Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Пареньки села Замшелого - Упит Андрей Мартынович - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

Бруснику из лесу носили большими лукошками, клюкву с болота хоть мешками тащи, а грибы — полными кузовами. Знай не ленись нагибаться — и на круглый год хватит соленья.

Но думаете, у всех бывали соленья и всем вольготно жилось? Куда там! Люди в старину были точь-в-точь такие же, как нынче, а стало быть, разные. Жили они по большей части селениями, дворов по пять-шесть, а в иных и до двадцати насчитывалось. Не только каждое такое селение отличалось от другого, отличались и семья от семьи и человек от человека. Были там люди старые и молодые, толстые и тощие, богатые и бедные, радивые и нерадивые, умные и глупые. На этот счет старые времена ничем — ну как есть ничем — не отличались от нынешних. Да и жилось людям тоже по-всякому: то хорошо, а то и вовсе худо.

На сей раз мне хочется рассказать вам о селе Замшелом, о его обитателях и в особенности о двух отважных пареньках, которые некогда там жили. Сам я, как и вы, Замшелого не видал. Его давным-давно нет и в помине. Не то что села, даже мха не осталось. Прямо по тому месту пролегла железная дорога, которую пересекает усыпанное щебнем шоссе с белыми столбиками по обочинам. Однако ж прошлым летом мне удалось отыскать там трех старожилов, которые помнят Замшелое и знают все о тех далеких временах.

Первый из них — Старый Валун на лугу в низинке, до половины уже вросший в землю. Однажды кто-то вздумал его расколоть и даже выбил на спине старца глубокую борозду, но потом, как видно усовестившись, оставил его в покое… Когда в погожий денек вскарабкаешься на спину этого великана, так и хочется растянуться на теплом, нагретом солнцем мшистом ковре и все расспрашивать, расспрашивать… А какой он рассказчик! Не беда, если и вздремнешь, — этак еще лучше слушать его рассказы.

Второй старожил Замшелого — Трехглавый Дуб, что растет на самой вершине холма. Долгие годы стоит он там, оттого так устали и покривились его корни, а попробуй и теперь покачни этого исполина! Две вершины его засохли, но третья зеленеет пышной листвой, — такой видел ее мой дед, такой, верно, увидят ее и ваши дети.

Прилягте под сенью Трехглавого Дуба, и вы поначалу заметите лишь легкий трепет резных листьев на корявых, поросших мхом сучьях. Но вглядитесь-ка хорошенько, и увидите, что это вовсе не листья, а зеленые язычки. Скороговоркой, перебивая друг друга, шепчутся они о былом, а вы только вслушиваетесь в их торопливый лепет и узнаете всю историю до мельчайших подробностей.

Третьего старожила вы найдете как раз посередке между первыми двумя. На склоне холма, точно темный глаз, опушенный густыми ресницами из желтого влажного мха и калужниц, уже более тысячи лет сочится Родник. Это око земли, повидавшее на своем веку еще больше, чем первые два старца.

Вслушайтесь в журчание тоненького ручейка, сбегающего по заросшей густыми травами ложбине, и вы услышите еще и то, чего не заметил покосившийся Трехглавый Дуб с высоты своих вершин и что за долгие годы успел позабыть замшелый старец, покоящийся под его сенью.

Вы уже не верите сказкам и преданиям, да и я им не верю, но отчего по сей день нам так приятно их слушать? Не оттого ли, что так же приятно порою прислушиваться к шуму осеннего ветра под окном? И чудится, что там перешептываются, перекликаются разные голоса, а то вдруг схлестнутся в шумной перепалке, и на душе становится так тепло, словно это не треск голых сучьев в ночной тьме, не дождь и унылый вой ветра под стрехой, а целый мир живых существ, которые схожи с нами. Разве нет с той же радостью порою, солнечным днем, долго следим мы за облаком, медленно плывущим по дальней синеве? И вот на наших глазах легкий, гонимый ветром клуб пара превращается как бы в живую плоть, непрестанно меняющую облик, то принимающую вид животного, то растения; он пленяет наш взор игрой изменчивых образов и оставляет в памяти бесчисленные радужные оттенки красок.

Старые сказания о псоглавцах, оборотнях и ведьмах во многом сродни этим сказкам говорливого осеннего ветра ночною порой. Но в рассказе трех старожилов Замшелого речь идет не о сказочных чудищах, и хотя его герои — люди далекой старины, все же их образы, подобно летучим облакам под солнцем нашей души, радуют взор и согревают сердце.

Я с удовольствием слушал рассказ о Замшелом, надеюсь, он понравится и вам.

В Замшелом

Замшелое было так глубоко скрыто в Большом лесу и так далеко расположено от другого жилья, что только в самую тихую лунную ночь доносилась туда песня петуха из соседнего селения.

Ели таким тесным кольцом сомкнулись вокруг пашен Замшелого, будто сцепили свои мохнатые лапы, чтобы никого не пропускать в лесные владения. Прорубленная с опушки в чащу просека издали походила на кротовый ход. Казалось, что ездок вместе со своей лошаденкой бесследно исчезает в нем. На тех местах, где рубили и жгли сухостой, через пять лет кудрявилась еще более густая молодь, да такая, что и не продерешься сквозь заросли граблевище срезать. Ветер сеял сеч мена елей на полях замшельцев. Когда поднимали пар, сошник то и дело трещал, разрезая бесчисленные узлы переплетенных корешков, а самого пахаря так и валило на сторону вслед за пластом дерна, и он чертыхался себе под нос: похоже, лес и впрямь всех их хочет извести и выжить отсюда!

Что поделаешь, Большой лес, как видно, считал всю округу своей вотчиной. Пятно полей казалось ему позорной зияющей прорехой в его зеленом наряде, да и множество его бесплатных жильцов не признавали за голой равниной лугов и пашен никаких законных прав на существование. Козуля частенько просовывала рога в просвет меж густых ветвей и сердито раздувала ноздри: в стороне Замшелого она чуяла запах врагов своих из этого тявкающего рода-племени.

Наибольшее презрение к людям выказывали птицы. Ястреб, бывало, после тщетной погони за лесным голубем опускался отдохнуть на какую-нибудь трубу, должно быть принимая ее за ствол обломившейся сосны, и, когда петух с криком улепетывал со всем своим семейством под навес риги, хищник лишь презрительно щурил желтый глаз, зевал и лениво пускался в дальнейший путь, а с трубы по крыше скатывались куски кирпича и глины.

В Замшелом было почти две дюжины труб, но ни одна из них не выдерживала когтей ястреба и тотчас под ним обваливалась. Однажды на трубу самого старосты вздумал было по ошибке сесть заблудившийся аист, но длинноногий тут же в страхе пустился наутек, когда целая глыба кирпичной кладки отвалилась от трубы и бухнулась на соломенную крышу. Полуобвалившаяся труба долгие годы торчала на избе, точно закинутый на крышу разбитый глиняный горшок, покамест сын старосты не сложил новую. Да и этого вряд ли дождались бы, не приспей ему время жениться. Невеста объявила, что ни в коем случае не пойдет в этакую старую берлогу, где под каждой балкой подпорка. Вот таким образом у сына старосты оказался новый дом, а у дома — новая труба. Но все это произошло во времена, которые к нашему рассказу не относятся.

Чужие птицы иной раз опускались на трубы замшельцев, но зато чужие люди остерегались появляться у них на пороге. По всей округе Большого леса шла о замшельцах худая молва. Великих прегрешений, правда, за ними не числилось, но зато мелких грешков понабралось немало. Где тут правда, где кривда, никто сказать не может, а только всякий знает — дурная молва что пырей: топчи его, дергай, а он пустит новые корешки и разрастется еще вольготней.

Прежде всего замшельцы считались отъявленными лодырями. Возможно, и тут не обошлось без преувеличений, но, по правде говоря, особым усердием они не отличались. В зимнюю пору им и в голову не приходило, что надо бы починить сани да поехать в лес по дрова. Они знай себе захаживали друг к другу в гости, пробовали, у кого прошлым летом лучше уродился табак да кто к рождеству наварил самое крепкое пиво. Вода, кстати сказать, у замшельцев была не в чести: за двадцать верст от села в прибрежных кустах не сыскать было ни одной головки хмеля. Ячмень замшельцы сеяли только ранний, чтобы обмолачивать его разом с рожью. Когда в риге растапливали печь для сушки первых яровых, там уже сохло проращенное на солод ячменное зерно.