Мегрэ сердится - Сименон Жорж - Страница 11

Итак, первое поколение поднималось по социальной лестнице. Большой, солидный дом, без излишней роскоши.

И второе поколение: две дочки выходят замуж за братьев Малик. Модная вилла, роскошные машины.

— Скажите, Ремонда, вы хорошо знали Мониту?

— Конечно, знала. Я застала ее еще девочкой. Ведь я поступила в «Ангел» семь лет назад. Тогда ей было не больше десяти. Совсем как мальчишка была! Убегала от гувернантки, и ее повсюду искали. Случалось, что всех слуг посылали на розыски, и они бегали по берегу вдоль Сены. Чаще всего она откалывала номера вместе со своим двоюродным братцем Жоржем Анри.

Жоржа Анри Мегрэ еще не видел. Ремонда рассказывала о нем:

— Он не такой чистюля, как его брат, куда там! Вечно в замызганных шортах, босиком, растрепанный. Отца он всегда боялся…

— А что, Монита и Жорж Анри были влюблены друг в друга?

— Не знаю как Монита — девушки всегда лучше умеют скрывать свои чувства, — но он-то, конечно, был влюблен.

В кухне было прохладно и тихо. В окно проникал лишь косой луч солнца. Мегрэ, положив локти на навощенный некрашеный стол, курил трубку и медленными глотками пил кофе.

— Вы видели его после смерти Мониты?

— Видела на похоронах. Он был очень бледный, глаза красные. Посреди службы вдруг зарыдал. На кладбище, когда проходили перед открытой могилой, схватил охапку цветов и бросил на гроб.

— А потом?

— Мне кажется, его не выпускают из дома… Ремонда с любопытством смотрела на Мегрэ. Она слышала, что он знаменитый сыщик, что за время своей службы ему удавалось выловить сотни преступников, распутывать самые сложные дела. И этот человек сидел без пиджака здесь, в кухне, курил трубку и запросто разговаривал с ней, задавая обычные вопросы.

На что он мог рассчитывать? У нее даже шевельнулась жалость к нему. Видно, начал сдавать, раз его отправили на пенсию.

— Теперь я должна вымыть посуду и подмести пол.

Но Мегрэ все не уходил, и лицо его казалось бездумным и безмятежным.

— Итак, — вдруг пробормотал он вполголоса, — Монита мертва, а Жорж Анри исчез. Она с живостью подняла голову.

— Вы уверены, что он исчез?

Мегрэ встал и вдруг изменился: лицо его сразу посуровело, как будто он на что-то решился.

— Послушайте, Ремонда, найдется у вас карандаш и листок бумаги?

Она вырвала листок из засаленной тетрадки, в которую записывала расходы. Она не понимала, к чему он клонит.

— Значит, так… Вчера… Нам уже подали сыр… Было около девяти вечера… Жорж Анри выпрыгнул из окна своей комнаты и бросился наутек.

— В какую сторону он побежал?

— Направо. Спустись он к Сене, я увидел бы, как он пересек парк. Если бы взял левее, я тоже увидел бы: окна столовой выходят на обе стороны… Постойте. Отец пустился за ним. Эрнест Малик отсутствовал двенадцать минут. Правда, за эти двенадцать минут он успел сменить брюки и причесаться. Для этого ему, по-видимому, пришлось подняться к себе в комнату. Положим на это три-четыре минуты… Перед тем как ответить, хорошенько подумайте! Вы же знаете здешние места. В какую сторону мог направиться Жорж Анри, если бы хотел сбежать из Орсена?

— Направо стоит дом его бабушки и дяди… — начала Ремонда, глядя на примитивный план, который набрасывал комиссар, продолжая рассуждать. — Между двумя парками нет ограды, там живая изгородь, через которую в двух-трех местах можно пробраться.

— А потом?

— Из соседнего парка он мог попасть на дорогу, ведущую вдоль Сены. По этой же дороге можно пройти и к вокзалу.

— А нельзя ли свернуть на другую дорогу, не доходя до вокзала?

— Нет, разве что пересечь Сену на лодке.

— А нельзя ли выбраться на дорогу из парка Маликов?

— Только если взять лестницу. Оба парка в самой глубине пересекает железнодорожная линия. Но ограда у Аморелей слишком высока, через нее не перелезть.

— Вот что мне хотелось бы еще знать: когда я возвращался от Маликов в гостиницу, на реке была лодка, и я услышал, как забросили невод.

— Это Альфонс, сын смотрителя шлюза.

— Спасибо, Ремонда. Если я вам еще не надоел, мы можем вместе поужинать.

— Но ведь есть-то нечего.

— Все, что нужно, я куплю в лавочке возле шлюза.

Мегрэ был доволен. Ему казалось, что он на верном пути. Ремонда видела, как он твердым шагом направился к шлюзу. Ворота находились отсюда метрах в пятистах. У шлюзового спуска не было видно ни одной лодки: смотритель, усевшись на каменном пороге, строгал палку для одного из своих мальчишек, а в затененной кухне сидела с ребенком на руках какая-то женщина, должно быть жена смотрителя.

— Скажите… — начал бывший комиссар. Смотритель уже встал и приложил руку к фуражке.

— Вас интересует мадмуазель Монита, не так ли? — спросил он.

Мегрэ уже узнавали. О его приезде знали все.

— Честно говоря, и да, и нет… Полагаю, что вы об этом ничего не знаете?

— Не считая того, что ее тело обнаружил я. Вот здесь. У третьего шлюза. Это было ужасно. Я ведь ее хорошо знал. Она частенько переправлялась через шлюз, когда спускалась в лодке вниз по реке до Корбейля.

— Ваш сын был вчера вечером на реке? Вопрос, казалось, смутил смотрителя.

— Не бойтесь, — успокоил его Мегрэ. — Браконьеры меня не интересуют. Я заметил его около десяти часов, и мне хотелось бы знать, был ли он там часом раньше.

— Сейчас он скажет это сам. Он в мастерской, метров на сто пониже. Он лодочный мастер.

В дощатой мастерской двое мужчин заканчивали рыбачью плоскодонку.

— Да, в это время мы сидели в лодке вместе с Альбером. Это мой помощник… Сначала мы поставили вершу, потом, на обратном пути…

— Если бы кто-нибудь пересек Сену в лодке в девять часов вечера на участке между домом Маликов и шлюзом, вы бы его увидели?

— Конечно. Во-первых, еще не стемнело. Потом, если бы мы его и не заметили, то, уж во всяком случае, услышали бы. Вы же знаете, какой слух у рыбаков.

В маленькой лавке, которая обслуживала речников, Мегрэ купил консервы, яйца, сыр, колбасу.

— Сразу видно, что вы из «Ангела», — заметила хозяйка. — В этой гостинице можно помереть с голоду. Лучше бы ее совсем закрыли.

Он поднялся на гору и дошел до вокзала. Впрочем, это был лишь полустанок с домиком путевого обходчика.

— Нет, мсье, в это время никто не проходил. Мы с женой до половины одиннадцатого сидели, перед домом и никого не видели. Мсье Жорж Анри? Нет, его уж точно не видели. Его-то мы хорошо знаем; парень он не гордый и обязательно поболтал бы с нами, ведь мы знакомы.

Но Мегрэ не сдавался. Он заглядывал за живые изгороди, расспрашивал местных жителей — это были главным образом пенсионеры, копавшиеся в своих садиках.

— Мсье Жорж Анри? Нет, мы его не видели. А что, он тоже исчез, как и его кузина?

По автостраде, ведущей к Парижу, проехала большая машина Эрнеста Малика, но за рулем сидел не он, а его брат.

Когда Мегрэ в семь вечера добрался наконец до «Ангела», Ремонда расхохоталась, глядя, как он выкладывает покупки.

— Теперь мы сможем неплохо закусить, — сказала она.

— Хозяйка так и не вставала? К ней никто не заходил?

Ремонда секунду колебалась.

— Только что приходил мсье Малик. Когда я ему сказала, что вы ушли к шлюзу, он поднялся к ней, и они минут пятнадцать шептались, но я не расслышала о чем.

— И часто он навещает Жанну?

— Иногда, когда идет куда-нибудь. Ничего не узнали о Жорже Анри?

Пока Ремонда готовила ужин, Мегрэ выкурил в саду трубку.

Значит, Бернадетта Аморель не лгала, когда говорила, что не видела внука. Впрочем, это еще ничего не доказывало. Мегрэ начинал думать, что в этой семье лгут рее без исключения.

Но почему-то ему казалось, что на этот раз она говорила правду.

Здесь, в Орсене, в семье Маликов, происходило что-то такое, что нужно было скрыть от всех, скрыть во что бы то ни стало. Имело ли это отношение к гибели Мониты? Возможно, но не наверняка.

Итак, сначала было тайное бегство: старуха Аморель, воспользовавшись отсутствием дочери и зятя, приказала везти себя в допотопном лимузине в Мен, чтобы обратиться к Мегрэ за помощью.