Мегрэ и одинокий человек - Сименон Жорж - Страница 10

— Не бойтесь. Вы меня не заметите…

— Если только за вами не увяжутся журналисты.

— Я сделаю так, чтобы этого не случилось.

— Я ведь не смогу вам помешать, верно?

Ее голос был горьким. Горьким вот уже двадцать лет.

Или таков ее характер? Была ли она такой в те времена, когда жила с мужем?

Мегрэ задавал себе все возможные и вообразимые вопросы, включая те, что могли бы. показаться смехотворно-нелепыми. Он безуспешно пытался реконструировать у себя в голове личность Марселя Вивьена, самого одинокого из одиноких.

Большинство людей, какими бы сильными они ни были, нуждаются в человеческом общении. Он — нет.

Поселился в большом пустом доме, который в любой момент могли снести, и собирал в своей комнате самые бесполезные и самые невероятные предметы.

Другие клошары знали его только в лицо. Некоторые пытались заговорить с ним, но он шел мимо не отвечая.

У месье Жозефа, куда два-три раза в неделю ходил заработать свою пятифранковую монетку, он тоже не разговаривал, просто смотрел в одну точку в зеркало напротив.

— Похороны состоятся послезавтра, — сообщил Мегрэ Торрансу. — Я пообещал сделать все возможное и невозможное, чтобы об этом не писали в прессе.

— Некоторые журналисты звонят по три раза в день.

— Надо им отвечать, что нет ничего нового.

— Что я и делаю, остальные инспектора, когда меня нет в кабинете, тоже. Они недовольны и уверены: от них что-то скрывают…

А вдруг какой-нибудь слишком шустрый репортер раскопает то, что сумел раскопать Мегрэ?

Назавтра оперативники уголовной полиции продолжили показывать фотографии Марселя Вивьена и задавать вопросы, на которые не получали положительных ответов.

Мегрэ позвонил Одетт Делаво. Она также опознала отца.

— Вы знаете, когда состоятся похороны?

— Мать вам разве не сказала?

— Когда я разговаривала с ней в последний раз, она еще не видела агента похоронного бюро.

— Похороны состоятся завтра в девять утра.

— Отпевание будет?

— Нет. Мы не станем отпевать его в церкви. За катафалком пойдут только моя мать, мой муж и я…

Какая жалость, что Мегрэ пришлось пообещать не ставить в известность прессу. Возможно, как это часто случается, убийца пришел бы к Институту судебной медицины или на кладбище?

Был ли он знаком с Вивьеном двадцать лет назад?

Этому нет никаких доказательств. Клошар вполне мог вызвать чью-то ненависть много позже. Может, такого же клошара, решившего, что он прячет сбережения в своей комнате? Вряд ли. Клошары, за редким исключением, не имеют огнестрельного оружия. И уж тем более пистолетов 32-го калибра.

Но сколько всего могло произойти за двадцать лет?

И все же Мегрэ постоянно возвращался мыслями к исчезновению Вивьена, к дню, когда он, как обычно, ушел утром из дому, но так и не вошел в свою мастерскую на улице Лепик.

Не в женщине ли кроется причина? В таком случае почему он ее потом бросил и стал клошаром? Среди писем, пришедших в уголовную полицию после опубликования в газетах фотографий и статей об убийстве, ни в одном не упоминалось о неизвестной женщине в жизни Вивьена.

Сегодня вечером, чтобы не пережевывать без конца одну и ту же проблему, уже начинавшую его раздражать, Мегрэ посмотрел по телевизору вестерн. Помыв посуду, мадам Мегрэ села рядом с ним, деликатно не донимая расспросами.

— Завтра утром разбуди меня на полчаса раньше, чем обычно.

Она не спросила почему. Он сам добавил:

— Иду на похороны.

Она поняла, о чьих похоронах шла речь, и принесла ему первую чашку кофе в семь часов.

Он попросил Торранса заехать за ним в половине восьмого на оперативной машине. Торранс приехал вовремя.

— Полагаю, сначала мы поедем в Институт судебной медицины?

— Да.

Автомобиль-катафалк уже стоял у тротуара, как и еще одна машина, предоставленная похоронным бюро.

В ней сидели две женщины и муж Одетт. Торранс затормозил достаточно далеко, чтобы их не заметили. Ни журналистов, ни фотографов не было. Четверо мужчин вынесли гроб, выглядевший очень тяжелым. Через несколько минут кортеж двинулся к Иври.

Со вчерашнего дня небо затянуло тучами, стало не так жарко. Метеопрогнозы обещали к вечеру дожди на западе страны и в Париже.

Торранс держался на значительном расстоянии от машины, в которой ехали родственники. Мегрэ молча курил трубку, глядя перед собой, и невозможно было угадать, о чем он думает.

Торранс не нарушал его молчания, что было для него, самого разговорчивого инспектора во всей уголовке, совсем непростым делом.

Катафалк проехал примерно половину кладбища и наконец остановился перед свежевырытой могилой на новом участке, где было еще много свободных мест.

Мегрэ и его спутник держались больше чем в сотне метров сзади. Мадам Вивьен, ее дочь и Делаво неподвижно стояли на краю могилы, пока в нее опускали гроб. Обе женщины держали в руке по букету цветов.

Вдове протянули лопату, чтобы та бросила на гроб первую горсть земли, но, к удивлению Мегрэ, она покачала головой и лишь бросила в могилу цветы. Одетт поступила так же, и первую горсть земли в конце концов бросил Делаво.

Он никогда не знал Марселя Вивьена, был слишком молод. Мегрэ дал ему лет тридцать. Одет в черный костюм, очевидно, тот же, в котором работал в универмаге.

Довольно красивый парень, с почти черными усами и волосами.

Все закончилось. Церемония, если в данном случае можно говорить о церемонии, продолжалась всего несколько минут. Машина, выделенная для родственников, тронулась с места. Мегрэ осмотрел окрестности и не заметил ни одной подозрительной фигуры. Теперь, когда клошар был похоронен, комиссару казалось, что истина отодвинулась еще дальше.

Он был в неважном настроении и продолжал молчать, словно по-прежнему пережевывал стоящую перед ним проблему. Убить Марселя Вивьена и даже не выпотрошить матрас, где бедняки обычно прячут свои деньги!

Мегрэ невольно возвращался на двадцать лет назад, почему и послал шесть инспекторов на Монмартр.

Приехав в уголовную полицию, он получил приятный сюрприз. Один из шестерых ждал его, очень возбужденный.

— Что нашли?

— Какого числа исчез Вивьен?

— Двадцать третьего декабря…

— И с тех пор его никто больше не видел?

— Совершенно верно.

— Он купил дочке рождественский подарок?

— Я не подумал спросить об этом его жену.

— Вы знаете «Сирано», пивную на площади Бланш?

— Да.

— Один из гарсонов, которому лет шестьдесят, опознал Вивьена по фотографии.

— Когда он его видел?

— После двадцать третьего декабря. В конце января следующего года.

— Как он может быть так уверен спустя столько лет?

— Потому что как раз в январе он поступил на работу в «Сирано».

— Он часто видел Вивьена?

— Минимум раз десять — в январе и феврале сорок шестого. И он приходил не один. С очень молодой женщиной, низенькой брюнеткой, постоянно бравшей своего спутника за руку.

— В котором часу парочка появлялась в «Сирано»?

— Около одиннадцати или в одиннадцать тридцать, после закрытия кинотеатров.

— Гарсон уверен, что это был именно Вивьен?

— Он утверждает, что да, поскольку тот пил только минеральную воду, а его спутница заказывала «Куантро»…

Это было его первое место гарсона в кафе. До того он работал коридорным в крупном отеле на Больших бульварах…

— И в других местах, кроме пивной, он их не встречал?

— Нет. Жюльен (так зовут гарсона) жил достаточно далеко, на бульваре Ла-Шапель…

— И когда эта пара пропала из виду?

— Месяца через два.

— И с тех пор он Вивьена больше не видел?

— Нет.

— Молодую женщину тоже?

— Тоже.

— Он не слышал, чтобы спутник называл ее по имени?

— Нет. Похоже, это все, что он знает.

Из этой истории, если Жюльен не перепутал даты, следовало, что Вивьен ушел из дома и бросил свою мастерскую не для того, чтобы стать клошаром.

Он ушел из-за женщины. Очевидно, рассчитывал начать жизнь с начала. Но почему он не сменил квартал?