Приятельница мадам Мегрэ - Сименон Жорж - Страница 28

— Четверых?

— Мосс, Левин, женщина и ребенок. Быть может, именно ребенок дает нам самые большие шансы на успех.

— Если только они от него не избавились.

— Раз уж Глория отправилась забирать его из рук моей жены с риском быть арестованной, значит, она очень дорожит им.

— Вы думаете, это ее сын?

— Я в этом убежден. Не стоит думать, что преступники не такие же люди, как и все прочие, что они не могут иметь детей и любить их.

— Сын от Левина?

— Вероятно.

Доссен, поднимаясь, улыбнулся, и вышло это у него как-то смиренно и в то же время лукаво.

— Похоже, настало время для перекрестного допроса? Я, увы, не большой специалист по этой части.

— Если вы сочтете возможным, я попробую кое-что объяснить Лиотару.

— Чтобы он посоветовал своему клиенту говорить?

— Сейчас это в их общих интересах.

— Мне не приглашать их пока?

— Через минуту.

Мегрэ вышел и сердечно сказал человеку, сидевшему справа от двери:

— Здравствуйте, Стёвельс.

Как раз в эту минуту в коридоре появился Жанвье с Фернандой, от волнения не находившей себе места.

Инспектор не решался позволить жене сесть рядом с мужем.

— У вас будет время поболтать, — сказал им Мегрэ. — Следователь еще не освободился.

Он увлек за собой Лиотара, и они заговорили вполголоса, вышагивая взад-вперед по коридору, где почти у каждой двери стояли полицейские. Длилось это не больше пяти минут.

— Когда соберетесь войти, постучите.

Мегрэ один вошел к следователю, оставив Лиотара, Стёвельса и Фернанду за разговором.

— Каков результат?

— Сейчас узнаем. Лиотар там, очевидно, вовсю старается. А я вам состряпаю отчет, где все расскажу о чемодане, а о причастности Лиотара даже не упомяну.

— Это ведь не очень честно, а?

— Вы хотите поймать преступников?

— Понимаю вас, Мегрэ. Но мой отец и мой дед были судьями, и я, наверное, этим тоже кончу.

Он покраснел, со страхом и нетерпением ожидая, когда постучат.

Наконец дверь открылась.

— Мадам Стёвельс может войти вместе с нами? — спросил адвокат.

Фернанда плакала и прижимала к лицу платочек.

Войдя, она нашла глазами Мегрэ и растерянно посмотрела на него, словно ждала, что он еще сможет все уладить. А Стёвельс, тот не изменился. Он был все так же покорен и упрям одновременно и тихо сел на стул, который ему указали.

Когда секретарь собрался занять свое место, Доссен сказал ему:

— Не сейчас. Я позову вас, когда начнется протокольный допрос. Вы согласны, мэтр Лиотар?

— Согласен полностью. Благодарю вас.

Остался стоять один Мегрэ — лицом к окну, по которому стекали капли дождя. Сена была такая же серая, как небо. На баржах, крышах и тротуарах отражались мокрые блики.

Раздалось короткое покашливание, и слегка дрожащим голосом Доссен произнес:

— Стёвельс, мне кажется, комиссар хотел бы задать вам несколько вопросов.

Мегрэ, только что раскуривший трубку, обернулся, с трудом скрывая насмешливую улыбку.

— Я полагаю, — начал он, все еще стоя, — что защитник вкратце ввел вас в курс дела? Нам известно, чем занимались вы и ваш брат. Возможно, что лично за вами другой вины и нет. Синий костюм, запятнанный кровью, действительно не ваш, а вашего брата, который, оставив свой костюм, ушел в вашем.

— Мой брат тоже не убивал.

— Возможно. Вы хотите, чтобы я задавал вопросы, или предпочтете сами рассказать нам все, что знаете?

Теперь союзником Мегрэ был не только Лиотар, но и Фернанда, взглядом подбадривавшая Франса, чтобы он говорил.

— Задавайте вопросы. Посмотрим, как у меня получится отвечать.

Он протер толстые стекла своих очков и ждал, ссутулившись, немного наклонив голову вперед, словно она была слишком тяжелой.

— Когда вы узнали, что графиня Панетти убита?

— В ночь с субботы на воскресенье.

— Вы хотите сказать, в ту ночь, когда Мосс, Левин и третий человек, возможно, Кринкер, пришли к вам в дом?

— Да.

— Это вы надумали послать телеграмму Фернанде, чтобы удалить ее из дома?

— Я даже не был в курсе.

Это было похоже на правду. Альфред Мосс достаточно хорошо знал все домашние дела и образ жизни Стёвельсов.

— То есть когда в девять часов вечера к вам постучались, вы не знали, в чем дело?

— Да. Я, впрочем, не собирался пускать их в дом.

Я спокойно читал у себя внизу.

— Что вам сказал брат?

— Что одному из его спутников необходим паспорт — и сегодня же, что он принес все необходимое и я должен немедленно приняться за работу.

— Он впервые привел к вам незнакомых людей?

— Он знал, что я никого не желаю видеть.

— Но вы догадывались, что у него есть соучастники?

— Он говорил, что работает с человеком по имени Шварц.

— С тем, который назвался Левином на улице Лепик?

Довольно полный брюнет?

— Да. Работать так поздно в мастерской я не мог, это удивило бы соседей.

— Расскажите, пожалуйста, о третьем человеке.

— Я его не знаю.

— У него был иностранный акцент?

— Да. Он был венгр. Он очень нервничал, торопился уйти и требовал гарантий, что у него не будет неприятностей с фальшивым паспортом.

— Какой страны?

— Соединенных Штатов. Их подделывать труднее всего, там должны быть специальные знаки, о которых договорились между собой консулы и иммиграционные службы.

— И вы принялись за работу?

— Я не успел.

— Что же произошло?

— Шварц обошел весь дом, будто хотел убедиться, что никто не спугнет нас. И вдруг, когда я стоял спиной к нему — как раз склонился над чемоданом, лежавшим в кресле, — услышал выстрел и, обернувшись, увидел, что венгр упал.

— Стрелял Шварц?

— Да.

— Как вам показалось, ваш брат удивился?

На какие-то секунды он задумался.

— Да.

— Что произошло потом?

— Шварц заявил, что это было единственно возможное решение, и ничего другого он сделать не мог. По его мнению, Кринкер был на грани нервного срыва и неизбежно попался бы. Попавшись, он бы не молчал.

«Я ошибался, считая его мужчиной», — добавил он.

Потом спросил, где у меня печь.

— Он знал, что она у вас есть?

— Я полагаю, да.

От Мосса, — это было очевидно, как было очевидно и то, что Стёвельс сейчас выгораживал брата.

— Он приказал Альфреду растопить ее, а меня попросил принести острые переплетные ножи. «Все мы попали в один переплет, дети мои, — сказал он. — Если бы я не убил этого идиота, не прошло бы и недели, как мы были бы арестованы. Никто его с нами не видел. Никто не знает, что он здесь. Семьи, которая стала бы искать, у него нет. Пусть он исчезнет, а мы будем жить спокойно».

Это был неподходящий момент для того, чтобы расспрашивать переплетчика, помогал ли кто-нибудь расчленять труп.

— Он сказал вам о смерти графини?

— Да.

— Вы тогда и узнали об этом?

— Я не видел никого с тех самых пор, как они уехали на автомобиле.

Он говорил все менее уверенно, а Фернанда смотрела то на мужа, то на Мегрэ.

— Говори, Франс. Они ведь втянули тебя в эту историю, а сами скрылись. Какой смысл тебе молчать?

Лиотар добавил:

— Как ваш защитник, я могу подтвердить, что рассказать обо всем — не только ваш долг, но в ваших интересах. Я думаю, что правосудие оценит вашу чистосердечность.

Франс посмотрел на него своими большими мутными глазами и пожал плечами.

— Они провели у меня часть ночи, — наконец произнес он. — Это было очень долго.

Фернанду начало тошнить, она поднесла платок ко рту.

— У Шварца или Левина, не важно, как там его зовут, в кармане плаща была бутылка спиртного, и мой брат много выпил. В какой-то момент Шварц злобно сказал ему: «Это ты второй раз мне такое устраиваешь!»

Тогда-то Альфред и рассказал мне о старухе графине.

— Минутку, — прервал его Мегрэ. — Что вам, собственно, известно о Шварце?

— Это человек, на которого работал мой брат. Он много раз о нем говорил. Считал его очень сильным, но опасным человеком. У него есть ребенок от очень красивой женщины, итальянки, с которой он в основном и живет.