Асгард Возрожденный - Перумов Ник - Страница 57

– Значит, тогда мы, Древние, были «плохими», так? – усмехнулся Хрофт. – А теперь вдруг стали «хорошими», выходит?

– Не совсем, – серьёзно и спокойно ответила Мать Ведьм. – Нет ни плохих в Упорядоченном, ни хороших. Есть лишь те, кто – вот именно сегодня, сейчас! – помогает ему выжить, и есть те, кто мешает.

– Ага. То есть сейчас выжить ему могу помочь именно я?

– Браво, великий О?дин.

– Спасибо за откровенность, Гулльвейг. Закончила ли ты свои речи? Я внимал тебе, как положено внимать гостье, хоть и незваной; но теперь мне пора вернуться к начатому.

– Дозволишь ли ты мне остаться? Я не помешаю, клянусь.

– Я ни от кого не прячусь, – пожал плечами О?дин. – Оставайся, коль на то твоя воля.

– Благодарю, – сдержанно поклонилась Гулльвейг.

– Стань туда, назад, – распорядился Старый Хрофт, сбрасывая плащ и расправляя плечи. – Не мешай.

Мать Ведьм лишь вновь поклонилась.

Отец Богов невольно вспомнил жертвенный нож из обсидиана, рождённого в пламенной глотке земли, когда мир был ещё совсем юн, а он, О?дин – уже стар. Нет его, всё сгинуло после Боргильдовой Битвы, а сейчас в руке Старого Хрофта – обычная молодая сталь, хоть и выкованная гномами, хранящими остатки древних секретов.

Уныло и покорно стоят быки. Ждут, тупо и равнодушно.

Нет, О?дин, Древний Бог Асгарда, ты не будешь жалеть никого и ничего.

Горит огонь, ждёт крови жертвенная чаша. Ждут и тени асов – так же покорно и равнодушно, как и предназначенные на заклание быки. Они не спрашивали О?дина, хотят ли они свободы и новой жизни. Он решил это за них. Хотя – есть ли у мёртвых свобода воли там, в царстве Демогоргона?

«Начинай, О?дин. Хватит колебаться. Иди, как шёл на Боргильдово Поле».

Только на сей раз он победит.

– Фенрир!

– Здесь! – рыкнул волк, и стадо послушно сделало шаг вперёд.

Старый Хрофт встряхнул рукой с зажатым жертвенным ножом и ударил.

Бык коротко замычал и повалился, из горла хлынула кровь. Ни один мясник-забойщик такого бы не повторил, но Старый Хрофт добавил к своему удару и кое-что ещё.

Туша рухнула на заранее рассыпанные чёрные угли. Ожила руна, скрытая под ними, – занялось пламя, мгновенно поглотившее мёртвого быка, словно был он не из мяса и костей, а из соломы.

Кровь заполнила жертвенную чашу, закипела, запузырилась, стремительно превращаясь в пар. Первая из рун, начертанных Отцом Богов за стенами Асгарда, дрогнула, пробуждаясь.

Не позволяя себе более ни единой посторонней мысли, он принялся работать ножом.

– Я буду сопровождать тебя, дочь О?дина.

Ракот Восставший произнёс это, как говорится, «тоном, не терпящим возражений». И, наверное, воительница Райна, сражавшаяся в бесчисленных наёмных отрядах, лишь молча склонилась бы пред Новым Богом – но не валькирия Рандгрид.

– Зачем, могучий Ракот? Душу своей матери я отыщу сама.

Глаза Восставшего гневно сверкнули.

– Дочь О?дина, речь не о тебе или твоей матери. Речь о куда большем, обо всём Упорядоченном.

– Да, так всегда, – дерзко сказала Райна, не отводя взгляда. – Упорядоченное превыше всего. Пусть будет так, могучий Ракот, но я займусь своей матерью. Выведу её отсюда и вернусь в Асгард. Конец истории.

– Ошибаешься, – отрезал Ракот. – Только начало. Никто не знает, что встретит нас по ту сторону стены, в обычном мире. Вы с О?дином… натворили немало. Равновесие…

– Мне плевать на равновесие! – выкрикнула Райна прямо в лицо Восставшему. – Мы. Пришли. За. Своей. Роднёй! Которая пребывала в заточении все эти тысячи тысяч лет. Ракот, ты силён, но я куда старше тебя. Случившееся – несправедливо! Магия способна вернуть души обратно, и мы возвращаем их!

– Вот как, – прошипел Ракот, впиваясь в Райну взглядом. Глаза его опасно сузились. – А ты готова вернуть всех умерших к жизни? Всех до единого? Или только свою родню?

– Каждый стоит за свой клан. За свой род. – Райну трясло от ярости. – За своих предков и потомков. Я дошла до вершины Мирового Древа, я видела Престол Творца. Я заслужила.

– То есть другие – нет?

– Другие – нет! – крикнула Райна. – Слушай меня, Восставший. Я была наёмницей. Дралась без счёта и без счёта хоронила соратников. Выживали лучшие, самые сильные, самые умелые. Они шли дальше. И так во всём – мир безжалостен. Своих смогут спасти те, кто достаточно силён. Вот и всё. Иное – несправедливо.

– Скажи, – перебил Ракот, – а то, что ты случайно оказалась дочерью Древнего Бога, тебе ничуть не помогло? Ну, ни капельки? И на твоём месте могла бы оказаться любая воительница?

– Если ты рассчитывал смутить меня этим, Восставший, то зря. Подняться может каждый. Нужно просто очень сильно этого хотеть. То, что мой отец – Древний Бог, конечно, помогло. Но не это решает. Решает жажда. Имеющий веру – пройдёт. Имеющий лишь самоуверенность – сорвётся. Архонты на золотой тропе сказали мне, что я не готова. И они были правы – я полагалась на меч, а не на сердце. Смертный пастух прошёл бы там куда легче меня.

– Нет, валькирия. Смертный никогда вообще не проник бы сюда!

– Можно спорить, Восставший, но не вижу смысла. Я и так задержалась тут. Трактирщик обещал, что я встречусь с матерью. Мне надо спускаться.

– Будь по-твоему, – помолчав, сказал Ракот. – Прощай, валькирия. Не люблю вещать и пророчить всяческие беды и бедствия, но… сдаётся мне, вы столкнули лавину, которую вам не остановить.

Райна не ответила. Лишь молча поклонилась и начала спускаться.

Жертвенная кровь парила, кипела, булькала и исчезала бесследно. Чаша не переполнялась, мёртвые туши быков валились одна за другой на угли и моментально вспыхивали.

Старый Хрофт убивал. В какой-то момент он просто смежил веки, Асгард пронизывала магия такого напора, такой плотности, что он уже не нуждался в зрении. Внутренним оком же, напротив, он видел, как одна за другой оживают руны, сплошным кольцом охватившие Асгард.

Руны смерти и жизни, руны власти и крови, руны времени и силы. Собственные руны Тора и Йорд, Фрейи и Фригг, Ньорда и Браги, Локи и Тюра, руны всех асов и асиний. Они оживут последними.

Незримые потоки силы мчались сейчас над Асгардом, и Старый Хрофт жадно вбирал их, стараясь не пропустить ни капли. Сила лесов и вод, магия, несомая ветрами и песками, источаемая светилами, дневными и ночными, – всем Сущим.

Они были хозяевами мира. Пусть даже только одного – Хьёрварда и того, что примыкало к нему, – а не всего Упорядоченного. Пусть у них и нет пока возрождённого Иггдрасиля, но они будут вновь править тем, что принадлежало им изначально, по справедливости деля власть с уцелевшими мелкими богами и божками южных стран.

Они будут живыми!

Льётся кровь, вспыхивают руны – исполинские столпы призрачного света вздымаются к небесам, и гномы в изумлении вертят головами.

Ветер магии становится всё горячее, всё жёстче. Режет щёки, всё сильнее давит на грудь, и каждый новый взмах жертвенного ножа даётся О?дину всё тяжелее. Сила напоминает теперь прорвавший дамбу горный поток, обрушивающийся губительным водопадом в ничего не подозревающую долину.

Не оборачиваясь, Старый Хрофт видел скрестившую на груди руки Гулльвейг. Тонкие доспехи мало чем отличались от второй кожи. Мать Ведьм снисходительно ждала. Именно снисходительно, уверенная в том, что её-то «хозяин», что бы ни случилось, прикроет, спасёт, вызволит, защитит.

Ну, погоди, ведьма. Посмотрим, как запоёшь дальше.

Ветер становится обжигающим, тысячи огненных ос впиваются жалами в плоть Отца Богов, боль, такая же, как у простых смертных, растекается по телу; а над горизонтом, далеко за стенами возрождённого Асгарда, уже вздымаются волны пламени, словно небывалый огненный шторм забушевал в Межреальности, готовый прорвать тонкие стенки, отделяющие её от миров, ворваться в них и испепелить всё, и живое, и мёртвое.

Но этого мало. Старый Хрофт наяву видит сейчас Гнипахеллир, и Чёрный Тракт, и влекущиеся по нему процессии душ; и кого-то, кто предводительствует ими, причём это – явно и точно не Яргохор. Они замерли сейчас, в немом изумлении глядя на не видимое живым зарево, пляшущее в небесах, там, где кроются равнины Иды.