Ненастье - Иванов Алексей Викторович - Страница 20

В конце апреля Серёга как?то впроброс сказал Герману:

— Слушай, будет время — заскочи ко мне на «мостик», надо перетереть.

Герман зашёл на следующее утро. На «мостике» вкусно пахло кофе — Серёгиным солдатским завтраком. Лихолетов демонстрировал аскетизм, хотя Герман, человек близкий, знал, что джинсы у Серёги штатовские и дорогие, и английские ботинки — тоже дорогие, и немецкий парфюм очень недешёвый.

Серёга сидел во вращающемся кресле перед полированным Т?образным столом и листал цветной «Плейбой». На тахте на боку лицом к стене лежала Танюша. Голову и плечи она закутала одеялом, и Герман видел только её попу и ноги, обтянутые светло?серыми шерстяными колготками в рубчик.

— Я не вовремя? — в двери спросил Герман, глазами указывая на Таню.

— Да заходи, Немец, — Серёга, не вставая, повернулся креслом, потянулся и постучал Танюше по бедру журналом, скрученным в трубку.

Танюша недовольно отлягнулась.

— Она стихи зубрит, в учаге задали, — ухмыльнулся Серёга. — Я приказал ей все домашние задания делать. Не смущайся. Приятно же посмотреть.

Герман присел с торца стола. Ему всё равно было неловко, что Танюша лежит вот так на тахте. Конечно, он знал, что Таня — любовница Серёги, но не мог представить её в постели. Она была какая?то неразбуженная, а потому бесчувственная, как безвкусная талая вода. Герман уже не думал, что Таня — надменная и бесстыжая; она просто ещё не выросла, не перешла из детства в девичество, хотя и спит с мужчиной. Лишь Серёге хватало тепла её отогреть. Впрочем, близость с ней казалась Герману невозможной и неправильной.

Серёга с интересом наблюдал за Немцем, обычно сдержанным. Серёге нравилось, что люди вынуждены принимать его вызывающие отношения с Таней: таким образом они как бы признавали Серёгину исключительность.

Танюша откинула одеяло, села на тахте — и увидела, что в комнате гость. Она бледно покраснела и сразу перетянула одеяло на бёдра.

— Ничего?ничего, — успокоил её Серёга. — Читай вслух, что выучила.

— «На озарённый потолок ложились тени, скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья», — негромко прочитала Таня.

— Есть контакт, — удовлетворённо сказал Серёга. — Долдонь дальше.

Герман против воли смотрел на Таню. Она была вся какая?то узенькая, как пёрышко, — с тоненькой шейкой, с тоненькой косичкой. В большой Серёгиной рубашке она казалась засунутой в конверт. На тахте страницами вниз лежала раскрытая книга. Возле тахты стоял яркий девчачий пакет с учебниками, тетрадями и контурными картами.

— Ау?у, юноша, ты что?то не по уставу размечтался, — Серёга вернул Германа к действительности. — Я вообще?то тебя по делу позвал.

— Да слышу, слышу, — виновато проворчал Герман, отводя глаза.

— Хочешь, квартиру дам «на Сцепе»? — запросто спросил Серёга.

Герман даже не удивился. Это же Лихолетов. С ним всё возможно.

Таня, которая совсем было улеглась обратно, замерла, слушая разговор.

Герман и Серёга смотрели друг на друга, Герман — недоверчиво, а Серёга — испытующе. Ему интересно было поиграть с Немцем.

— Квартира, конечно, хорошо, — осторожно ответил Герман, — только я ведь ещё и года у тебя не работаю. Я не заработал квартиру, Серёга.

Глупо было отказываться от жилья, но Герман не хотел ощущать себя прислугой. Ему нравилось командование Серёги, он видел смысл и результат в действиях Лихолетова, но презенты с барского плеча принимают только лакеи. А солдат — не лакей. Серёга понял сомнения Немца.

— Татьяна, брысь под одеяло, — приказал он. — У тебя своё дело.

Танюша сразу легла и закинулась одеялом с головой.

— Квартира — удача, а не подачка, — снисходительно пояснил Серёга. — На неё был записан Витя Шестаков, но в январе он уехал в Кемерово, насовсем. А парни будут не против, если я перепишу хату на тебя, Немец.

Герман уже понял, что Серёга Лихолетов как?то вот не умеет любить людей, не заточен под это, — но ему очень нравится осчастливливать.

— Только поначалу в той хате жить будет хреново.

— Почему?

— Потому что всех нас из домов «на Сцепе» попытаются вышвырнуть менты. Нам надо будет держать наблюдательный пост. И лучшее место для него — у тебя на балконе. Въезд во двор оттуда под контролем, и третий этаж — высоко: не прихлопнут незаметно, караульные успеют поднять тревогу. Но парни будут околачиваться у тебя в квартире день и ночь.

— Долго?

— Не знаю. Пока горисполком не выдаст ордера.

— Нифига себе ты развоевался, Серёга, — уважительно сказал Герман. — За такие фокусы мы всей компанией поедем рукавицы шить.

— А всё по?настоящему, Немец, — самодовольно ответил Лихолетов.

Танюша снова вылезла из?под одеяла. Она разрумянилась от духоты, и Герман отвернулся, едва взглянув на неё.

— Давай, Татьяна, — благодушно кивнул Серёга. Его наглая физиономия с щёткой усов стала совсем воровской, будто он что?то украл у Танюши.

— «И падали два башмачка со стуком на пол. И воск слезами с ночника на платье капал», — послушно прочитала Таня. — «На свечку дуло из угла, и жар соблазна вздымал, как ангел, два крыла крестообразно».

Герману даже стало не по себе от этих нездешних и неуместных слов. Он увидел у двери под вешалкой Танюшины демисезонные сапожки.

— Я худею, какие они теперь стишки учат, Немец! — При Тане Серёга старался не материться. — А ты понимаешь, Татьяна, про что психотворенье?

— Понимаю, Сергей Васильевич, — тихо ответила Таня.

— Догадливые все стали, — Серёга развалился в своём кресле и выложил на полированный стол ноги в разношенных тапках. — Смотри, Татьяна, вот умник, который боится квартиру получать. Может, тебе эту хатку отдать?

Танюша робко смотрела на Серёгу. У него появилось то преувеличенно?серьёзное выражение лица, с которым он решался на самые рискованные поступки. Танюша знала, насколько в жизни важен вопрос квартиры; её ведь саму родители завели ради жилплощади. Танюша вдруг поверила, что Серёга и вправду подарит ей квартиру. Сергей Васильевич всегда так добр к ней…

— Я старенький, а ты молодая, — рассуждал Серёга. — Я должен тебя как?то обеспечить. Будешь жить в своей хатке и вспоминать дядю Серёжу…

Конечно, Лихолетов кривлялся и балагурил. Хотя вообще?то он вполне был способен подарить Танюше квартиру — но не так и не сейчас.

— Вы же наврали, Сергей Васильевич, — грустно сказала Танюша.

— А чего мы такие печальные сразу сделались? — тотчас спросил Серёга. Он продолжал играть. — Без подарков настроения нет?

Герман понял: Таня спокойно проживёт и без широких лихолетовских благодеяний, но не следует шутить с теми вещами, от которых ей больно. Однако проницательный Серёга почему?то не улавливал таких тонкостей.

Танюша легла на тахту и закинулась одеялом с головой.

— Ну вот, Немец, всегда?то я её обижаю, — озадаченно сказал Лихолетов.

— Ладно, я пойду, Серёга, — Герман решительно встал.

— Ну, двигай. Только про хату, Немец, реальный базар. Нечего думать.

В первый же выходной Герман поехал в квартиру «на Сцепе». Выходной попал на первое мая. День выдался просторный и тихий, словно бы всё лишнее в мире раздвинули или убрали. В гладких лужах от лёгкого ветерка нервно вздрагивали чёткие отражения проводов. В пустых кронах деревьев чуткое боковое зрение улавливало что?то призрачно?зелёное. Тени высоток пересекали проспект Железнодорожников, и трамвай, в котором сидел Герман, то вдруг бодро освещался изнутри, когда катился через солнечную дистанцию, то дремотно угасал. Вагон покачивался. Герман смотрел в окно.

На длинной и неухоженной набережной городского пруда трамвай начал обгонять каких?то людей, идущих то поодиночке, то небольшими толпами. Оказывается, это была первомайская демонстрация. Мимо Германа на фоне водного простора в окне проплывали знамёна, провисающие красные полотнища с лозунгами, портреты Ленина, макеты советских орденов. Сквозь перестук колёс Герман обрывками слышал то нестройное женское пение, то гулкие голоса усилителей, то мощные оркестровки маршей в записи.