Восход звезды - Ласки Кэтрин - Страница 24

Они вернулись в лагерь, и лошади снова собрались вокруг Тихо, чтобы посмотреть, как он зашивает раны Эсперо. К счастью, клыки Койота не достали до сухожилий. К тому времени, как они вернулись, кровь уже почти остановилась. Тихо потребовалось сделать всего несколько стежков, меньше, чем на плече Эстреллы после схватки с пумой. Зашив рану, Тихо сделал очищающий компресс из листьев дьявольского когтя и конопли и плотно примотал его к ноге Эсперо. Закончив обрабатывать раны друга, он занялся дохлым койотом. Он хотел снять с него шкуру и хорошенько выделать ее.

Тихо приступил к работе очень аккуратно. Было очень важно проделать все правильно, не делая лишних надрезов. Он хотел не просто вынуть мозги из черепа, но и сохранить голову как можно более целой. Мальчик не собирался использовать шкуру койота в качестве одеяла. У него не было ни малейшего желания спать под шкурой этого коварного зверя. Он задумал сделать из нее тотем, отгоняющий злых духов.

Постепенно дни начали удлиняться, и лошади и мальчик порой слышали доносящийся издалека «белый гром», как они называли его, – звук сходящих с крутых склонов снежных лавин.

– Вот куда мы пойдем, – как-то утром сказала Эстрелла, глядя на север. Тихо сидел на ее спине, Эсперо стоял рядом. Земля постепенно освобождалась от снега, и утренний воздух наполнялся новыми запахами, свидетельствующими о скором приходе весны. Тихо видел, как Эстрелла и Эсперо растягивают губы, стараясь уловить эти запахи.

– Ты уже чуешь свежую траву?

Эстрелла покачала головой.

– Это не трава. Что-то другое.

– Я знаю, что это, – неожиданно сказал Тихо.

– Правда? И что же? – спросил Эсперо.

– Это животное – травоядное, но не олень. Гораздо крупнее. – Он немного подумал. – Такое огромное, что, когда оно бежит, звук похож на гром. У него косматая длинная шерсть и очень большая голова, размером почти с меня! – Тихо очень гордился тем, насколько он вырос за это время.

– Ты что, уже видел такое животное? – спросил Эсперо.

– Нет, но я спал под его шкурой.

– И где эта шкура теперь? Что с ней стало?

– Это длинная история, – неохотно ответил мальчик.

– Снежная история? – спросила Эстрелла. В самые холодные и снежные ночи, когда метель заметала все кругом, лошади любили рассказывать и слушать длинные истории.

– Да, как раз такая. Так что подождем до следующей зимы.

Тихо не много рассказывал о своей прошлой жизни. Он понимал, что табуну, а Эстрелле особенно, любопытно.

Эсперо поднял голову.

– Я не уверен, что придется ждать так долго. Я чувствую, что приближается буран. Последний зимний буран – почти весенний. Такие бураны бывают очень жестокими.

К вечеру начали падать первые снежинки. Тихо развел маленький костерок, чтобы приготовить наловленную в ручье рыбу. Других лошадей не было рядом – они спешили полакомиться травой, которая лишь несколько дней назад показалась из-под снега, пока ее не засыпало снова.

– Тихо, – начала Эстрелла, – ты сказал, что мы древние духи, существующие с давних времен. Что мы с тобой – нити в одном покрывале. – Тихо кивнул. Он чувствовал, к чему она клонит. – Я рассказала тебе о плавании на корабле. О моей матери. О том, как акула убила ее. Об острове, на который мы вначале приплыли. О Городе Богов, где нас поймали. Но ты не рассказывал мне толком ничего о том, что было с тобой до того, как… как вы встретились с Эсперо. А мне хотелось бы знать. Мы стали одним табуном, я имею в виду, настоящим табуном, когда нас впервые в этом новом мире застигла метель. Тогда мы поделились нашими историями. Неужели ты не доверяешь нам? Почему ты не хочешь рассказать нам – о громовом звере, или о том, как ты научился лечить, и о том, почему ты ушел от людей?

Глава двадцатая

Истории про одеяла

Когда табун собрался вокруг Тихо, снег уже валил по-настоящему. Благодаря огню мальчик и лошади находились в бледно-оранжевом коконе света. Тихо плотно завернулся в одеяло из пумьей шкуры и натянул кроличий капюшон так низко, а воротник так высоко, что из-под меха едва виднелись его рот и глаза.

– У меня в жизни было много одеял, – медленно начал свой рассказ Тихо. – Но в мир я пришел нагим и через несколько часов после рождения был оставлен нагим на краю старой охотничьей тропы нашего народа. – Лошади неодобрительно зафыркали. – Да, я должен был послужить приманкой, пищей для хищных зверей. Вы же знаете, – он вытянул ноги из-под одеяла, – я проклят. Все из-за этой кривой ноги. Поэтому они хотели выгнать мою мать со мной вместе из клана. Но мать умерла сразу же после того, как произвела меня на свет. Поэтому меня оставили в лесу на растерзание койотам, волкам и горным кошкам.

На мое счастье, Гару быстро нашла меня, когда на меня уже готов был кинуться койот, так что я не пострадал от звериных клыков. Однако я очень замерз и уже даже не мог плакать. Она сняла со своих плеч одеяло и завернула меня в него. Это была оленья шкура, подшитая снизу мягкой тканью. Она и стала моим первым одеялом. Гару туго запеленала меня и стала вдувать мне воздух в рот. Она говорила, что очень быстро мои губы начали розоветь. Она принесла меня в свою хижину. Она жила немного поодаль от своего клана, Людей Сожженной Реки, и сначала держала мое существование в тайне. Когда кто-нибудь приходил к ней за лекарством и случайно слышал мой плач, она говорила, что нашла брошенного ягненка и теперь выкармливает его.

Хранить тайну нужно было в течение одной луны. Если через месяц проклятый ребенок все еще был жив, его уже нельзя было изгнать из племени. Когда обо мне узнал знахарь, он был в бешенстве. Но вождь не пожелал слушать его недовольные заявления. Ведь лекарства Гару спасли жизнь его жене. В честь окончания первой луны моей жизни Гару сделала мне собственное одеяло. Такой у нас существует обычай. Если ребенок не умер в первый месяц после рождения, для него ткут именное одеяло. На нем должно быть изображение реки, символа нашего клана, и символ имени ребенка. Гару дала мне имя Тихо, что означает «найденное сокровище». Мое одеяло оказалось особенным, потому что в нем была шерсть громового зверя. Шкура этого зверя была такой огромной, что ей можно было покрыть весь пол в нашей хижине. В мире не было ничего теплее.

– Но откуда у нее была шкура громового зверя? – спросила Эстрелла.

– Его убил муж Гару, но потом он погиб на охоте. Тем не менее это было его одеяло, потому что именно его копье нанесло удар.

Знахарь был в бешенстве. Считалось, что такой зверь, если он белого цвета, обладает большой магической силой, а теперь его шкура принадлежала Гару, которой он всегда завидовал за ее искусство врачевания. Знахарь пытался вынести это на обсуждение совета племени, но вождь отказался его слушать. Знахарь был в таком отчаянии, что даже предлагал Гару выйти за него замуж. Та сказала: «Ни за что». Она рассказывала мне, что у нее ушло три месяца на то, чтобы выделать и выдубить шкуру громового зверя, но в результате получилась самая красивая шкура на свете.

Когда Гару ткала мне новое одеяло на мой пятый день рождения, она вплела в него еще немного шерсти из этой шкуры. Шерсть была такой густой, что этого совершенно не было заметно. Гару шутила, что шерсть отрастает на шкуре обратно взамен выдернутой. Я иногда думал, что шерсть громового зверя помогает мне расти и становиться сильнее, несмотря на мою кривую ногу. А Гару всегда говорила, что совершенство скучно, что именно какие-то ошибки и недостатки делают нас особенными и интересными, и в них наша сила, а не слабость. Меньше чем за год до смерти Гару у нас в племени родился ребенок в шапочке на голове.

– В шапочке? – переспросил Селесто.

– Да, у жеребят такое тоже иногда бывает, – сказала Корасон. – Это всего лишь кусочек оболочки плода. Он легко снимается и не представляет никакой опасности.

– Да, именно так, – кивнул Тихо. – Даже наоборот. Люди говорят, что эта шапочка дает ребенку удачу. Поэтому того мальчика назвали Тоши’Н-Туки, Мальчик с Удачей на Голове. Гару позвали, чтобы она сняла шапочку. Обычно ее обвязывают овечьей или барсучьей шерстью. Но Гару очень хорошо относилась к матери этого ребенка, поэтому она обвязала шапочку белыми волосами со шкуры громового зверя. После этого Гару вместе с матерью малыша должны были ее похоронить. Гару считала, что это принесет ему дополнительную удачу. Мы стали называть его Туки. И я думаю, Гару была права. Он очень рано научился ползать, потом ходить и говорил уже много слов еще до своего первого дня рождения. Это был очень умный мальчик и добрый. Я знаю, он не стал бы дразнить меня, как другие дети. Они называли меня Хромоножкой.