Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

На цыпочках через тюльпаны (СИ) - Кутуров Максим Александрович "Горностай" - Страница 16


16
Изменить размер шрифта:

Или играющий на улице ребенок. Счастливый, не имеющий и малейшего понятия о враждебности мира. Ребенок не знает ни о болезнях, ни о лейкемии, просто веселится. И он даже не задумывается насколько это важный момент в его жизни, так спокойно играть.

- Ну, как тебе? – Михаль нависает надо мной, пока я сижу на ее диване и рассматриваю фотографии.

- По-моему, это замечательно, - отвечаю, почему-то затаив дыхание.

Что можно ожидать от такого расклада – ты, молодой парень, дома у своей подруги, вы наедине. Где-то на первом этаже ее мама читает книгу, попивая вино из бокала и ей совсем нет дела до нас. В комнате Михаль много разных подушечек и огромное зеркало, прямо напротив большой кровати. На стене плакаты любимых рок-групп, которым я завидую, потому что они каждый день видят со своих настенных пьедесталов как Михаль просыпается, протирает глаза. Они видели ее в разных позах и настроениях, счастливую и грустную, но главное здоровую.

В ее комнате все пахнет ей. Было бы, конечно, странно пахни тут скипидаром или навозом. Но этот запах меня возбуждает, вокруг летает химия. Чувствую напряжение в штанах. Да что уж, буду говорить прямо: - «У меня встал!» не на шутку. И по всем законам фильмов о любви мы должны уложиться прямо здесь и сейчас, отдаться в руки любви и счастья. Но пора уже привыкнуть, это не фильм, это жизнь. Мы оба очень устали. Обоим больно…

- Феликс я… пока не готова, - говорит Михаль, как бы прочитав мои мысли. – Прости.

Наверное, я глупец. Скажи мне так любая другая девица, давно бы ее послал с замечаниями: «Какого черта ты делаешь? Я уже возбудился, а ты не можешь? Да пошла ты». Или был глупцом, раз так говорил. Скорее всего, очень люблю Михаль раз отвечаю:

- Я подожду, ты не должна отчитываться.

Про праздники

С каждым днем я вижу в себе смерть. Она зарождается внутри и растет ежеминутно. Устанавливает позиции в моем теле, завоевывая отдельные органы и чувства. Вот, например вера уже страдает. А любовь и надежда крепнут.

С каждым днем я становлюсь все слабее. И это раздражает, потому что ощущаешь себя каким-то дураком. Но до сих пор ищу границу, между «хочу» и «не хочу»! Мне так страшно умирать, не поняв до конца жизнь. Не знаю, хочу ли я, что-то делать: прочитать какую-нибудь книгу, а может написать книгу, посмотреть фильм или сняться в кино и так далее. Или же наоборот ничего из перечисленного, только ежедневно увядать.

Нужно ли приниматься за длительную работу, когда понимаешь, что не окончишь ее? Это только великим композиторам или актерам позволительно, когда они умирали, а их недоделанные вещи славились потом на весь мир.

Но я не Моцарт, а мое последнее дело – не «Реквием». Сомневаюсь, что Моцарт вообще подразумевал о своей внезапной кончине, мне же было выделено предостаточно времени, чтобы переосмыслить, взвесить «за» и «против».

Потому и сижу, смотрю в окно на голую ветку и ни о чем кроме нее не думаю. За моей спиной стена истыканная точками, которые лишний раз напоминают о безыдейности моего существования.

Встаю. Спускаюсь вниз, прохожу мимо дремлющего на диване отца, на полу возле него разбросаны газетные листы. «Скончался лидер КНДР Ким Ир Чен» - пестрит заголовок, а под ним фотография вождя корейцев.

Направляюсь прямиком к кухне. Запах горохового супа-пюре, моего любимого, возвращает на мгновение к уюту, но быстро улетучивается, оставляя тело полым.

Мама неторопливо помешивает в кастрюле и смотрит какое-то ток-шоу.

Она не задумывается о Киме, потеря лица Северной Кореи ее ничуть не тревожит.

- Феликс, проголодался сынок? – с заботой спрашивает она, обратив на меня внимание.

Я покорно киваю, хотя совершенно не голоден. Мама не жалеет и наливает полную тарелку, достает хлеб и садится рядом.

Глотаю через не хочу, тошноту и слабость.

Мама листает каналы и останавливается на новостях, где ведущая с приятным лицом сообщает:

- Похороны Ким Чен Ира состоятся 28 декабря в Пхеньяне. Пост лидера страны возьмет его сын Ким Чен Ын.

И тут, выносит, примерно так же как в тот день, когда я увидел Троя с гипсом на руке. Будто отстраняюсь от происходящего, потому наблюдаю за собой со стороны. Оцениваю, делаю выводы и неодобрительно качаю головой в разные стороны.

Мама с гордостью, и с плохо скрываемым горем смотрит на меня и то ли плачет, то ли улыбается. Непонятно.

Тишина. Несмотря на разговоры о Киме, храп отца из гостиной. Редкая тишина, она не каждому человеку открывается. Мама ее тоже ощущает, мы с ней на одной волне.

- Мамочка, - чувствую, что к горлу подступил ком. - Я боюсь.

В руке ложка, гороховый суп жадно поедает мои слезы.

Мама обнимает меня, прижимает к груди. Я слышу стук ее сердце, и он меня успокаивает. Это, наверное, первый звук, который я вообще слышал, пока находился в утробе – был стук сердца матери.

- Не бойся, - шепчет она. – Я рядом.

И на этот раз никаких: «Господь не позволит». Мама рядом!

И я вдруг засмеялся. Меня просто пробило на смех… так это все глупо.

Про новое

Рождественские каникулы у Троя в школе. Брат рад до беспамятства.

Я больше не называю праздники «последними». Больше ничего «последнего» в моей жизни. Последнего – не существует в принципе. Нельзя войти в одну реку дважды. Каждое мгновение в жизни отныне Новое, Первое. Мы решили пригласить Михаль с Рони на праздник. Они с радостью согласились встретить Рождество. Надеюсь, что все пройдет нормально. Немного волнуюсь, переживаю за свое состояние.

Сейчас обычные вещи и дела кажутся просто непреодолимой трудностью, но я не сдаюсь. Обещаю это себе.

Про отца

Я не знаю, зачем сейчас это все вспоминаю, но раз уж вспоминается, то значит, имеет место быть.

Дело было так. Однажды всей семьей мы поехали на море. Трой тогда был совсем мелкий, года два, а у мамы еще были длинные волосы и Питер тоже с нами. В общем, приехали в самый штиль. Небо без единого облачка, палящее солнце, синее море, ничто не предвещало того, что случилось в конце нашего путешествия.

Отчетливо помню ту невесомость, когда лежал на воде спиной. Те нечастые волны, то поднимали, то опускали меня. Я нырял, доставая до самого дна, и удерживая дыхание настолько долго, насколько мог. Усаживался на желтый морской песок и смотрел сквозь очки на проплывающих надо мной людей. Мне тогда казалось, что никто меня не замечает, и я могу неожиданно возникнуть перед человеком и напугать его. Сидел бы на дне всю свою жизнь. Мечтал даже, что в будущем ученые сделают возможность наращивать жабры, тогда бы вызвался подопытным. Только Питер знал, где я, в своем мирке. Он гавкал и сновал у берега, дожидаясь, когда, наконец, вынырну. И завидев меня, пес несся навстречу со всех лап, пуская слюни в соленую воду.

Тем не менее, не успев толком отдохнуть, неожиданно налетел шторм. Поднялся такой ветрина, что наш пляжный зонтик откинуло далеко назад, и его потом пришлось искать минут десять, наверное.

Стало резко холодно, и все отдыхающие как один быстренько собрались и уехали. А мы почему-то замешкались и остались. Не помню, по какой причине, единственное, прятались в тени огромного дерева, держась друг за друга. Таких волн я никогда в своей жизни не видел. Папа держал меня за руку и всякий раз, когда на море с шумом обрушивалось на пустынный пляж, он хлопал меня по плечу и восторженно вскрикивал: «Феликс, ты видел? Вот так шибануло!». Он дивился чуду природы, точно ребенок и радовался всякий раз, когда стихия вновь и вновь показывала свою власть.

Тогда отец мне казался каким-то чудным, и я думал, что постараюсь забыть его ребячество как можно быстрее. Ну как можно? Такой педантичный и скрупулезный во всех делах, вдруг тычет пальцем на радостях, как ребенок и мокнет под дождем в тени большущего дуба. Но не то чтобы забыть, напротив, как только я вспоминаю этот случай, по носу ударяет соленый морской запах, до ушей доносятся крики чаек и нежный шум опускающихся волн ласкает и убаюкивает.