Промах Мегрэ - Сименон Жорж - Страница 18

Мартина Гийу восприняла эту новость очень серьезно, может быть, с огорчением и, безусловно, с беспокойством.

Думала ли она о том, что ее судьба снова поставлена на карту, что, вероятно, навсегда покончено с комфортом и спокойствием? Боялась ли она улицы, где так долго влачила жалкое существование?

— Да вы ешьте, — сказал он, когда перед ним, в свою очередь, поставили заказ.

Мартина делала это машинально, и чувствовалось, что еда для нее — самое важное событие в жизни, которое придавало ей уверенность. Без всякого сомнения, вот уже в течение года она ела, чтобы избавиться от воспоминаний или зачеркнуть все голодные годы.

— Что вы о нем знаете? — тихо спросил комиссар.

— А вы точно из полиции?

Еще немного, и она попросила бы совета у бармена или метрдотеля, которые наблюдали за ними. Он показал ей свой жетон.

— Комиссар Мегрэ, — сказал он.

— Я читала о вас в газетах. Так это вы? Я думала, что вы более толстый.

— Расскажите мне о Фюмале. Начнем сначала. Где вы с ним познакомились, когда, каким образом?

— Немного больше года тому назад.

— Где?

— В маленьком кабачке «Желание» на Монмартре.

Я была у бара. Он пришел с друзьями, которые были более пьяны, чем он.

— Он не пил?

— Я никогда не видела его пьяным.

— Что дальше?

— Там были другие девушки. Один из его друзей позвал одну из них. Потом другой, мясник из Лилля, как я припоминаю, или же откуда-то с севера, пригласил мою подругу Нину. За столом только с ним никого не было.

Тогда издалека он знаком пригласил меня. Вы знаете, как это происходит. Я прекрасно понимала, что он этого не хотел, просто должен был поступить как другие. Я помню, что он на меня посмотрел и сказал: «Ты худая. Должно быть, голодна».

Я действительно была худая. Не спросив меня, он подозвал метрдотеля и заказал мне полный ужин. «Ешь!

Пей! Не каждый вечер тебе посчастливится встретиться с Фюмалем».

Вот так все и началось. Его друзья с девушками ушли раньше его. А он расспрашивал меня о родителях, о детстве, о том, чем я занимаюсь. Таких много. Он даже не приставал ко мне. А в конце он сказал: «Идем со мной.

Я отвезу тебя в приличную гостиницу».

— Он остался на ночь?

— Нет. Это было около площади Клиши, как я помню.

Он заплатил за неделю вперед, а в тот вечер даже не пошел со мной. Он пришел на следующий день.

— На этот раз он поднялся?

— Да. Пробыл недолго. Не столько времени, как для того, о чем вы подумали. Он был не очень силен по этой части. Он мне больше рассказывал о себе, о том, что делал, о своей жене.

— А как он говорил о ней?

— Мне кажется, он был несчастен.

Мегрэ с трудом верил своим ушам.

— Продолжай, — тихо сказал он, машинально назвав ее на «ты».

— Это трудно, вы понимаете? Он мне об этом так часто говорил…

— Иными словами, он приходил к тебе, чтобы поговорить о себе.

— Не только…

— Но по большей части?

— Может быть. Судя по всему, он много работал, больше, чем кто бы то ни было, и стал кем-то очень значительным. Это правда?

— Это было правдой, да.

— Он мне говорил что-то вроде того: «Ну и что мне это дает? Люди не понимают этого и принимают меня за скотину. Моя жена сумасшедшая. Мои слуги, мои служащие думают только о том, как бы обворовать меня. Когда я вхожу в шикарный ресторан, я догадываюсь, что люди вокруг меня шепчут: „Ты посмотри! А вот и мясник“.

Принесли спагетти для Мегрэ и равиоли для Мартины Гийу, перед которой стояла оплетенная бутылка кьянти.

— Вы позволите?

Заботы не мешали ей есть с аппетитом.

— Он сказал, что его жена сумасшедшая?

— И что она его ненавидит. Он купил замок в деревне, где родился. Это тоже правда?

— Да, правда.

— Знаете, я не придавала этому большого значения.

Говорила себе, что наверняка в этом изрядная доля хвастовства. Крестьяне там продолжают звать его мясником.

Он купил особняк на бульваре Курсель и говорил, что тот похож не на дом, а на зал ожидания на вокзале.

— Ты там была?

— Да.

— У тебя есть ключ?

— Нет. Я ходила туда только два раза. В первый раз, когда он хотел показать мне, где живет. Это было вечером.

Мы поднялись на второй этаж. Я увидела большой салон, его кабинет, спальню, столовую, другие более или менее пустые комнаты, и, действительно, это не было похоже на настоящий дом. «Наверху, — сказал он мне, — сумасшедшая! Она, должно быть, подсматривает за нами с лестничной площадки». Я спросила у него, ревнует ли она, он мне ответил, что нет, она следит за ним просто так, такая у нее мания. Это верно, что она пьет?

— Да.

— В таком случае, вы видите, почти все, что он мне рассказывал, правда. А то, что он мог приходить к министрам без доклада?

— В общем, почти так.

Не было ли некоей иронии в отношениях Фюмаля и Мартины?

Больше года она была его любовницей. В конечном счете он взял и содержал ее только для того, чтобы было перед кем покрасоваться и поплакаться одновременно.

Некоторые мужчины, когда у них слишком тяжело на сердце, снимают проститутку на улице только для того, чтобы рассказать о своих неприятностях.

Фюмаль приобрел себе персональное доверенное лицо.

Он удобно устроил эту женщину на улице Этуаль, и ей нечего было делать, кроме как ждать его.

В глубине души она никогда ему не верила. И не только ему не верила, но даже не задавалась вопросом, правдой или ложью было то, что он ей рассказывал.

Ей было абсолютно все равно!

Теперь, когда он умер, она испытывала робость, узнав, что он действительно был таким значительным человеком, каким хотел казаться.

— Он не казался озабоченным в последнее время?

— Что вы хотите этим сказать?

— Он не боялся за свою жизнь? Не говорил о своих врагах?

— Он часто повторял мне, что нельзя достичь высокого положения, не нажив себе много врагов. Он говорил:

«Они лижут мне руки, как собаки, но все меня ненавидят и никогда не будут так счастливы, как в тот день, когда я сдохну». И добавлял: «Ты тоже, кстати. Или, скорее, ты была бы довольна, если бы я оставил тебе что-нибудь. Но я тебе ничего не оставлю. И ты вернешься в свою канаву, умру ли я или брошу тебя».

Она не была шокирована. Она слишком много повидала до него. Он дал ей несколько спокойных месяцев, и этого ей было достаточно.