Мегрэ в суде присяжных - Сименон Жорж - Страница 4

— Да потому, что восемь лет назад, когда Меран с ней познакомился, она служила официанткой в ресторане, в предместье Сен-Антуан. Он был завсегдатаем этого ресторана. После женитьбы муж, по ее словам, потребовал, чтобы она бросила работу. Меран это подтвердил. И все-таки Жинетта Меран мечтала стать хозяйкой ресторана и, когда представился случай, начала уговаривать мужа…

— Дела у них пошли плохо?

— Да. В первые же месяцы Мерану пришлось обратиться к тетушке с просьбой одолжить ему денег.

— И она это сделала?

— Да. И делала неоднократно. По словам племянника, на дне китайской вазы хранился не только мешочек с золотыми монетами, но и потрепанный бумажник, в котором лежали банкноты. Из этого бумажника она и доставала деньги для племянника. Она шутя называла вазу китайским сейфом.

— Вам удалось найти брата обвиняемого, Альфреда Мерана?

— Не сразу. По данным, имеющимся в полиции, я знал только, что он ведет не слишком честную жизнь и дважды был осужден за сводничество.

— Кто-нибудь из свидетелей подтвердил, что видел обвиняемого в его мастерской после пяти часов в день, когда было совершено преступление?

— Нет, в это время его никто не видел.

— Говорил ли он, что на нем был синий костюм и коричневый дождевик?

— Нет. Его рабочий серый костюм и бежевый плащ.

— Если я правильно понял, вы не располагали никакими уликами против него?

— Совершенно верно.

— Могли бы вы нам рассказать, как происходил процесс расследования?

— Прежде всего нас заинтересовало прошлое пострадавшей Леонтины Фаверж и люди, с которыми она прежде общалась. Кроме того, мы выяснили, с кем водит знакомства мать ребенка, Жюльетта Перрен, которая, зная о содержимом китайской вазы, могла рассказать об этом кому-нибудь из своих друзей.

— Это расследование ни к чему не привело?

— Нет. Мы также допросили всех, живущих на этой улице, всех, кто мог видеть, как прошел убийца.

— И тоже безрезультатно?

— Безрезультатно.

— Так что утром шестого марта расследование все еще оставалось на мертвой точке?

— Совершенно верно.

— Что же произошло утром шестого марта?

— В десять часов утра, когда я сидел в кабинете, мне позвонили.

— Кто звонил?

— Не знаю. Человек не пожелал назваться, и я сделал знак находившемуся рядом со мной инспектору Жанвье, чтобы тот попытался выяснить, откуда звонили.

— Удалось?

— Нет. Разговор был слишком коротким. Я только услышал щелчок, характерный для телефонов-автоматов.

— Голос был мужской или женский?

— Мужской. Могу побиться об заклад, что говоривший прикрыл рот платком, чтобы голос звучал поглуше.

— Что он вам сказал?

— Буквально следующее: «Если хотите найти убийцу с улицы Манюэль, скажите Мерзну, чтобы он показал вам свой синий костюм. На нем вы найдете пятна крови».

— Что вы предприняли?

— Сразу пошел к судебному следователю за ордером на обыск, и в десять минут двенадцатого мы с инспектором Жанвье уже звонили в квартиру Мерана на бульваре Шаронн. Дверь открыла мадам Меран в халате и домашних туфлях. Она сказала, что муж у себя в мастерской, а я спросил, есть ли у ее мужа синий костюм. «Конечно, — ответила она. — Муж надевает его по воскресеньям». Я попросил показать мне его. Квартира оказалась очень удобной, кокетливо обставленной, довольно светлой, но была еще не убрана. «Зачем вам понадобился этот костюм?» — спросила мадам Меран. «Просто небольшая проверка». Я пошел за ней в спальню, и она вынула из шкафа костюм. Тогда я предъявил ордер на обыск. Костюм положили в специальный мешок, который я захватил с собой, а инспектор Жанвье выписал соответствующие документы. Через полчаса костюм был уже в руках специалистов криминалистической лаборатории. Днем мне сообщили, что на правом рукаве и на отворотах действительно обнаружены пятна крови, но что придется подождать до завтра, чтобы установить, человеческая ли она. Однако, начиная с двенадцати часов, за Гастоном Мераном и его женой уже велось тайное наблюдение. Ка следующее утро, седьмого марта, двое из моих помощников, инспектора Жанвье и Лапуэнт, запасшись ордером на арест, отправились в мастерскую на улицу Рокет и задержали Гастона Мерана. Он, казалось, был крайне удивлен и сказал без всякого возмущения: «Это какое-то недоразумение». Я ждал его в своем кабинете. Его жена находилась в соседнем кабинете и нервничала сильнее, чем он.

— Могли бы вы, не глядя в протокол, хоть приблизительно передать нам содержание вашей беседы с обвиняемым в этот день?

— Господин председатель, думаю, что смогу. Я сидел за своим столом, а ему не предложил сесть. Рядом с ним стоял инспектор Жанвье, а инспектор Лапуэнт сел и приготовился стенографировать допрос. Я подписывал бумаги. Это заняло у меня несколько минут. Наконец я поднял голову и сказал ему с укором: «Это нехорошо с вашей стороны, Меран. Почему вы мне солгали?» Уши у него покраснели, губы дрогнули. «До сих пор, — продолжал я, — мне и в голову не приходило, что вы можете оказаться виноватым, я ни в чем вас даже не подозревал. Но что же мне остается думать теперь, когда я знаю, что вы были на улице Манюэль двадцать седьмого февраля? Зачем вы туда ходили? И почему скрыли это от меня?»

Председатель суда наклонился, чтобы не пропустить ни слова из того, что сейчас скажет Мегрэ.

— Что же он вам ответил?

— Он пробормотал, опустив голову: «Я невиновен. Когда я пришел, они обе уже были мертвые».

Глава вторая

Должно быть, председатель суда незаметным знаком подозвал судебного исполнителя, потому что тот, бесшумно обогнув скамью присяжных, подошел и наклонился к нему, тогда как Дюше, молодой адвокат, представлявший защиту, бледный и раздраженный, пытался угадать, что происходит.

Председатель произнес только несколько слов, но все присутствовавшие в зале не сводили с него глаз. Он смотрел на окна, расположенные высоко в стене и открывавшиеся с помощью шнуров.

Радиаторы в зале были нагреты до предела. От тесно прижавшихся друг к другу людей, от их дыхания и влажной одежды исходили невидимые испарения; все сильнее пахло человеческим потом.

Судебный исполнитель неслышно, как церковный служка, подошел к стене и потянул шнур, пытаясь открыть окно, но это ему не удалось. После третьей безуспешной попытки он остановился в нерешительности, чувствуя, что на него устремлены взгляды сидящих в зале людей, когда он решил попытаться открыть другое окно, в публике послышался нервный смех.

Благодаря этому происшествию в зале вспомнили, что существует внешний мир, — увидели струйки дождя, стекающие по стеклам, а за ним облака, отчетливее услышали скрип тормозов автомобилей и автобусов. Как раз в этот момент, словно для того, чтобы подчеркнуть паузу, раздался вой сирены кареты скорой помощи или полицейской машины.

Мегрэ ждал, задумчивый и озабоченный. Воспользовавшись передышкой, он посмотрел на Мерана, и, когда их взгляды встретились, комиссару показалось, что он прочел упрек в голубых глазах обвиняемого.

Уже не в первый раз, находясь у барьера, отделявшего судей от публики, комиссар испытывал подобное чувство огорчения. В своем кабинете на набережной Орфевр он имел дело с реальной жизнью и, даже составляя свой рапорт, мог надеяться, что написанное им близко к истине.

Потом проходили месяцы, иногда даже год, а то и два, и в один прекрасный день он оказывался в комнате свидетелей вместе с людьми, которых когда-то допрашивал и о которых у него сохранились лишь отдаленные воспоминания. Неужели и вправду это были те же люди, побывавшие когда-то у него в кабинете, те же консьержки, прохожие, поставщики, которые теперь сидели, как в ризнице, на местах для свидетелей, безучастно глядя перед собой.

Неужели тот же человек сидел на скамье подсудимых после того, как долгие месяцы провел в тюрьме?

Здесь люди внезапно оказывались погруженными в какой-то обезличенный мир, где повседневные слова теряли свой привычный смысл, где самые обычные факты выражались в виде застывших формул. Черные одеяния судей, горностай, красная мантия прокурора усиливали впечатление от этой церемонии с ее неизменными ритуалами, где человеческая личность не играла никакой роли.