Мегрэ и привидение - Сименон Жорж - Страница 11

Мне рассказали, что прошлой ночью на улице стреляли как раз напротив моего дома. Как я уже заявил инспектору, ни я, ни моя жена ничего не слышали — окна в наших жилых комнатах выходят на другую сторону.

Теперь скажите сами, как бы вы себя сейчас чувствовали на моем месте?

— Уж конечно, я бы не обрадовался подобным визитам. Незваные гости всякому в тягость.

— Прошу прощения. Вы меня не так поняли. Вы мне нисколько не в тягость!

Напротив, мне приятно встретиться с человеком, о котором я так много слышал.

Вы же понимаете, что я имею в виду совсем другое.

Ваш инспектор задавал здесь довольно нескромные вопросы, но, вообще говоря, для полицейского он держался в допустимых рамках. Я пока не знаю, о чем будете спрашивать вы, но меня удивляет уж одно то, что такой высокий начальник лично занялся этим делом.

— А если я скажу, что делаю это из уважения к вам?

— Весьма польщен, но что-то не верится! Может быть, с моей стороны было бы правильней спросить, в свою очередь, есть ли у вас законные основания для визита ко мне?

— Сделайте одолжение, господин Йонкер. Можете даже позвонить своему адвокату. Скажу прямо: у меня нет никакого официального ордера, и вы имеете полное право выставить меня за дверь. Но учтите: подобный отказ сотрудничать легко можно истолковать как нелояльность и даже как желание скрыть что-то…

Голландец улыбнулся и, наклонившись в кресле, протянул руку к коробке с сигарами.

— Полагаю, вы курите?

— Только трубку.

— Закуривайте, чувствуйте себя как дома. Сам он выбрал сигару, поднеся ее к уху, размял в пальцах, словно проверяя на хруст, обрезал короче золотыми ножницами, потом медленно, почти ритуальными жестами, зажег и стал раскуривать.

— И еще один вопрос, — сказал он, выпустив живописное облачко синеватого дыма. — Скажите, я — единственный на авеню Жюно, кого вы удостоили своим посещением или же вы придаете этому делу такое большое значение, что сами ходите по домам, опрашивая жильцов?

Теперь настала очередь Мегрэ подыскивать слова.

— Вы не первый на этой улице, кому я задаю вопросы. Мои инспектора, как вы изволили выразиться, ходят по домам, но с вами я счел необходимым встретиться лично.

Йонкер слегка наклонил голову, как бы в знак благодарности за оказанную ему честь, но явно не поверил ни одному слову.

— Постараюсь ответить на ваши вопросы, если только они не будут носить слишком интимный характер, — сказал он.

Мегрэ приготовился спрашивать, когда зазвонил телефон.

— Вы позволите?

Йонкер снял трубку и, нахмурившись, кратко ответил по-английски. Школьные познания комиссара в области английского языка были более чем скромны и почти не помогали ему в Лондоне, а тем более во время двух его поездок в Соединенные Штаты, где его собеседникам приходилось проявлять максимум старания, чтобы понять, о чем он говорит. Однако он все же понял кое-что из разговора: голландец сказал, что занят, а на вопрос невидимого собеседника ответил:

— Да, из той же фирмы. Я позвоню попозже. Пожалуй, это значило, что у него находится представитель той же «фирмы», что и инспектор, приходивший раньше.

— Извините… Я к вашим услугам.

Он уселся поудобнее, слегка откинувшись назад и облокотившись на ручки кресла, и приготовился слушать, время от времени бросая взгляд на кончик сигары, где постепенно нарастал беловато-серый столбик пепла.

— Вы спросили, господин Йонкер, что бы я делал на вашем месте. А попробуйте представить себя на моем! В этом квартале совершено преступление.

Как всегда в подобных случаях, соседи могут припомнить подробности, детали, на которые они вначале не обратили особого внимания.

— Кажется, у вас это называется трепотней?

— Пусть так. Но мы-то обязаны эту трепотню проверить. Зачастую в ней нет правды ни на йоту, но иногда она наводит нас на след.

— Хорошо. О чем же трепались соседи в данном случае?

Но комиссар отнюдь не собирался сразу брать быка за рога. Он еще не определил для себя, с кем имеет дело: сидит ли перед ним порядочный, хотя и малоприятный, человек или, что называется, стреляный воробей, который разыгрывает простачка, а смотрит в оба.

— Вы женаты, господин Йонкер?

— Это вас удивляет?

— Нисколько. Мне говорили, что мадам Йонкер — красавица.

— Ах, вот вы о чем! Что же, я, конечно, человек пожилой, скажем прямо старый, разве что хорошо сохранился. — Моей жене всего тридцать четыре.

Между нами разница в тридцать лет. Но неужели вы думаете, что мы единственная пара в Париже или где бы то ни было? Неужели это так удивительно?

— Мадам Йонкер француженка?

— Я вижу, вас хорошо проинформировали. Да, она родилась в Ницце, но я с ней познакомился в Лондоне.

— Вы ведь не первый ее муж?

По лицу Йонкера мелькнула тень раздражения. Впрочем, его как истинного джентльмена подобное вмешательство в личную жизнь и впрямь могло шокировать, тем более что речь зашла о его молодой жене.

— До того, как стать мадам Йонкер, она была миссис Мьюр, — сухо ответил он.

И, внимательно посмотрев на свою сигару, добавил:

— Поскольку уж вы заговорили об этом, не думайте, что она вышла за меня из-за денег. К тому времени она уже была, как это говорится, вполне обеспечена.

— Для человека вашего положения, господин Йонкер, вы слишком мало выезжаете, — прервал разговор Мегрэ.

— Это что, упрек? Знаете, большую часть своей жизни я ездил по свету жил и здесь, и в Лондоне, и в Соединенных Штатах, и в Индии, и в Австралии, — где только не был! Когда вы будете в моем возрасте…

— Мне осталось не так уж много…

— Да, так когда вы будете в моем возрасте, вы, возможно, тоже предпочтете домашний уют светским развлечениям, клубам и кабаре.

— Понятно. Тем более что вы, наверное, очень любите мадам Йонкер…

На сей раз бывший полковник британской армии надменно выпрямился в кресле и лишь чуть заметно кивнул головой. От резкого движения столбик пепла сорвался с его сигары и упал прямо на пол.

Наступил момент, который Мегрэ старался оттянуть. Они подошли к самой щекотливой теме. Комиссар все же позволил себе маленькую передышку, начав раскуривать погасшую трубку.

— Итак, вернемся к тому, что вы назвали трепотней. Я хотел бы с вашей помощью убедиться, что некоторые полученные нами сведения относятся именно к этой категории.

Голландец потянулся к хрустальному графину на столе, и Мегрэ показалось, что рука его слегка дрожала, когда он наливал рюмку.

— Хотите Кюрасао?

— Нет. Благодарю вас.

— Предпочитаете виски?

Не дожидаясь ответа, он нажал кнопку. Почти тотчас же на пороге вырос Карл.

— Принесите виски, пожалуйста, — сказал голландец и, обратившись к Мегрэ, спросил:

— Пьете с содовой?

— С содовой.

Помолчали. Мегрэ окинул взглядом высокие, почти до потолка, стеллажи с книгами. В основном это были книги по изобразительному искусству: не только по живописи, но и по архитектуре и скульптуре. Комиссар заметил также каталоги крупных распродаж картин за добрых сорок лет.

— Благодарю вас, Карл. Вы передали мадам, что я занят? Она все еще наверху?

Подчеркивая свое внимание к гостю, Йонкер обращался к слуге не по-голландски, а по-французски.

— Да, мосье.

— Ваше здоровье, господин Мегрэ. Жду обещанной трепотни.

— Не знаю, как голландцы, но парижане, особенно старики, часами просиживают у своих окон. А уж на Монмартре это обычное дело. Таким образом, мы и узнали, что довольно часто — раза два-три в неделю — у вашей двери по вечерам звонят молодые женщины и их впускают в дом…

Уши голландца внезапно покраснели. Он промолчал, глубоко затянувшись сигарным дымом.

— Я мог бы предположить, что это подруги мадам Йонкер, но, поскольку все они девицы… гм… определенного круга, это маловероятно, — продолжал комиссар.

Ему редко приходилось столь тщательно выбирать выражения, и он давно уже не чувствовал себя так неловко.