Петерс Латыш - Сименон Жорж - Страница 3

Времени у Мегрэ было достаточно: он выкурил три трубки и отправил восвояси двух коридорных и одну горничную, хотевших выяснить у него, чего он тут дожидается.

Когда на часах пробило восемь, Петерс Латыш вышел из номера в смокинге, строгий покрой которого выдавал руку лучшего английского портного; он выглядел еще более худым и изысканным, чем в час своего приезда.

Латыш был без шляпы. Очень светлые коротко подстриженные и уже редеющие волосы начинались где-то с середины головы, обнажая несколько покатый лоб; через редкую шевелюру просвечивала розовая кожа.

Белые руки удлиненной формы. На безымянном пальце левой – тяжелая платиновая печатка с желтым бриллиантом.

Он по-прежнему не выпускал изо рта папиросу. Мимоходом Петерс Латыш едва не задел Мегрэ, чуть было не остановился, взглянул на комиссара так, словно ему взбрело в голову заговорить с ним, но, занятый своими мыслями, проследовал прямо к лифту.

Десятью минутами позже он занял место за столиком мистера и миссис Мортимер Ливингстон, к которым было приковано внимание всего зала.

Жемчуга на шее у миссис Ливингстон тянули на добрый миллион.

Накануне ее муж помог выбраться из затруднительного финансового положения одной крупной французской автомобильной компании, при этом, конечно, оставив за собой контрольный пакет акций.

Вся троица беззаботно болтала. Петерс Латыш не закрывал рта, говорил негромко, слегка наклоняясь вперед.

Чувствовал он себя совершенно спокойно и, несмотря на то что темный силуэт Мегрэ в холле был ему хорошо виден через застекленные двери, вел себя естественно и свободно.

Мегрэ потребовал в регистратуре список постояльцев. У него не вызвало никакого удивления, что в том месте, где Латыш должен был вписать свое имя, стояло: «Освальд Оппенхайм, судовладелец, прибыл из Бремена».

Вне всякого сомнения, паспорт у него был в порядке, и все акты гражданского состояния на это имя тоже в наличии, как, впрочем, и на другие имена, которыми он пользуется.

Не вызывало сомнений и то, что чету Мортимер Ливингстон он уже встречал ранее – в Берлине, Варшаве, Лондоне или Нью-Йорке.

Возможно, он приехал в Париж только затем, чтобы встретиться с ними и провернуть одну из тех колоссальных афер, на которых специализируется.

Учетная карточка, которая была в кармане у Мегрэ, гласила:

В европейской полиции ходил слух, что Петерс Латыш – шеф и «банкир» одной или многих банд, что в его руках сосредоточено, включая инвестиции в промышленные компании, несколько миллионов, помещенных на разное имя в банках.

Петерс Латыш вежливо улыбался, слушая миссис Ливингстон, которая рассказывала ему какую-то историю, а его белые пальцы обрывали ягоды с роскошной грозди винограда.

– Простите, месье! Не уделите ли мне минутку внимания?

С этими словами Мегрэ обратился к Мортимеру Ливингстону в холле отеля «Мажестик» в тот момент, когда Петерс Латыш, равно как сопровождаемая им американка, собирался подняться в номер.

В облике Мортимера ровным счетом ничего не напоминало тип спортивного янки. Скорее он принадлежал латинскому типу.

Худой, высокого роста. Голова очень маленькая, черные волосы разделены пробором. На лице застыло выражение постоянной усталости. Тяжелые веки с голубыми прожилками. Правда, жизнь, которую он вел, нельзя назвать спокойной: он находил возможность показываться в Довиле, Майами, на Лидо, в Париже, Канне и Берлине, проводить некоторое время на своей яхте, а потом обсуждать очередное дело в одной из европейских столиц и выступать в качестве судьи на самых шумных матчах боксеров в Нью-Йорке или Калифорнии.

Мортимер смерил Мегрэ высокомерным взглядом.

Проронил, не разжимая губ:

– С кем имею честь?..

– Комиссар Мегрэ, первая опербригада…

Брови Мортимера едва заметно дрогнули, он изобразил легкий поклон, всем своим видом показывая, что задерживаться не намерен.

– Вы знаете, что только что обедали с Петерсом Латышом?

– Это все, что вы хотели мне сказать?

Мегрэ не моргнул глазом. Приблизительно такого ответа он ожидал.

Он вновь зажал в зубах трубку, ибо, обращаясь к миллионеру, все-таки вынул ее, и проворчал:

– Да, все!

Казалось, он был доволен собой. Ливингстон с непроницаемым видом проследовал дальше и скрылся в кабине лифта.

Время перевалило за половину девятого. Симфонический оркестр, который играл, пока подавали обед, уступил место джазу. В холле стали появляться новые лица.

Мегрэ еще не обедал. Он продолжал стоять посредине холла, не выказывая никаких признаков нетерпения. Управляющий то и дело недовольно и тревожно поглядывал на него издалека. Самые мелкие служащие отеля, проходя мимо, принимали сердитый вид, старались ненароком толкнуть его.

Мегрэ был в «Мажестике» не ко двору. Он упорно возвышался как черная скала среди позолоты и люстр, шуршания вечерних платьев, меховых манто, надушенных и сверкающих туалетов.

Первой из лифта вышла миссис Мортимер. Она успела переодеться и теперь кутала оголенные плечи в блестящую накидку, подбитую горностаем.

Казалось, она была удивлена, не найдя тех, кого ожидала, и принялась расхаживать по холлу, мерно постукивая высокими золочеными каблучками.

Резко остановившись у барьера из красного дерева, где располагались служащие регистратуры и переводчики, она что-то сказала им. Один из служащих нажал на красную кнопку, снял телефонную трубку.

На его лице отразилось удивление, он подозвал рассыльного, и тот заторопился к лифту.

Миссис Ливингстон проявляла заметное беспокойство.

Через стеклянную входную дверь можно было различить обтекаемые формы лимузина, стоявшего у края тротуара.

Рассыльный вернулся, что-то сказал служащему. Тот, в свою очередь, передал его слова миссис Мортимер. Она отрицательно качнула головой. Похоже, бросила что-то вроде:

– Но этого не может быть!

Мегрэ поднялся по лестнице, остановился у номера 17, постучал. Как и следовало ожидать, после сцены, свидетелем которой он был, ответа не последовало.

Мегрэ открыл дверь – гостиная была пуста. На кровати в спальне лежал небрежно брошенный смокинг Петерса Латыша. Один из чемоданов был открыт. Лакированные туфли валялись на ковре, далеко отброшенные один от другого.