щеголь, полузадушенный мною в замке. Однако, когда шаги караульного протопали мимо и замерли в отдалении, давление на мою гортань ослабело, и нападавший подтащил меня поближе к свету, наступая коленом мне на грудь.

— Клянусь святыми мощами, — проворчал он, — передо мной лежит негр, кожа которого линяет! Кто видел когда-нибудь нечто подобное?

— Вы ошибаетесь, добрый человек, — возразил я. — Я такой же христианин, как и вы.

— Тогда вам следует быть очень хорошим христианином, — усмехнулся он, — потому что я самый святой из всех существовавших до сих пор, а мое платье еще святее!

Что касается первого утверждения, то я имел веские основания усомниться в нем, ибо на меня глядела гнуснейшая рожа бандита с густой копной рыжих волос и бородищей им под стать; однако относительно второго можно было согласиться, поскольку выглядел он, как огородное пугало, какие часто можно встретить на овсяных полях в Файфе.

— Позвольте мне встать, — проговорил я. — Я не сделаю вам ничего плохого.

— Нет, как вам это понравится! Я, разумеется, весьма благодарен, однако вынужден вас немного побеспокоить, — с этими словами он сорвал с меня пояс со шпагой и затянул его на своей кряжистой фигуре; затем он обшарил мои карманы и, не найдя ничего, потер мне лицо рукавом и вновь уставился на меня.

— Пусть меня проглотит Вельзевул, — воскликнул он, — если это не тот самый маленький пират, которого должны завтра повесить!

— Он самый, — подтвердил я, — но который с вашей помощью надеется прожить немного подольше!

— Чтоб мне лопнуть — отважный петушок! Даже жаль, что он должен умереть так скоро!

— В таком случае укажите мне место, где я мог бы укрыться, — взмолился я; в голове у меня помутилось, и я был на грани потери сознания, в то время как издали уже раздавались голоса людей, ищущих меня, и вскоре, как я опасался, весь город будет поднят на ноги.

— Полегче, полегче, — сказал он. — Что мне за резон совать свою шею в одну петлю с вами?

— У меня ничего нет, кроме шпаги, а ее вы уже забрали.

— И очень мудро поступил, ведь я слышал, как вы прикончили некоего француза. Но послушайте, я тоже нахожусь в бегах, а птицы одной породы должны держаться вместе, — он убрал колено с моей груди и помог мне подняться на ноги. — Следуйте за мной! — прошептал он и вывел меня из-под арки в узкий переулок между двумя глухими стенами, а затем, свернув направо, углубился в запутанный лабиринт тесных грязных улиц, пока в конце концов не остановился у низкой двери, которую распахнул резким толчком. — Спускайтесь вниз, — грубовато проворчал он. — И берегите голову!

Мне очень не нравился вид моего провожатого, но оставалось лишь повиноваться, и я спустился вниз по крутой лестнице в зловонный подвал, освещенный двумя сальными свечами. Здесь было душно и сыро, но я ни на что уже не обращал внимания, а, страшно измученный бессонными ночами и пережитыми треволнениями, свалился как бревно на грязную соломенную подстилку в углу.

Рыжий детина запер дверь и спустился вслед за мной; усевшись рядом на солому, он принялся разглядывать мою рапиру, насвистывая что-то себе под нос.

— Отличный клинок! — сказал он. — Французская работа!

— Откуда вы знаете? — с трудом подняв отяжелевшие веки, спросил я.

— Э-ге-ге, если бы вы имели столько дела со шпагами, сколько я, то тоже научились бы кое в чем разбираться! Однако вам лучше поспать, пока я схожу посмотреть, как идет охота. Эти болваны ни за что вас не найдут и только зря потратят время! Но сперва, чтобы вы никуда не сбежали, я на всякий случай вас свяжу.

Он достал из-под соломы моток веревки и примотал мне руки к туловищу; затем он связал мне ноги, после чего встал и набросил плащ Неда Солткомба поверх своего драного камзола.

— Зачем это? — пробормотал я, еле ворочая языком от усталости. — Вот уж совершенно ни к чему!

— Ни к чему было связывать тебя?

— Ну да!

— А зачем я привел тебя сюда, как ты думаешь, дурачок?

— Чтобы спрятать.

— Вот именно, но только до той поры, когда я приведу сюда солдат и покажу им, где ты скрываешься. Да ведь за тебя я получу полсотни крон и полное прощение в придачу! Та-та, скоро увидимся, а пока желаю приятных снов! — с этими словами негодяй поднялся по лестнице и закрыл за собой дверь.

Услыхав скрежет ключа в замке, я повернулся на бок и заплакал впервые после смерти де Кьюзака. И не удивительно — ведь я был еще почти мальчик, и голова моя все еще болела от удара; но хуже всего было страшное разочарование. Совсем уже поверив, будто я нахожусь в безопасности и даже обрел себе сообщника, хоть и немного грубоватого, я вдруг столкнулся с подлым предательством и убедился, что меня все это время, как теленка на бойню, тащили к виселице на рыночной площади. Слезы совсем обессилили меня, и я, несмотря на боль, на стертые до крови коленки и локти, неожиданно погрузился не то в сон, не то в обморок, время от времени просыпаясь в испуге и снова засыпая, пока наконец не был окончательно разбужен грубым пинком. Подняв глаза, я увидел перед собой рыжеволосого бродягу, заманившего меня в западню, а рядом с ним четырех стражников с алебардами; сверху в дверь на меня пялились еще лица солдат.

— Это он, маленький дьявол, собственной персоной! — сказал один из них. — Клянусь моей головой, заставил же он нас побегать!

— Бедняга, — сказал другой. — Я чертовски рад, что он задал такую трепку этому зазнайке Солткомбу. Он постоянно пьянствует с сынком коменданта крепости!

— Немало пройдет времени, прежде чем он снова обретет способность пьянствовать!

— Твоя правда: глотка у него раздавлена вконец. Ну и силища у маленького дьявола!

— О чем вы там толкуете, ребята? — раздался голос сверху. — У нас времени в обрез: мы едва успеем доставить пирата к месту казни. Уже полгорода знает о его побеге, но никто не подозревает, что мы его поймали. Вот будет сюрприз, когда мы приведем его на площадь!

И под хор оживленных голосов меня подняли, разрезали веревки, спутывающие мои ноги, и пинками погнали вверх по лестнице на улицу.

14. О затянутой петле и о появлении Саймона Гризейла

Марш по улицам города был очень утомителен, и задолго до того, как мы приблизились к рыночной площади, я начал различать шум толпы, сбегавшейся туда со всех сторон. Как и прежде, я ничего не видел из-за высоких фигур моих конвоиров, и никто даже не подозревал, что в центре этой маленькой группы солдат находится тот самый пират, из-за которого разгорелся весь сыр-бор.