Иллирия (СИ) - Заболотская Мария - Страница 4

Не успел Гако удалиться из моей комнаты, как в нее ворвалась его жена, приходившаяся мне, разумеется, мачехой. То была дородная женщина, смуглая и темноволосая, как большинство иллириек. Ее звали Фоттиной. Мое присутствие ее заметно смущало, так что она избрала обычную для таких ситуаций тактику - принялась грубо меня одергивать и демонстрировать недовольство любыми моими действиями.

- Покажи свои платья, Гоэдиль! - первым делом приказала она.

Я достала свои немудреные пожитки. Все платья мои были траурными - из серого недорогого полотна, украшенного неказистой черной тесьмой. Из своих наблюдений за прохожими я успела вынести знание, что богатые иллирийки всех возрастов предпочитают одежды приглушенных тонов, но из дорогого шелка. Чем моложе была женщина, тем более светлые и чистые цвета ей полагалось носить. Платье должно было напоминать слегка увядший цветок со множеством поникших лепестков. Мои же наряды могли напомнить разве что ворох мешков, и было совершенно ясно, что госпоже Эттани они пришлись не по нраву. Я была значительно ниже ростом, нежели Флорэн Эттани, и значительно худее, нежели Фоттина, так что поиски подходящего мне наряда затянулись, а госпожа Эттани вскоре прилегла на кушетку и жалобно стонала, то и дело прося служанку сбрызнуть ей лицо розовой водой.

-Это невыносимо, решительно невыносимо! - восклицала она, обращаясь к кому-то незримо присутствующему в комнате. - Где я найду платье, подходящее для столь несуразной фигуры?! У этой Гоэдиль узкие плечи и тонкие руки, но совершенно нет талии! Почему она не появилась пять лет назад, когда пояса носили под грудью? Тогда бы ее можно было прилично одеть, да и вообще, к сегодняшнему дню мы бы уже забыли о ее существовании!..

После череды утомительных и унизительных примерок, сопровождаемых язвительными комментариями госпожи Эттани, которые неизменно встречались хихиканьем служанок, мне было выделено бледно-желтое платье с шитым серебром поясом. Оно не слишком хорошо оттеняло мою бледную кожу, давно не видевшую солнца, но, приходилось признать, выглядела в нем я куда лучше, чем в своих старых платьях. Мне показалось, что я стала похожа на первый весенний нарцисс, который слишком рано зацвел и стал жертвой заморозков, покрывшись инеем. Даже волосы мои серебрились, точно в них появилась седина. Но, конечно же, выбор этот был откровенно неудачным - такой цвет могла позволить себе только совсем юная девушка, и Фоттина не могла об этом не подумать.

- Госпожа Эттани, - первый раз я обратилась к мачехе. - Я все же вдова. Мне нужно прикрыть волосы накидкой, да и тон платья не подходит к моему положению.

Фоттина задумалась. Выходило, что они с мужем еще не обсуждали, как собираются меня представлять в обществе - в тот единственный раз, когда я вышла на люди после прибытия в Иллирию, все происходило весьма сбивчиво и сумбурно, меня представляли как дочь Гако, не уточняя деталей. Вновь я ощутила щемящую боль в сердце - возможно, Эттани придет в голову скрыть, что я была замужем, чтобы избежать возможных пересудов о скандале, с которым я была изгнана из семьи мужа! Даже память о Лессе у меня могли отобрать и сделать запретной...

- Госпожа Эттани, - умоляюще сказала я. - Старая дева вызовет больше насмешек, чем вдова. Вдовы выходят повторно замуж, старые девы коротают свой век одиноко. Мужчины презирают женщин, достигших моего возраста и не бывших в браке. Что может быть смешнее далеко не юной девицы?..

Фоттина недовольно выслушала меня, но ничего не сказала. Пока служанки наспех подкалывали шпильками слишком длинный подол платья, она торопливо вышла из комнаты, забыв о том, что еще недавно ее одолевала слабость. Я, пользуясь временно установившимся спокойствием, нашла в своих вещах тонкое белое полотно, которое выглядело не столь уж дешевым в сравнении с желтым платьем, и попыталась прикрепить его к косам. Мне было неуютно с непокрытой головой - уже много лет я носила накидки, и как замужняя женщина, и как вдова.

В этот момент вернулась госпожа Эттани, лицо которой выражало решимость. Не говоря ни слова, она сорвала с моей головы накидку и швырнула ее на пол.

- Не смей демонстрировать людям свое позорное вдовство! - зло выкрикнула она. - Я поговорила с Гако, и он сказал, чтобы ты не думала и словом единым поминать этот стыд! Ты опозорила семью, выйдя замуж без благословения отца, затем тебя выгнали из дома мужа, точно гулящую девку!.. Благородная дама не пережила бы такого позора, а ты позволяешь себе говорить об этом и не краснеть, хотя тебе и впрямь стоило бы бить поклоны в храме, отмаливая свои грехи. Мой добрый супруг окажет тебе великую милость, найдя тебе мужа, но никогда, никогда ты не посмеешь позорить семью Эттани рассказами о своем грязном прошлом!..

Я ничего ей не сказала, и первая слеза скатилась по моей щеке только после того, как нога служанки, уносящей желтое платье, перешагнула через порог. Я потеряла самое дорогое в своей жизни, теперь у меня отняли и право оплакивать свою утрату. Нелепая старая дева в поисках мужа, наряженная в девичье платье, - вот кем должна была стать Гоэдиль Эттани для высшего света Иллирии. Вряд ли это походило на приключение или на годное начало новой жизни.

Глава 3

Служба, на которую торопилось поутру семейство Эттани, проходила в самом большом храме города, однако и он с трудом вместил всех господ, считающихся достаточно родовитыми и богатыми, чтобы получить свою долю благословения из рук самого понтифика. Господин Эттани не считался столь уж влиятельным иллирийцем, чтобы претендовать на право сидеть в первых рядах, однако у входа он столкнулся с самим господином Альмасио, который в самых любезных выражениях приветствовал своего будущего родственника и проводил нас к скамье, специально занятой для Эттани. За его спиной постоянно маячил младший сын, Тео, чрезвычайно миловидный юноша, бросавший робкие, но жадные взгляды на Флорэн Эттани, свою невесту.

Жена господина Альмасио, насколько я могла судить по обрывкам разговоров, доносившихся до моих ушей, несколько лет назад умерла, и с тех пор он являлся самым завидным вдовцом Иллирии. Но к недовольству всех дам, желающих стать хозяйками во владениях второй по могуществу семьи Южных земель, он не торопился вновь сочетаться браком. Надо сказать, достоинствами господина Альмасио были не только богатство и родовитость, но и редкая мужская привлекательность. Несмотря на зрелые годы, его статная фигура заставляла биться быстрее сердца совсем юных девушек. Даже на меня, давно уж забывшую, что на мужчин можно смотреть с интересом, облик господина Альмасио произвел впечатление - я никогда еще не видела столь благородных черт, красноречиво свидетельствующих, что передо мной и впрямь потомок знатнейшего рода.

Флорэн выглядела восхитительно - ее светло-голубое платье было расшито мельчайшим прозрачным бисером, который сверкал в лучах солнца точно искорки в прозрачной воде. Свежее юное лицо тоже словно светилось изнутри, и я поняла, что она влюблена в своего жениха. Сердце мое сжалось - мне подумалось, что всего пять лет назад от меня исходило такое же сияние счастья, пусть даже и не дополненное столь выдающейся красотой.

Впрочем, даже прелестный вид Флорэн Эттани оказался незамеченным большинством присутствующих в храме, и виной тому была, увы, я. Как и предполагалось, комичная провинциальная старая дева, которой спешно искал жениха несчастный отец, стала предметов всеобщего обсуждения в язвительных тонах. Я ничуть не удивилась, когда услышала женские перешептывания:

- О чем она только думала, выходя в этом платье из дому?..

- Всемилостивый боже, живые цветы в волосах почтенной матроны - мне неловко даже смотреть на это!..

- Это та самая дочь от первого брака, для которой Эттани ищут мужа? Да смилостивятся над ними небеса, это безнадежная затея...