Мегрэ сердится - Сименон Жорж - Страница 17

— Прошу тебя: подумай! Только что я мог тебя убить и уже сожалею, что не сделал этого.

— Возможно, ты и в самом деле напрасно этого не сделал. Но через несколько минут, когда я отсюда выйду, тебе еще представится возможность выстрелить мне в спину. Правда, парнишка теперь уже далеко, и он не один. Значит, звонить ты не собираешься? Не хочешь жаловаться? Не хочешь обращаться в полицию? Итак, ты это твердо решил?

И он направился к двери.

— Доброй ночи. Малик!

Но перед тем, как выйти в прихожую, он вдруг передумал, вернулся и произнес с каменным лицом, вперив в Малика тяжелый взгляд:

— Видишь ли, я чувствую, что открою такие мерзкие, такие грязные дела, что даже немного колеблюсь, продолжать ли расследование.

Потом, не оборачиваясь, вышел, хлопнул дверью и направился прямо к воротам. Они оказались заперты.

Положение становилось комичным: он незаконно находился в частном владении, но никому до него не было дела.

В кабинете Малика по-прежнему горел свет, но тот и не думал провожать своего противника до ворот.

Взобраться на стену? Одному? Мегрэ не полагался на свою ловкость. Искать тропинку, ведущую в парк Аморелей, где, может быть, не запирают ворота на ночь?

Он пожал плечами, подошел к дому садовника и тихонько постучал.

— Кто там? — послышался сонный голос.

— Друг господина Малика. Прошу вас, откройте калитку.

Он слышал, как старый слуга натягивал брюки и искал свои сабо. Потом дверь приотворилась.

— Как вы очутились в парке? Где собаки?

— Думаю, они спят, — прошептал Мегрэ, — если только не убиты.

— А где мсье Малик?

— У себя в кабинете.

— Но ведь у него есть ключ от ворот.

— Возможно. Но он так озабочен, что и не вспомнил об этом.

Садовник, ворча, пошел впереди, иногда оборачиваясь, чтобы окинуть тревожным взглядом ночного посетителя. Когда Мегрэ ускорял шаг, старик вздрагивал, словно боясь получить удар в спину.

— Спасибо, старина!

Он спокойно дошел до гостиницы. Ему пришлось бросать камешки в окно Ремонды, чтобы разбудить ее и попросить отпереть дверь.

— Который час? А я думала, вы сюда уже не вернетесь. Мне почудилось, что кто-то бежал по тропинке. Так, значит, это были не вы?

Он сам налил себе вина и пошел спать. В восемь утра, свежевыбритый, с чемоданом в руке, он сел на парижский поезд и уже в половине десятого, выпив в маленьком баре кофе с рогаликами, входил в здание уголовной полиции.

Люкас был на утреннем рапорте в кабинете начальника. Мегрэ уселся на свое прежнее место у открытого окна. По Сене как раз проходил буксир фирмы «Аморель и Кампуа», известив двумя пронзительными гудками, что входит под мост Сите.

В десять часов в кабинете появился Люкас с бумагами и положил их на край письменного стола.

— Вы здесь, шеф? А я-то думал, что вы снова в Орсене.

— Сегодня утром мне никто не звонил?

— Нет. А вы ожидаете звонка?

— Следовало бы предупредить телефонистку. Пусть меня сразу же соединит или, если меня не будет, пусть сами примут сообщение.

Он не подавал виду, что нервничает, но беспрерывно курил, набивая трубку за трубкой.

— Не обращай на меня внимания и занимайся своим делом — Сегодня ничего экстраординарного. Кого-то пырнули ножом на улице Деламбр.

Обычные мелкие дела. Это ему знакомо. Он снял пиджак, как делал это на протяжении многих лет, когда кабинет на набережной Орфевр был его вторым домом. Он заходил в комнаты, здоровался с бывшими сослуживцами, слушал отрывки из допросов или телефонные разговоры.

— Не отвлекайтесь, ребята!

В половине двенадцатого он вышел вместе с Торрансом пропустить стаканчик вина.

— Послушай, мне хотелось бы кое-что тебе поручить. Речь идет все о том же Эрнесте Малике. Мне нужно выяснить, играет ли он. Или, может быть, играл в молодости. Хорошо бы найти кого-нибудь, кто знал его лет эдак двадцать — двадцать пять назад.

— Я наведу справки, шеф.

Без четверти двенадцать. Ему никто не звонил. Плечи Мегрэ еще больше ссутулились, походка стала неуверенной.

— Кажется, я свалял дурака, — бросил он своему бывшему помощнику, который занимался текущими делами.

Всякий раз, когда в кабинете звонил телефон, Мегрэ сам снимал трубку. Наконец, за несколько минут до двенадцати, кто-то произнес его имя.

— Мегрэ слушает… Где ты находишься?.. Где он?..

— В Иври, патрон. Я очень спешу… Боюсь, как бы он за это время… Не знаю, как называется улица. Некогда было посмотреть. Маленький отель. Четырехэтажный дом. Первый этаж выкрашен в темно-коричневый цвет. Называется «Моя Бургундия». Как раз напротив — газовый завод.

— Что он делает?

— Не знаю. Думаю, что спит. Ну, побегу, так будет спокойней…

Мегрэ подошел к висевшему на стене плану Парижа и парижских предместий.

— Ты знаешь, где находится в Иври газовый завод, Люкас?

— Мне кажется, вот здесь, чуть дальше вокзала. Через несколько минут, усевшись в такси с откидным верхом, Мегрэ катил по направлению к дымящимся трубам Иври. Пришлось немного покружить по улицам вокруг газового завода, прежде чем он обнаружил невзрачный отель, первый этаж которого был выкрашен в темно-коричневый цвет.

— Вас подождать? — спросил шофер.

— Да, пожалуй.

Мегрэ вошел в ресторан, где рабочие, в основном иностранцы, сидели за мраморными столиками без скатертей. В нос ударил сильный запах рагу и дешевого красного вина. Толстая официантка в черном платье и белом переднике пробиралась между столиков с подносом в руках, уставленным невероятным количеством закусок в мисочках из толстого сероватого фаянса.

— Вы ищете человека, который приходил сюда звонить по телефону?.. Он сказал, чтобы вы поднялись на четвертый этаж. Можете пройти здесь.

Узкий коридор с надписями, нацарапанными на стенах. Темная лестница, освещенная только слуховым окном на третьем этаже. Поднимаясь на четвертый этаж, Мегрэ заметил ноги, пару ног.

На верхней ступеньке сидел Мимиль с незажженной сигаретой во рту.

— Сначала дайте мне огонька, шеф. У меня даже не было времени спросить внизу спички, когда я ходил звонить. Я не курил со вчерашнего вечера.

В его светлых зрачках мелькал огонек, веселый и лукавый одновременно.

— Хотите, я подвинусь?

— Где он?

В коридоре виднелись четыре двери, выкрашенные в такой же темно-коричневый цвет, как и фасад первого этажа. На них значились неряшливо обозначенные номера: 21, 22, 23, 24.

— Он в двадцать первом, а я в двадцать втором. Вот забавно! Как будто нарочно! Двадцать второй… Вот что значит полиция «Двадцать два» — жаргонное выражение, означающее: «Внимание! Шпик!»!

Он жадно втянул дым, встал, потянулся.

— Если хотите, зайдите в мою конуру. Только предупреждаю: там вонища и до потолка можно рукой достать. Пока был один, я из предосторожности сидел на лестнице, чтобы загородить проход. Вам понятно?

— Как же ты смог спуститься к телефону?

— В том-то и дело. С самого утра ждал удобного случая. Ведь мы здесь уже порядочно. С шести утра.

Он открыл дверь 22-го номера, и Мегрэ увидел железную кровать, выкрашенную в черный цвет, покрытую грубым красноватым одеялом, стул с соломенным сиденьем и таз без кувшина на круглом столике. Четвертый этаж был уже мансардой — в трех шагах от двери приходилось нагибать голову.

— Выйдем отсюда в коридор — парнишка юркий, что твой угорь. Утром дважды пытался сбежать. Я подумал даже, не попробует ли он удрать по крышам, но потом убедился, что это невозможно.

Напротив газовый завод с черными от угля дворами. Лицо у Мимиля было грязноватое, как у тех, кто не спал ночь и утром не умывался.

— На лестнице легче дышать и не так противно пахнет. Вы не находите, что здесь отдает какой-то гнилью? Словно запах от старых бинтов.

По-видимому, Жорж Анри спал или притворялся, что спит. Приложив ухо к двери, они не уловили в его комнате никакого шума. Оба стояли на лестнице; Мимиль, отчитываясь перед Мегрэ, курил сигарету за сигаретой, чтобы вознаградить себя за упущенное.