В тылу врага - Дидык Прасковья Герасимовна - Страница 18

На мгновенье Мариане представился ужас неожиданного для советских войск немецкого наступления. Эсесовцы, обученные, откормленные, как звери, ринутся вперед…

“Нет. Не бывать этому. Наши должны быть предупреждены”, – решила разведчица.

Капитан услышал возню девушки за спиной, повернулся и положил ей руку на плечо.

– Ну, как дела, Маурин, чего невесел? – спросил он на ломаном украинском языке.

– А чего веселиться, пан гауптман. Ходят слухи, что скоро отправляетесь на фронт, и кто его знает, что можеть случиться, береги вас господь… – Она перекрестилась. – Я так привязалась к вам. Хороший вы человек… – сказала Мариана, напуская на себя жалобный вил.

Капитан был растроган.

– Что делать, дорогая. Война, криг, понимаешь? Через неделю, а может, и раньше – нах фронт.

“Планы не изменились”, – отметила Мариана.

Ночью, лежа рядом с Дуней в сарае, она постаралась припомнить карту, но… безуспешно. Все запомнить не удалось, а сведения нужны точные. “Ничего другого не остается, как выкрасть карту у капитана”. Она содрогнулась при этой мысли, но иного выхода не видела.

Девушка долго думала. Затем разбудила Дуню.

– Завтра, Дунечка, будет трудный день, – шепнула она на ухо подруге. – Как заметишь, что наши квартиранты заволновались – немедленно срывайся. Вернешься уже, когда наши будут здесь. Ясно?

– Господи! Что ты задумала опять? Ох, не сносить тебе головы, – в испуге прошептала Дуня. Плечи ее задрожали. Мариана обняла ее, вытерла ей слезы.

– Понимаю, родная, – зашептала вновь Дуня. – Но я за тебя больше боюсь.

Она сильно привязалась к Мариане. Вдвоем было легче бороться, жить, надеяться…

Наступило утро. Время тянулось томительно долго. Прошел обед. Мариана старалась быть спокойной, ничем не выдавать своего волнения.

Капитан, наевшись, вышел на крыльцо, постоял, прикуривая от карманной зажигалки. Потом подошел к машине, открыл дверцу кабины и подергал шофера за ногу. Мариана из окна видела, как Эрнст залез в будку.

“Пора”, – решила она, направляясь на половину постояльцев. После обеда ей предстояло убрать со стола и вымыть посуду.

Но где же карта? Девушка сунула руку под подушку. Неужели здесь? Она схватила простыни, наволочку, в которую завернула планшет, и вышла их “потрусить”. В машине кто-то громко разговаривал. Девушка нырнула в сарай и открыла планшет. Карта была там…

“Сейчас или никогда. Было бы безумием упустить такой случай, – лихорадочно думала Мариана. – Путь один – с картой через фронт. Медлить нельзя. Через несколько дней вся эта смертоносная лавина ринется в наступление. А что станется с Дуней? Но ведь, может, тысячи наших можно спасти через эту карту”. И Мариана решилась…

Немцы не сразу заметили, что паненка Эрнста исчезла. И, возможно, не скоро бы о ней вспомнили. Но капитан обнаружил, что у него пропала карта.

– Кто заходил в дом? – бросился он к часовому. Тот обязан был следить за тем, чтобы никто не входил в комнату без разрешения капитана. – Кто взял планшет? – закричал капитан и вдруг осекся. Он вспомнил, что Мариана часто “дурачилась” с ним. и прятала то перчатки, то еще что-нибудь.

– Она, только она могла это сделать, она пошутила, планшет наверно где-то в доме. Но за такую шутку ей попадет.

Он кинулся в комнату.

Когда же она его спрятала? Совсем недавно, ну, может, часа два назад планшет лежал под подушкой. Вдруг перед глазами капитана возникла вчерашняя сценка, когда он перехватил взгляд девушки, устремленный на карту. Эрнст побледнел и кинулся к Дуне, которая со страхом прислушивалась к его крикам.

– Где Маурин, где? – кричал он, схватив большими руками голову Дуни и глядя ей прямо в глаза.

Потом с криком “Партизаны! Партизаны!” ударил Дуню ногой.

Солдат, стоявший на посту, услышал слово “Партизаны”, задрожал и начал дико озираться.

Дуня воспользовалась переполохом среди немцев и, как советовала ей Мариана, незаметно исчезла.

***

В синем сатиновом сарафане, в фуфайке, в сапогах, в платочке, повязанном под подбородком, Мариана в это время шла по дороге, пролегавшей далеко от хутора… Она то и дело поворачивалась, обрызгивая свои следы спиртом. Затем, сообразив, стала смачивать подошвы, чтобы сбить со следа в случае погони с собаками.

…Ночь была темная, какая часто бывает осенью на Украине. Девушка с трудом пробиралась из села в село. Так прошла неделя. Чем ближе к фронту, тем опаснее было продвигаться, особенно днем. По дорогам беспрерывно двигались мотоциклы, машины. Мариана старалась держаться обочин, проселков, обходя стороной магистральные дороги.

У большого села она спустилась в овражек и прилегла за зеленой изгородью. Над селом стоял гул моторов. По улицам беспрерывно взад и вперед сновали машины… Солдаты тянули провода, наводили связь… Откуда-то издалека еле-еле доносилась канонада. Мариана поняла – близок фронт. Когда стало темнеть, девушка сверилась с картой и двинулась дальше. Чем ближе к фронту, тем опаснее становилось пробираться. Немцы сконцентрировали здесь огромное количество войск, и даже ночью немудрено было на них напороться.

На девятую ночь Мариана наткнулась на вражеский танк. Вглядевшись в темноту, заметила вблизи другой, третий… Видимо, противник готовится к наступлению, и войска ждут приказа.

На востоке заалела заря. Как быть? Обходить этот участок? Но рядом могут оказаться минные поля. Да и времени уже нет. А до рассвета совсем недолго. Вперед и только вперед. И она ползла из последних сил.

“Где она сейчас? Далеко ли до нейтральной полосы? И есть ли здесь эта нейтральная?” – терялась в догадках Мариана. Все тело ныло. Голова разрывалась на части. Лежа в кустах, девушка нащупывала на груди то, во имя чего шла сейчас на мучения, – оперативную карту…

Силы таяли… Голод и жажда валили с ног. Мариана жадно припадала к грязным лужицам, с отвращением утоляя жажду…

Но вот местность заметно опустела. Наверно, это и есть нейтральная полоса. Не будучи в силах ползти больше, Мариана встала на ноги и попыталась идти. Но голова закружилась, с обеих сторон раздались выстрелы. Девушка упала на землю. Шальная пуля обожгла плечо. Почти теряя сознание, она поползла торопливо, зигзагами, напрягая остаток сил… “Только не опоздать. Только бы успеть”… – стучала в висках неотступная мысль.

С советской стороны навстречу разведчице также ползком двинулись двое.

– Скорее, скорее… – шептала она пересохшими губами.

– Эх! угораздило тебя забрести сюда, – сказал красноармеец, помогая ей двигаться.

– Доставьте меня в штаб, скорее… – попросила перебежчица.

– Видал, понимает про штаб! – сказал другой красноармеец, и его раскосые глаза подозрительно прищурились. – А кукиш не хочешь?

– Брось трепаться, – оборвал его товарищ, видимо, старший. – Не видишь, ранена она… Помоги-ка лучше.

Вскоре они уже были в небольшом садочке. Здесь, под желтой, покрытой сухими листьями сеткой стояли грузовые машины, накрытые брезентом. Ходили, весело переговариваясь, военные.

Мариане так и хотелось броситься к ним, обнять и расцеловать каждого боевого товарища. О них-то она думала тогда, решившись украсть карту и идти через линию фронта, об их судьбах, об их жизни. Все они по-особому дороги, родные и милые.

– А вон и командир… – сказал один из провожатых. – Товарищ командир! Перебежчица вот, ранена.

– Мариана! Молдаваночка, откуда ты? – вдруг закричал командир. Это был один из работников штаба дивизии. С ним Мариана Флоря познакомилась на аэродроме, когда тренировалась в прыжках. Он запомнил хорошо эту девчонку, потому что чуть было не схватил из-за нее взыскание. Мариана, тогда еще неопытная в парашютном деле, невольно сделала затяжной прыжок.

Теперь вот неожиданно они встретились снова.

– Ради всего святого, скорее в штаб, прошу вас. Нельзя терять ни минуты, – взмолилась Мариана.

– Быстро машину сюда, – скомандовал старший лейтенант, – Ирина Петровна, помогите девушке.