Помолвка мсье Гира - Сименон Жорж - Страница 5

Глава 3

В пять часов дня мсье Гир вошел в четвертое по счету бистро, все там же в районе Порт д'Итали. Из первого маленького бара он перешел в ресторан твердых цен, отстоявший от бара всего на три дома. Выйдя оттуда, остановился было перед кинотеатром, но передумал и уселся в кафе на углу той же улицы.

Все эти переходы, вместе взятые, не составили и двухсот метров. И вот теперь он оказался в широко известной закусочной на площади Итали, как раз когда музыканты поднимались на эстраду.

— Кофе со сливками, — заказал он.

С самого утра он не снимал пальто. Нигде не старался расположиться поудобнее. Садился на край диванчика, будто забежал на минутку-другую, и просиживал так часами, не проявляя нетерпения или скуки. Но мысль его, вероятно, трудилась безостановочно и яростно. Иногда его светло-карие глаза останавливались на какой-то точке, по лбу пробегала мгновенная дрожь, губы еле заметно шевелились и руки судорожно сжимались в карманах или на мраморе столика.

Он столько передумал с утра, что теперь голова не соображала. Кругом были люди, они ходили мимо туда-сюда, до него доносились какие-то звуки, обрывки разговоров. На столе перед ним лежала сложенная вдвое газета, и на одной стороне он прочел: “Происшествие в Вильжюифе”.

Официант принес кофе со сливками, мсье Гир улыбнулся ему и отпил полчашки, после чего взгляд его опять упал на газету. Затем он встал и пошел в туалет с одной только целью — перевернуть по дороге газету, как бы нечаянно. Но воспользовался этим, заодно чтобы поправить пластырь и подкрутить кончики усов.

Вернувшись на место, он отсчитал ровно пять минут до того, как решился бросить взгляд на длинную заметку в газете.

“…Вот уже две недели.., следствие идет с трудом.., значительный шаг вперед, благодаря опознанию трупа.., по-видимому, некая Леонида Паша, по прозвищу Лулу, уличная девица.., предполагается преступление садиста.., вполне возможно.., но исчезла сумочка убитой.., по имеющимся сведениям, в момент преступления в сумочке было две тысячи франков…”, “…новый след.., решающая фаза следствия.., необходимость временного умолчания…”

Оркестр заиграл “Голубой Дунай”. Мсье Гир, взяв чашку, уронил газету на пол. Его соседка наклонилась, чтобы поднять. Он сказал: “Извините.., извините…” И положил газету на стол, но другой стороной.

— Вы здесь один?

Он не смотрел на женщину, но видел, как она сидит на диванчике перед столом с пивной кружкой. Она чуть-чуть повернула к нему лицо, стараясь поскромнее держаться, открыла черную лакированную сумочку и подняла ее к лицу, чтобы напудриться.

— Нам, может быть, в другом месте было бы лучше, чем здесь, — добавила она, почти не шевеля губами, но поглядывая на него поверх зеркальца. Он постучал по столу монетой в пять су, сделал знак официанту.

— Сколько с меня?

— Один франк пятьдесят. За пиво мадмуазель тоже?

Он положил пять франков на мраморную столешницу и ушел. Улица горела яркими огнями, они скрещивались, вычерчивали вертикали и горизонтали. Мсье Гир шел к Порт д'Итали подпрыгивающей походкой, держа портфель под мышкой и ничего не видя, кроме верениц фонарей, неясных очертаний витрин и идущих навстречу людей.

Он миновал Порт д'Итали, вышел за городскую черту, и сероватое облачко пара от его дыхания летело впереди. Огней здесь было гораздо меньше, а когда он свернул направо, уж совсем редкими светлячками поблескивали кое-где газовые фонари. Он продолжал идти в том же темпе, и пустынная улица гулко вторила его шагам. Теперь он повернул налево, навстречу ряду недостроенных домов — их было немного, и каждый из этих высоких новеньких домов был отделен от другого пустырем. Улицу еще не замостили, но успели посадить чахлые деревца, обернутые соломой.

Вдоль одного из заборов поодиночке бродили какие-то люди, главным образом арабы, и все поглядывали в одну и ту же сторону, на ярко освещенный прямоугольник тротуара. Это было единственное световое пятно на улице, и потому оно казалось сказочным. Свет лился из очень большого, удивительного дома, выложенного сверху донизу блестящими плитками, как стены колбасных магазинов. Весь дом был белый, с лунными отблесками. Казалось, что внутри кроется что-то розовое и вкусное. Яркий свет струился из всех окон сквозь неплотно затянутые занавески.

А мсье Гир все шел да шел, повернул, не замедляя шага, поднялся по трем ступенькам, стал на соломенный коврик, и тотчас же раздался веселый звон.

Вот только тогда он остановился, чуть задыхаясь, и подмерзшие усики его оттаяли. Сама собой открылась, со щелчком, вторая дверь, и он внезапно очутился на ярком свету, просто окунулся в это сияние, такое яркое, такое щедрое, такое радостное, что казалось неземным.

Стены были белые, такие же блестящие и гладкие, как и наружные. Воздух насыщен ароматным паром. Женщина в черном атласном платье с лицом спокойным и приветливым, обрамленным седыми волосами, на мгновение нахмурила брови, но тут же улыбнулась:

— Вам Жизель, так ведь?

И он кивнул в подтверждение. Говорить не было необходимости. Женщина коснулась пальцем кнопки звонка. Звон наполнил все помещение. В приоткрывшуюся дверь заглянула молоденькая девушка в черных чулках.

— Проводи в шестнадцатый.

И она улыбнулась, поклонившись мсье Гиру. Раздались еще звонки. Мсье Гир пошел за горничной вдоль коридора, мимо дверей с номером на каждой. Пар стал гуще. Дверь 7-го номера была распахнута, и за ней виднелась ванна, наполненная горячей водой, из нее-то и шел пар, оседая капельками на стеклах и стенах.

Из 12-го выскочила женщина в голубой рубашке, на бегу она обеими руками придерживала груди. В 14-м кто-то нетерпеливо стучал изнутри, и девчонка-горничная крикнула:

— Сейчас, сейчас! Минутку!

Пол был выложен плиткой, и чувствовалось, что на него не жалеют воды и мыла. Все кругом сияло чистотой. Передник служанки был крепко накрахмален.

— Сейчас принесу все, что нужно.

Мсье Гир вошел, уселся на узкую плетеную кушеточку лицом к ванне — служанка, перед тем как выйти, открыла оба крана. Вода бурно хлестала из них с оглушительным шумом. А в самой ванне она становилась бледно-зеленой, как драгоценный камень.

Вода шумела и в других кабинках, может быть в десяти, а может, сразу и в двадцати.

— Жизель сейчас придет. А вы пока что купайтесь. Горничная прикрыла за собой дверь. На полочке уже лежали принесенные ею два белых полотенца, маленький кусочек мыла, розовый, как конфетка, и крохотный флакончик одеколона.

— Иду, иду! — отозвалась она на голос, позвавший ее с другого конца коридора.

А в соседней кабинке женский голос говорил:

— Давно тебя здесь не было!

Было жарко; ровный жар этот пропитывал поры, тело, и мозг. Голова сразу начинала гудеть, уши горели, горло сжимала едва ощутимая тревога.

Мсье Гир сидел неподвижно, держа портфель на коленях, глядя, как вода постепенно наполняет ванну, и вздрогнул, когда в дверь постучались.

— Готово?

В дверях мелькнуло лицо, очень темные волосы, голые плечи.

— Ладно! Приду через пять минут.

Только тогда он стал медленно раздеваться. На двух стенах были зеркала, и поэтому перед его глазами три-четыре раза повторялось его постепенно обнажавшееся тело, очень белое, гладкое и нежное по очертаниям, как женское. Но он опустил глаза, торопливо залез в ванну и, вздохнув, погрузился в воду.

За дверью ходили, бегали, без конца трезвонили, с одного конца коридора на другой выкрикивали женские имена. Но все это тонуло в шуме воды и запахе мыла, одеколона, банной влажности. Парная духота поглощала все. Каждую минуту запотевали зеркала. Временами, неизвестно откуда, вырывалась струя пара, воздух сгущался, и все двигались будто в облаках. Это приводило на память большую стирку.

Но сквозь весь этот шум и грохот упорно пробивались тихие, стыдливые, придушенные шепоты, вздохи, невнятные звуки поцелуев.

Мсье Гир стоял во весь рост в ванне и намыливал тело, вдруг распахнулась дверь — и вошла женщина со словами: