Асгард Возрожденный - Перумов Ник - Страница 51

– Смогу! – крикнул Аррис другу, и в тот же миг его меч нырнул к полу, отсекая прорвавшееся сквозь защитную сферу щупальце. Оно уже горело, броня задымилась и легко растрескалась под ударом эльфийского острия, однако за первым отростком последовало три новых.

– Откры…! – Вся масса бронированных осьминогов рванулась, наваливаясь на отпорную сферу Арриса, и защитные чары не выдержали.

Но за спинами эльфов уже раскрывался их собственный портал, низкий, дрожащий, но – портал. Они должны вернуться с вестями, а не геройски погибнуть. Конечно, ученики Аэтероса продержались бы ещё долго, но суть в том, чтобы сделать дело и не погибнуть, – так всегда учил мудрый Хедин, Познавший Тьму.

– Ульв!.. – Аррис пятился, прикрывая друга, но Ульвейн отчего-то не сделал и самого мелкого шага назад.

– Ульв! Портал! Я открыл!..

– Уходи! – гаркнул в ответ Ульвейн.

И, молниеносно повернувшись, толкнул Арриса в грудь так, что тот спиной вперёд полетел прямо в раскрывшееся сияние.

Миг – и Аррис оказался в полной темноте пуповины. Один.

Ракот коснулся плеча замершей в трансе воительницы. Коснулся уверенно и властно, в полном сознании своего права. В конце концов, он – Новый Бог, он здесь не просто так; а вот что тут делает валькирия, Дева Битвы, – ещё предстояло узнать.

Валькирия не пошевелилась. Глаза её оставались закрыты, губы едва заметно шевелились, она пребывала словно в молитвенном экстазе. Ресницы Девы Битвы вздрагивали, как и веки, будто она неотрывно следила взглядом за чем-то одной ей видимым. Руку Восставшего воительница словно и не заметила.

Ракот нахмурился, сильнее сжал плечо валькирии.

Ничего.

Глаза Восставшего сузились от гнева. Что-то ухватило и удерживало воительницу, что-то сильнее его собственной воли.

– Смотри… – вдруг блаженно проговорила валькирия, не открывая глаз. – Смотри… как красиво…

Она говорила на древнем языке Восточного Хьёрварда, словно не сомневалась, что слушающий её непременно поймёт.

Массивная и широкая ладонь Ракота сомкнулась на эфесе Чёрного Меча.

– Смотри… смотри вверх. Золотой луч… золотая дорога… я не видела… не понимала…

– Очнись, дщерь О?дина! – загремел Восставший, но губы валькирии лишь едва дрогнули в улыбке.

– Посмотри со мной, – мягко попросила она. – Подойди ближе… ещё ближе… стань… у меня за спиной… стань теснее…

Плечи валькирии доверчиво и без колебаний опёрлись на широкую грудь Восставшего. Застывшая воительница прижималась к нему, золотистые волосы оказались совсем близко от его губ, но Ракота, большого любителя и знатока красавиц, сейчас пробирал не любовный жар, а леденящий ужас.

Дочь Старого Хрофта казалась самым настоящим зомби.

– Смотри вместе со мной, – вновь попросила она. – Вверх, вон туда… как следует… пристально…

Ракот невольно повиновался. Именно «невольно» и именно «повиновался». Голос валькирии полнила мягкая, обволакивающая сила, та, что опаснее всех прочих. Кажется, Хедин рассказывал про какую-то цепь, на которой сидел какой-то волк… и которая, при всей мягкости, лишь туже натягивалась от его попыток освободиться.

Валькирия казалась сейчас именно такой вот волшебной цепью.

И тем не менее пальцы Ракота, судорожно сведённые на рукояти меча, медленно разжались.

А пальцы валькирии, жёсткие, мозолистые – настоящие пальцы воительницы – с совершенно непривычной для них нежностью, взяли ладонь Восставшего, поднимая её к виску дочери О?дина.

Так они и застыли, словно любовники, встречающие рассвет. Пальцы Ракота легли на оба виска валькирии, он смотрел поверх её головы – и видел.

Огибая великое Древо, извиваясь и в то же время оставаясь странно прямой, мимо них бежала узкая золотая тропа. Она гордо рассекала владения Соборного Духа, разом и проходя сквозь них, и словно находясь в совсем иных областях.

– Я шла по ней, – тем же мечтательным, затуманенным голосом проговорила валькирия. – Мне преградила путь стража. Архонты… чернобородые, смуглые, словно выходцы с дальнего юга. Бороды их вились, одежды украшали золото и каменья, а посохи были отделаны рубинами, коим нет числа. Они сказали мне, что я не готова. Я… билась с ними, с демонами, я прокладывала мечом себе путь… а теперь… стою и смотрю. Постой и посмотри со мною вместе, хорошо?

Ракот молчал. Взгляд Восставшего скользил вдоль золотой тропы, всё выше и выше, сквозь послушно расступающиеся серые облака, туда, ввысь, куда не дотянулось даже Мировое Древо.

– Врата… без створок, с одними лишь столбами. Я… рубила их. Прокладывала себе путь, как положено валькирии. Пока не пришла сюда и не узрела своими собственными глазами…

Ракот по-прежнему молчал. Тёплый затылок валькирии казался сейчас мёртвой ледяной глыбой.

Золотая тропа поднималась вверх. И да, Восставший видел сейчас и врата на ней, составленные из трёх пар прихотливо-резных столпов; видел и этих самых «архонтов», казавшихся отсюда детскими куклами в разукрашенных одеяниях. Шестеро их недвижно стояли за вратами; однако взгляд Восставшего здесь не задержался.

Выше, ещё выше, над вратами и архонтами, над золотым сиянием тропы, облака медленно, словно нехотя, расходились, будто не желая уступать воле Нового Бога.

Там заканчивались все дороги и все пути. Всё стягивалось сперва в нить, а затем и в точку, вмещавшую в себя всё и бывшую всем.

– Престол Сил у звёздного преддверия… – еле слышно, заворожённо прошептала валькирия. – Он прекрасен. Он – всё. Из него всё изошло, и в него всё вернётся… Древо рождает души…

Руки её поднялись, обхватили ладони Ракота, крепче прижимая их к собственным вискам.

– Я поднималась по золотой тропе… – еле слышно прошептала в этот миг валькирия. – Но мне сказали, что я не готова… я не поверила… не поверила…

«А я? – невольно подумал Ракот. – Прошёл бы я сквозь те врата, мимо той стражи? Смогла бы она остановить меня? Готов ли я?»

«Готов ли ты? – пришёл ответ, сказанный низким, рокочущим басом, слышимым, похоже, одному лишь Восставшему. – Ты никогда не будешь готов. Это дорога для Смертных, тех единиц, что научились не бояться телесной гибели и заглянули в бездну. В ту самую бездну, со дна которой начинается восхождение – и возрождение».

Новый Бог смотрел туда же, куда и воительница. Смотрел и своими собственными глазами, и глазами валькирии.

Престол, как она называет увиденное.

Что ж, пожалуй.

Вокруг сжатия, вокруг исходной – или конечной? – чёрной точки Восставшему виделись полупрозрачные анфилады торжественных покоев, бесконечные колоннады, перемежающиеся висячими садами и сбегающими с туманных высот фонтанами. Сказочный дворец, точнее, бесконечность дворцов, чего никогда не имели ни они с Хедином, ни даже Молодые Боги в зените собственного могущества.

Разумеется, это было не настоящим.

Вернее, это было настоящим для воительницы. Именно так представляла она манифестацию величия, славы, силы. Наивная и чистая душой дочь О?дина, она так и осталась Девой Битвы, валькирией, несмотря на все эоны наёмничества.

Она осталась чистой.

Что-то ворохнулось глубоко-глубоко в душе Восставшего.

Она осталась чистой. Наивные дворцы, фонтаны и водопады – наверное, она представляет себе сейчас и мудрого, древнего старца с белыми власами и длинной, как у гнома, брадой – восседающего в самом сердце этого скопления палат на золотом или даже алмазном троне.

Дщерь Древних Богов продолжает верить в то, что ей внушили в детстве, и это же видит сейчас. Для неё всё это – настоящее.

Восставший заставил себя вглядеться в призрачную картину, дотянуться взглядом до центра, до сердцевины, что являла собой, во всяком случае для него, чёрную исчезающую точку, средоточие силы, её источник, настоящее, прошлое и будущее, сжатое до предела, сплошную потенцию, возможность, коей ещё предстояло осуществиться.

Око Творца, невольно подумал Восставший.

Его память и память о Нём. Остаток – или зародыш? – великой монады, во времена столь незапамятные, что и впрямь о них не сохранилось никаких свидетельств, шагнувшей через незримый барьер в Хаосе, что отделяет Сущее от не-Сущего.