Тотальный контроль - Балдаччи Дэвид - Страница 19

Каплан оглянулся. Он вздохнул.

— Дальше рассмотрим возможное механическое или не связанное с проектом повреждение. Роковым для самолета становится совпадение нескольких аварий, происходящих почти одновременно. Я слушал запись разговора пилота с диспетчерского пункта. Командир корабля по радио перед самым крушением передал сигнал бедствия, хотя из того немногого, что он сказал, ясно, что на борту не знали причину случившегося. Ответчик самолета все еще передавал сигналы до взрыва, так что, по крайней мере, некоторые электрические системы до того момента работали. Допустим, в то же время, когда произошла утечка горючего, загорелся двигатель. Многие посчитают этот вариант возможным. Двигатель вспыхнул, раздался взрыв, и крыло отлетело в сторону. Или же взрыва на самом деле не произошло, хотя все бесспорно говорит об обратном. Пламя могло ослабить и вывести из строя лонжерон, после чего оторвалось крыло. Это может объяснить, что, по нашему мнению, случилось с рейсом 3223, по крайней мере на ранней стадии. — Голос Каплана звучал не очень уверенно.

— Но? — Соер взглянул на него.

Каплан потер глаза, на его взволнованном лице читалась неудовлетворенность.

— Нет доказательств того, что с этим проклятым двигателем что-то произошло. За исключением очевидного повреждения от удара о землю и всасывания осколков от первоначального взрыва. Больше ничто не заставит меня поверить, что какая-то неполадка в двигателе могла привести к катастрофе. Если бы произошло возгорание двигателя, обычная практика диктовала бы необходимость прекратить подачу горючего к этому двигателю и отключить электричество. Двигатели Л500 оборудованы системами автоматического обнаружения и тушения пожара. Что более важно, они расположены низко, поэтому пламя не полетит в сторону фюзеляжа или крыльев. Итак, даже если произошло две аварии — возгорание двигателя и утечка горючего — особенности конструкции самолета, метеорологические условия на высоте тридцати пяти тысяч футов, скорость полета в пятьсот миль в час, все это исключает встречу пламени с горючим. — Он провел ногой по крылу. — Думаю, ход моих размышлений подводит к тому, что теория о неполадке двигателя, сбросившей эту птицу на землю, и ломаного гроша не стоит. — Он умолк. — Здесь что-то другое.

Каплан еще раз присел рядом с зазубренным краем крыла.

— Как я уже говорил, все указывает на взрыв. Когда я в первый раз осматривал крыло, мне в голову пришла мысль об импровизированном взрывателе. Что-то вроде «семтекса», соединенного проводом с часовым механизмом или высотомером. Самолет достигает определенной высоты, и раздается взрыв. Взрыв разрывает обшивку, тут же вылетают заклепки. Поскольку крыло подвергается воздействию ветра, скорость которого измеряется сотнями миль в час, оно раскрывается в самом слабом месте, так же как ширинка одним движением молнии. Лонжерон не выдерживает и «бум»! Черт, вес двигателя лишь ускорил это. — Он умолк, по-видимому, чтобы более внимательно осмотреть внутреннюю сторону крыла. — Загвоздка в том, что, по-моему, здесь сработало нетрадиционное взрывное устройство.

— Почему ты так думаешь?

Каплан указал внутри крыла на секцию топливного бака рядом с распределительным щитом горючего. Он держал фонарь над этим местом.

— Взгляните.

Было отчетливо видно большое отверстие. По всей окружности дыры остались коричневые пятна, металл был вздут и покороблен.

— Я это раньше заметил, — сказал Соер.

— Такая дыра никоим образом не могла возникнуть естественным путем. В любом случае она бы обнаружилась в ходе обычного осмотра перед взлетом, — сказал Каплан.

Прежде чем прикоснуться к этому месту, Соер надел перчатки.

— Может быть, это произошло во время взрыва.

— Если так, то это единственное место, где он произошел. Других таких следов на этой секции крыла нет, хотя следы топлива видны везде. Это обстоятельство почти исключает версию, что дыра появилась в результате взрыва. Почти уверен: что-то положили на стенку топливного бака. — Каплан задумался, нервно потирая пальцы. — Полагаю, что-то положили на его поверхность умышленно, чтобы образовалась эта дыра.

— Например, кислоту, вызывающую коррозию? — спросил Соер.

Каплан кивнул.

— Спорю на обед, Ли, что это именно так. Топливные баки сделаны из алюминиевого сплава, состоят из переднего и заднего лонжеронов, а также верхней и нижней части крыльев. Толщина баков разная. Ряд кислот продырявят насквозь подобный сплав.

— Пусть так, кислота. Однако в зависимости от времени применения кислота, наверно, действовала медленно, чтобы дать самолету возможность подняться в воздух. Так?

Каплан ответил сразу.

— Так. Ответчик постоянно посылает сигналы о высоте самолета на диспетчерский пункт, поэтому мы знаем, что самолет достиг крейсерской высоты незадолго до взрыва.

Соер продолжал размышлять.

— Во время полета бак в таком-то месте получает пробоину. Выливается топливо. Быстровоспламеняющееся, очень взрывоопасное. Так что же воспламенило его? Возможно, двигатель не горел, а как же высокая температура, излучаемая двигателем?

— Исключено. Вы знаете, какой холод на высоте тридцати пяти тысяч футов? Как на Аляске. К тому же кожух двигателя и системы охлаждения рассеивают тепло, излучаемое двигателем. Создаваемое им тепло не остается внутри крыла. Помните, что внутри крыла находится топливный бак. Он довольно хорошо изолирован. Более того, если происходит утечка топлива, то из-за скорости воздуха горючее потечет назад, а не к передней нижней части крыла, где находится двигатель. Нет, задумай я таким образом вызвать крушение, то никоим образом не рассчитывал бы на то, что детонатором станет тепло. Мне бы понадобилось кое-что ненадежнее.

У Соера возникла неожиданная мысль.

— Если бы возникла утечка, разве бы ее не остановили?

— В некоторых секциях топливного бака ее бы остановили. В других, включая эту, нет.

— Что ж, если все было так, как ты говоришь, а сейчас я склонен думать, что ты прав, Джордж, — нам придется сосредоточить свое внимание на любом, кто имел доступ к самолету, по крайней мере, за двадцать четыре часа до его последнего полета. Нам придется работать осторожно. Похоже, это был свой человек, и надо сделать все, чтобы не спугнуть его. Если в этом замешан еще кто-то, то и этот сукин сын мне нужен.

Соер и Каплан шли к своим машинам. Каплан взглянул на агента ФБР.

— Ли, кажется, ты охотно согласился с моей теорией диверсии.

Соер знал одно обстоятельство, делавшее теорию бомбы гораздо более достоверной.

— Это придется доказать, — ответил он, не глядя на работника НСБТ. — Да, я думаю, ты прав. Как только нашли крыло, я пришел к такому же мнению.

— Кому, черт возьми, это понадобилось? Понятно, когда террористы выбирают международный рейс, но это ведь был чисто внутренний. Ума не приложу.

Когда Каплан собирался сесть в машину, Соер облокотился о дверцу.

— Все становится понятно, если хочешь убить конкретное лицо таким эффектным способом.

Каплан уставился на агента.

— Угробить целый самолет из-за одного человека? Кто же такое мог придумать?

— Имя Артур Либерман тебе ничего не говорит? — спокойно спросил агент ФБР.

Каплан покопался в памяти, но ничего не вспомнил.

— Звучит чертовски знакомо, но не припомню.

— Если бы ты был банкиром, занимающимся инвестициями, или акционером, или конгрессменом, или членом совместного экономического комитета, ты бы знал. Честно говоря, он самый могущественный человек в Америке, может быть, во всем мире.

— Я думал, что самый могущественный человек в Америке — президент.

Соер угрюмо ухмыльнулся.

— Нет. Артур Либерман с прописной буквой "S" на груди.

— Кто же он, черт возьми, такой?

— Артур Либерман был председателем правления Федерального резервного фонда. Теперь он вместе с другими ста восьмьюдесятью пассажирами является жертвой убийства. Догадываюсь, что он был именно тот, кого хотели убрать.