Джокертаунская комбинация - Милан Виктор - Страница 32

– Доктор Медоуз, – Дург легко поклонился, сопроводив поклон движением руки.

Высокий человек стоял, и поза его выдавала беспомощность. Дург ждал, ноги наизготовку, голова приподнята. Он мог стоять так всю ночь или всю неделю, ожидая приказа.

– Э-э-э, как жизнь, приятель?

– Моя работа грузчиком обеспечивает адекватное существование. Плата предоставляет мне такой комфорт, какой только может обеспечить этот чрезвычайно теплый, но недостаточно цивилизованный мир. – Тонкие губы растянулись в улыбке. – Если мне понадобится больше средств, мои сотрудники всегда жаждут сделать ставку на состязания в силе и ловкости. Некоторые из этих людей удручающе медленно учатся, господин. Надеюсь, ваши собственные обстоятельства изменились к лучшему.

– Нет. Не совсем. Правда… Правда, я нашел мою маленькую девочку.

– Я рад, что вы нашли маленькую хозяйку. Ваше правительство все еще держит ее в заключении?

– Да, – Марк пошевелил губами и переступил с ноги на ногу. – Я… Я должен вернуть ее обратно. Кто знает, через что ей пришлось пройти.

– Вы предполагаете использовать силу?

Взгляд Марка блуждал между трещин в асфальте. Он кивнул.

– Ты знаешь, я не очень люблю такие вещи. Но я в отчаянии, приятель. Я действительно на грани. Мне нужно знать, ты мне поможешь?

– По-прежнему ли светит солнце на утес Авендрат?

– Прошу прощения?

– Моракхская поговорка, господин. Пока светит солнце Такиса, стоит великий утес Авендрат, и пока он стоит, Мораки хранят свою верность.

– Тебе придется нарушать закон.

Эльфийская голова запрокинулась, смех прозвучал словно звон большого серебряного колокольчика.

– Меня настолько же заботят законы вашего рода, насколько вас заботят законы собачьей стаи. Если бы вы послушали меня, вы бы давно бросили вызов закону, сохранив вашу дочь силой или хитростью.

– Я не был готов, приятель. Я… Я все еще верю в правосудие.

– Ваш мир порождает много странных суеверий. Что теперь, господин?

– Теперь я собираюсь вернуть себе Спраут, – сказал Марк. – Чего бы это ни стоило.

Блоут говорил, он ненавидел жалость. Его посетитель жалел его, и он нашел это странно приятным. То, что чувствовал этот человек, не было отвращением. В этом заключалась разница.

– Доктор Медоуз, – сказал он, – добро пожаловать.

Мастелина и Андрион исполнили свою роль и отошли. Медоуз моргал, глядя на слизистые бока Блоута.

– Спасибо, губернатор. Чем обязан такою честью?

Ты до смерти хочешь узнать, что стало с твоим другом, подумал Блоут и не смог сдержать смешка. Бедолага. Стоит ли мне рассказывать, где он сейчас?

– Насколько я понимаю, у вас есть план.

Высокий человек сглотнул. Блоут услышал, как тот подумал об обмане, но мгновенно отбросил эту мысль. Это тоже было большой редкостью.

– Это моя дочь, губернатор. – Он бросил взгляд на Кафку. – Я должен вернуть ее. – С вашего позволения или без него. Он не произнес этого вслух, но Блоут услышал.

– Вам не нужно мое позволение, – сказал Блоут и хихикнул, когда Марк вскинулся, услышав, как процитировали его собственные мысли. – Но я даю его вам. И даже благословляю. Более того, доктор. Я хочу предложить вам свою помощь.

– Что, что вы имеете в виду, приятель?

– Вы хотите знать, сможете ли вы заставить своих друзей вернуться. Не смотрите с таким удивлением, доктор, вы должны знать, что я могу читать ваши мысли. Я знаю, что вам нужно. Вам нужны некоторые медикаменты и безопасное место для работы. Я могу предоставить и то и другое.

– Чего вы хотите от меня?

Блоут хихикнул.

– Ай-яй-яй. Последний хиппи стал циником.

– Просто так устроен мир, приятель.

– Именно. Доктор Медоуз, вы почувствовали злобу обычного мира, злобу и страх. Мы предлагаем вам убежище от него.

– Э, спасибо, приятель. Я действительно признателен…

– Погодите. Мы пришли к пониманию с этим, я хочу убедиться, что вы понимаете, долго это не продлится. Натуралы – обычные люди – не позволят нам вечно их игнорировать. Они должны постоянно утверждать свою силу. Они уничтожат нас за то, что мы другие, за то, что держим голову прямо и не стыдимся.

Медоуз кивнул.

– Вы считаете, Комбинат не оставит вас в покое. Это разумно.

– Комбинат? Вы говорили с КейСи. Странно. Да, когда-нибудь на нас нападут, и мы будем драться. Чего я прошу взамен, так это помочь нам и драться на нашей стороне, когда придет время.

Он почувствовал колебания Медоуза и подавил волну разочарования и гнева и мысль: я думал о тебе лучше.

– Я знаю, что это большой шаг. Мы просим вас отрезать себя от мира натуралов. Но на самом деле это уже произошло, не так ли, доктор? Обычный мир отринул вас. Он охотится за вами как за диким животным. Разве вам есть что терять?

– Нет, – сказал Медоуз спокойно. – Кажется, уже нет. – Он поднял голову. – Я с вами, приятель.

Блоут счастливо хохотнул.

– Прекрасно. А теперь я должен кое-что…

– Еще одна вещь. Когда Спраут вернется, я должен выяснить, что случилось с Тахионом. Если у него проблемы, я со своими друзьями должен буду вытащить его. После этого я буду счастлив помочь вам.

Ой-ой-ой, подумал Блоут. Он продолжил там, где остановился.

– Кое-что спросить у вас. Что вы думаете об Иерониме Босхе?

Глаза Медоуза засияли.

– Я люблю его, приятель. Он лучший. Он и Мауриц Корнелис Эшер. И, э, Питер Макс.

Когда Марк ушел, Кафка сказал:

– Ты должен был послать его к Блезу искать Тахиона. Это было бы забавно.

Студенистые бока Блоута закачались. Побежала черная слизь.

– Они оба нужны мне, – сказал он. – Мне нужна вся помощь, которую я смогу привлечь.

– Но тебе все-таки хочется сказать ему, не так ли? О Тахионе.

– Блез – он как силы природы. Я не решусь бросать ему вызов. Он уничтожит нас всех. Все, что я могу, – это сдерживать его страсть к насилию, и то только здесь, на острове.

Кафка защелкал хитиновыми суставами.

– Когда-нибудь, Кафка. Когда-нибудь мы встретимся с натуралами лицом к лицу и победим. Тогда, возможно, Марк Медоуз услышит кое-что, что заставит его брови взлететь от удивления. И тогда, возможно, Джек Попрыгунчик сожжет милашку Блеза, мать его, Андриё, дотла.

– Когда-нибудь.

– Здесь мы в безопасности, – сказала КейСи Стрэндж. – Люди Блоута держат зевак подальше отсюда.

Марк сглотнул и конвульсивно кивнул. Он не поднимал взгляда от своей работы.

– Еще минуту. Не отвлекай меня.

Металлический стол был кривым, его крепления грохотали при каждом случайном порыве ветра, дующего сквозь щели лачуги, собранной из ДВП.

Свет от спиртовой лампы был тонким и нитевидным, словно пульс умирающей женщины. Неидеальные условия. Но Марк был в своем роде художником, который знал, как обойти ограничения своего окружения и своих средств передачи информации. Это была привычная задача, даже спустя столько месяцев, которые он не удосужился посчитать. Занимаясь ею, он даже обретал некое убежище: от мыслей, от требований, которые мир предъявлял ему и которые он, по всей вероятности, не был способен выполнить.

КейСи села и подтянула колени к подбородку. Ее глаза сверкали как монеты в свете ламп, когда она смотрела, как Марк отмеряет порошок в сверкающие цветные горки.

Что-то мелькнуло в глазах Марка. Его рука дрогнула, но ни одна крупинка из драгоценного порошка не просыпалась. Даже Блоут не смог получить то количество вещества, которое нужно было Марку. Его едва хватало, чтобы вызвать двух его друзей, и то всего лишь на час. И возможно, не тех двух, которых выберет он сам.

Он в нерешительности опустил руку на тонкую холодную столешницу.

– Мне кажется, с Тахом что-то не то, сказал он. – КейСи подвинулась с мышиным шелестом. – Это на него не похоже. Он бы никогда не бросил клинику. Он сильнее, чем был в сороковые. Клиника сделала его сильным. Она дала ему смысл жизни.