Можно ли отказаться от мечты? (СИ) - Круглова Полина - Страница 10

— А мы сядем прямо на полу, по-турецки, — хохотнул он.

И смеется он так заразительно, невозможно не улыбнуться в ответ!

— А десерта никакого нет? — спросила она разочаровано, поглядывая на одинокую бутылку в его руках.

И пальцы, гадство, таки длинные, сильные!

— Ох! Прости! Не подумал! Хочешь, схожу? Где ближайший магазин?

— Да не надо. Обойдемся, — махнула она рукой.

— Прости, я правда не подумал. Я не ем сладкого.

— Вообще сладкого не любишь? — удивлению ее не было границ, тем более, что она-то была та еще сладкоежка.

Улыбнулся:

— Только очень сладкий чай, сладкого не ем вообще, наверное, в детстве перекормили. В Турции очень приторные сладости, — как объяснение добавил он.

Первый же глоток вина вскружил голову, и по телу разлилась истома. Н-да, вот теперь-то она пожалела, что не поела нормально!

— Расскажи теперь о себе, — попросил он.

Она подумала и пожала плечами:

— Спрашивай!

— Ты христианка? — спросил он, кивая на маленький серебряный крестик у нее на шее.

— Православная, — кивнула она.

— И ты ходишь в церковь и следуешь всем канонам?

— Нет, но много поколений моих предков были православными, я никогда не откажусь от этой религии. И хотя я не хожу в церковь, я верю в Бога и стараюсь следовать заповедям: не убий, не укради, не завидуй и т. д.

— Я тоже верю в Бога, но я отрицаю любую религию. Я считаю, любая религия — это цепи, порабощающие человека, делающего из него зомби, рождающая фанатиков.

— Почему? — удивилась она.

— Я приведу тебе простой пример: Коран в Турции читается на арабском языке, он не переведен на турецкий. Конечно, в школе есть специальный предмет, на котором мы изучаем какая сура что обозначает, но потом все это забывается и процентов девяносто людей молятся, не понимая не слова. Вопрос: почему я должен разговаривать с Богом на языке, которого я не понимаю? И вообще не понимаю о чем говорю, а говорю только, потому что так надо?!

— Я понятия не имела, что коран на арабском, вернее я никогда не задумывалась.

И только через год он смог рассказать ей ту ситуацию из его детства, которая разрушила воспитывающегося в нем правоверного мусульманина. После развода родителей он поддерживал отношения с семьями обеих сторон. Так как мать была из Стамбула, то большую долю внимания, конечно, он получал от родителей матери. Но к родителям отца, жившем в Измире, его отправляли летом на каникулы. Семья отца была очень религиозной, в отличие от семьи матери. В очередной его приезд у него начал ломаться голос и вообще он стал превращаться из мальчика в мужчину. Заметив это, его бабушка тотчас надела перчатки и никогда больше к нему не прикасалась открытой коже и уж тем более не целовала его больше никогда. Как будто он был грязным животным, а не человеком. А он был все лишь подростком, тяжело переживающим развод родителей и отчаянно желающим, чтобы его любили и целовали так же, как та же бабушка целовала его двоюродных сестер. Ни матери ни отцу он об этом никогда не рассказывал, но в Измир больше не ездил. Тогда, впервые встретившись в открытую с религиозным фанатизмом, он начал задумываться о религии и вере, начал много читать на эту тему. По окончанию школы он отказался посещать мечеть под каким либо предлогом, несмотря на бесконечные споры и ругань по этому поводу с отцом.

Ничего этого Лера, сидевшая на полу своей арендованной однокомнатной квартиры и державшая бокал с красным вином, не знала. Да и разговор их в данный момент для нее был просто поводом побыть с ним и понаблюдать, как он разговаривает, с таким странным акцентом, приоткрывая один неровный зуб в нижнем ряду. И этот его изъян просто сводил с ума!

— Что у тебя за акцент?

— Британский, я учился в Англии.

— Ммм, — одобрительно кивнула она, отпивая еще из бокала.

Бутылка как-то очень быстро закончилась. И у нее были подозрения, что большую часть выпила она. Хм!

— Я пойду, уже поздно.

Ну как бы… видать не судьба… какой же он красивый!

— Тебе вызвать такси?

— Нет, я поймаю машину на улице. Я уже научился говорить свой адрес по-русски и договариваться с таксистами, — улыбнулся он. — Аэропортная практика.

— Ааа, — она улыбнулась в ответ и кивнула. — Ну ладно!

Они вышли в коридор. Он надел ботинки и куртку и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. Прикосновение было теплым и еле заметным. Ей нужно было что-то большее, чтобы было о чем вспоминать… или жалеть…

Она повернула голову так, чтобы ее губы коснулись его губ. И когда его губы раскрылись, она застонала. О боже! Как она оказалась прижатой к стене его твердым телом? А когда он успел снять куртку и почему он валяется на полу? Она смотрела на коричневую кучу на полу, пытаясь сосредоточить свой взгляд на ней и не утонуть в той буре, которую вызывали в ее теле его прикосновения.

Каждое движение его рук и губ сопровождалось остановкой, как будто он проверял, насколько далеко она готова зайти. А она и не думала его останавливать!

Черт! Вчера забыла задернуть шторы, и теперь солнце жарко и ярко светило ей прямо в лицо. Она поморщилась и попыталась чуть пододвинуться, чтобы скрыть хотя бы лицо от этого не дающего поспать луча. И почувствовала непривычную тяжесть на бедре. Глаза тут же открылись. Она осторожно, словно не веря себе посмотрела вниз и увидела на своем бедре поверх одеяла мужскую руку. Ёёёё-лы…палы!!! Картинки замелькали перед глазами. Что она вчера творила?! Что они вчера творили?! Камасутра просто отдыхает! Голову на отсечение, некоторых поз, которые она вчера узнала, в этой книге всемирных и всеобщих знаний о любви точно нет! Блииииин! Чеееерт! И как теперь???? Как смотреть ему в глаза?

Бежать! Только куда? В ванную!

Она аккуратно выбралась из-под его руки и, неслышно ступая, скрылась в ванной. Долго вглядывалась в свое отражение в зеркале. Ну и кто она после этого? Ну то, что дура — это даже не обсуждается! Падшая женщина? Усмехнулась. Вот как-то не чувствуешь себя ни падшей ни развратной после вчерашней ночи, а просто хочется еще. Ох, Загорская! Наломала дров! Как теперьс ним работать каждый день. Каждый день сталкиваться на лестнице, в коридоре, в столовой?!

Ну как! Вот так! Подумаешь, провели ночь вместе! Если он не будет трепаться, а об этом она с ним поговорит, то вообще никаких проблем! Решив для себя проблему, Лера решительно включила душ и встала под струи воды, уносящие растерянность и вчерашнюю ночь.

Тихонечко вышла из ванной, кутаясь в огромный махровый халат. Кофе и покурить — вот что ей сейчас просто необходимо! Она вошла на кухню и вздрогнула: он стоял полностью одетый опираясь руками на подоконник.

— Доброе утро! — улыбнулся он.

— Доброе, — нерешительно улыбнулась она в ответ.

— Вызови мне такси, пожалуйста.

— Уже уезжаешь?

Ну вот собственно и все! А ты ждала чего-то другого? Предложения руки и сердца после дружеского перетраха?!?!

Она включила чайник, вызвала такси, села и закурила.

— Да, нужно сегодня поработать в офисе. Из-за поездки в Москву не успел кое-что закончить к совещанию с заказчиком. Надо обязательно закончить к завтрашнему утру.

Да, ладно, парниша, я ж не гестапо, не устраиваю допросы с пристрастием. Совершенно необязательно объясняться.

— Угу, — кивнула она.

Надо как-то аккуратненько ему намекнуть, чтобы не трезвонил на каждом углу, у кого он провел бурную ночь. При чем особо не упоминая об этой самой ночи напрямую. Хм…

Пока она пыталась подобрать слова, он продолжил:

— Слушай, я инженер и у меня всегда все должно быть четко и ясно.

Она подняла на него глаза, не понимая, к чему он клонит.

— С этого утра мы пара, то есть ни у тебя ни у меня никого больше не должно быть. Если у тебя кто-то есть, скажи мне сейчас, — он пытливо вглядывался в ее ошалевшее лицо.

Когда смысл дошел до ее сознания, она медленно покачала головой.

— Отлично, я тебе позвоню. После того как закончу работу.