Абсолютная власть - Балдаччи Дэвид - Страница 61

Она легла, утопая в мягком матрасе, будто погрузившись в теплую воду, где она не слышит и не видит, что происходит вокруг.

Они скоро придут. Как приходили к ее матери. Долгие годы много лет назад. Люди, врывавшиеся в дом и засыпавшие ее мать вопросами, на которые та не могла ответить. Они искали Лютера.

Она вспомнила, как горячо Джек проявил свои чувства, 0 крепко зажмурила глаза, стараясь отогнать от себя его слова.

Черт бы его побрал.

Она устала, устала больше, чем когда-либо уставала после бесчисленных судов. И он проделал с ней то же самое, что ц с ее матерью. Запутал ее в этой паутине, несмотря на то что она отчаянно не хотела этого, питала к ней отвращение и желала разорвать ее в клочья, если бы могла.

Она снова села, не в силах дышать. Она крепко сдавила горло пальцами, стараясь прогнать приступ удушья. Когда он отступил, она легла на бок и стала смотреть на фотографию матери.

Лютер Уитни – это все, что осталось от ее семьи. Она едва не расхохоталась. Он был единственным родным ей человеком. Да поможет ей Бог.

Она легла на спину и стала ждать. Ждать стука в дверь. От матери к дочери. Пришла и ее очередь.

В то же самое время, в десяти минутах езды от Кейт, Лютер в очередной раз перечитывал статью из старой газеты. Радом с ним стояла позабытая чашка с кофе. Неподалеку журчал небольшой холодильник. В углу бормотал телевизор. Больше в комнате не раздавалось ни звука.

Ванда Брум была его другом. Хорошим другом. С тех пор как они случайно встретились в Филадельфии после третьей отсидки Лютера и первой и единственной отсидки Ванды. А теперь и она умерла. Покончила с собой, как сообщалось в газете, и была найдена на переднем сиденье своей машины с пригоршней таблеток в желудке.

Лютер всегда считал себя сдержанным человеком, но теперь и его выдержка истощалась. Его жизнь была похожа на непрекращающийся ночной кошмар, за исключением тех минут, когда он просыпался и смотрел на отражение в зеркале: холодная вода стекала со все более дряхлеющих и стареющих частей его лица; каждый день вносил свой вклад в необратимый процесс, и он знал, что этому кошмару не будет конца.

Теперь, после смерти Ванды, особенно абсурдным казался тот факт, что идею насчет “работы” в доме Салливана подала именно она. Скверную, ужасную идею, как оказалось впоследствии, но порожденную ее удивительно изобретательным умом. Идею, в которую она вцепилась мертвой хваткой, несмотря на предупреждения Лютера и ее матери.

Они все спланировали, и он сделал это. Так просто. И оглядываясь назад, он признавал, что хотел этого. Это было испытание для него, вызов, а вызову, совмещенному с солидным кушем, слишком трудно противостоять.

Трудно представить, что творилось в душе у Ванды, когда Кристина Салливан не явилась в аэропорт. И она не могла предупредить Лютера.

Она была подругой Кристины. Их отношения были абсолютно искренними. Кристина воспринималась как отголосок реального мира в том мире роскоши, в котором жил Уолтер Салливан. Где каждый был не только красив, как Кристина, но и утончен, образован и обладал большими связями, чего не было и не могло быть у Кристины. И именно эта крепнувшая дружба послужила причиной того, что Кристина начала рассказывать Ванде о таких вещах, о которых рассказывать не следовало, включая назначение и содержимое тайника за зеркальной дверью.

Ванда была убеждена, что Салливаны настолько богаты, что не случится ничего страшного, если они немного потеряют. Лютер знал, как, вероятно, и Ванда, что в обществе считают иначе, но для них это не имело никакого значения.

Прожив трудную жизнь, при вечной нехватке денег, Ванда решила сыграть в лотерею по-крупному. Так же как и Кристина Салливан. Но ни та, ни другая не осознавали, насколько велика цена подобных поступков.

Лютер прилетел на Барбадос, и если бы Ванда уже не покинула остров, послал бы ей весточку. Он написал письмо ее матери. Эдвина, вероятно, должна была показать ей это письмо. Но поверила ли она ему? И даже если поверила, жизнь Кристины Салливан уже была принесена в жертву. В жертву, как, наверное, думала Ванда, ее собственной жадности и желанию обладать вещами, на которые у нее не было прав. Лютер мог представить себе, какие мысли роились у нее в голове, когда она в одиночестве ехала в это глухое место, когда откручивала крышку пузырька, чтобы достать эти таблетки, когда проваливалась в вечное небытие.

И он даже не смог присутствовать на похоронах. Не мог сказать Эдвине слова утешения без риска ввергнуть ее в этот кошмар. Они с Эдвиной были так же близки, как с Вандой, а в некоторых отношениях были связаны даже теснее. Он и Эдвина провели много ночей, пытаясь убедить Ванду отказаться от своего плана, но безуспешно. И только когда они сообразили, что с Лютером или без него, она это сделает, Лютер попросил Эдвину присмотреть за своей дочерью. Не позволить ей снова угодить за решетку.

Наконец, ему попался раздел частных объявлений, и через несколько секунд он нашел то из них, которое искал. Прочитав его, он не улыбнулся. Как и Билл Бертон, Лютер не верил, что в характере Глории Рассел есть какие-то благородные черты.

Он надеялся, что они поверили, что речь идет лишь о деньгах. Он взял лист бумаги и стал писать.

– Отследите местонахождение счета.

Бертон сидел напротив главы администрации в ее кабинете. Он пил диетическую кока-колу, но ему хотелось чего-нибудь покрепче.

– Я уже занимаюсь этим, Бертон. – Рассел поправила сережку в ухе после того, как положила телефонную трубку на рычаг.

Коллин тихо сидел в углу. Глава администрации до сих пор как будто не замечала его присутствия, несмотря на то что он двадцать минут назад вошел вместе с Бертоном.

– Так к какому сроку ему нужны деньги? – Бертон посмотрел на нее.

– Если деньги не поступят на указанный им счет к концу рабочего дня, завтра никого из нас всех здесь не будет. – Она быстро взглянула на Коллина, а потом вновь стала смотреть на Бертона.

– Черт. – Бертон поднялся.

– Я полагала, вы позаботитесь об этом, – сердито сказала ему Рассел.

Он проигнорировал ее замечание.

– И как он собирается осуществить передачу?

– Как только получит деньги, даст нам знать, где находится предмет.

– Значит, мы вынуждены довериться ему?

– Получается так.

– А как он узнает, что вы получили письмо? – Бертон принялся шагать по кабинету.

– Оно сегодня утром лежало в моем почтовом ящике. Почту мне доставляют во второй половине дня. Бертон рухнул на стул.

– В вашем чертовом почтовом ящике?! Вы хотите сказать, что он сшивался прямо возле вашего дома?

– Сомневаюсь, что это весьма специфичное послание он доверил бы кому-либо еще.

– Как вы догадались проверить ящик?

– Крышка была поднята. – Рассел едва не улыбнулась.

– Да, у парня голова варит неплохо, ему в этом не откажешь, шеф.

– И очевидно, лучше, чем у каждого из вас. Сказав это, она целую минуту, не отрываясь, смотрела на Коллина. Под ее взглядом он съежился и уставился в пол.

При виде этой сцены Бертон внутренне усмехнулся. Ничего, через пару недель парень скажет ему “спасибо”.

– По-настоящему меня больше ничего не удивляет, шеф. А вас? – Он посмотрел на нее, а потом на Коллина.

Рассел не ответила.

– Если деньги к нему не поступят, мы можем ожидать, что вскоре он каким-то образом засветится. Что тогда мы готовы предпринять?

Ледяное спокойствие главы администрации не было напускным. Она решила, что пора перестать рыдать, непрерывно опорожнять желудок в любой стрессовой ситуации, поскольку боли и унижения ей теперь хватит до конца жизни. Будь что будет: ко всему, кроме себя, она потеряла какой бы то ни было интерес. И ей стало значительно лучше.

– Сколько он хочет? – спросил Бертон.

– Пять миллионов, – спокойно ответила она.

Бертон выпучил глаза.

– И у вас есть такая сумма? Откуда?