Лунный удар - Сименон Жорж - Страница 14

Это слово долго звенело у Тимара в ушах. Она продолжала, а он тщетно припоминал, где его слышал.

— По общему правилу, с тех пор в случае смерти колониста владение переходит к государству, но…

Она никогда не носила чулок, но Тимару редко приходилось видеть такие белоснежные ноги. Он разглядывал их, так как чувствовал, что Адель наблюдает за ним, как бы желая составить себе о нем окончательное мнение.

Вошел негр и поставил на прилавок рыбу.

— Беру. А заплачу в следующий раз.

Она пила спиртное, как лекарство, скрывая гримасу.

— Здесь есть некий Трюффо. Он живет в Габоне уже двадцать восемь лет и совсем одичал. Женился на чернокожей, и она принесла ему не то десять, не то двенадцать детей. Он разъярен тем, что теперь, в дни моторных лодок, от Либревиля до его концессии всего день пути.

Их взгляды встретились. Она понимала — Тимару это было ясно, — что он плохо слушает, но по ее чертам лишь изредка проскальзывала тень нетерпения. Она продолжала, нисколько не смущаясь, как учительница его детских лет, которая доводила урок до конца, даже если дети не слушали ее.

Здесь была та же атмосфера рассеянности, лени, желание делать не то, что надо, и та же покорность.

Тимар мысленно нарисовал себе Трюффо в виде библейского патриарха, окруженного своими цветными детьми.

— Имея сто тысяч франков…

Тимар вновь увидел, как он дает механику тысячу франков из оставшихся у него трех тысяч на починку лодки.

— Его старший сын хочет получить образование в Европе.

Рука Адели легла на руку Тимара. Адель словно просила, чтобы он уделил ей одну минуту, всего лишь одну минуту серьезного внимания.

— Деньги внесу я. А вы «внесете» влияние вашего дяди. Министр колоний — член той же партии, что и он.

Ваш дядя похлопочет, чтобы сделали исключение и…

Когда он снова поднял на нее глаза, она, как только что за стойкой, послюнила кончик карандаша и теперь писала, диктуя себе вслух слог за слогом:

Услыхав последние слова, Тимар улыбнулся. Адель не могла знать, что в их семье мужчины не обнимаются, а главное — что с дядей Тимара не говорят таким фамильярным тоном.

И все время, пока она писала. Жозеф сознавал свое превосходство. Он снисходительно и нежно улыбнулся даже по поводу того, что ее поза, ее манера слюнить карандаш, диктовать себе с чрезмерной старательностью, — все это выдавало и недостаток образования, и принадлежность к низшему общественному классу.

— Это близко к тому, что написали бы вы?

— Довольно близко, да. Изменил бы только несколько слов.

— Измените.

И Адель возвратилась к стойке, где ей нужно было что-то сделать. Когда она опять подошла к Тимару, он читал отредактированную телеграмму. Позже он не мог сказать, в какую именно минуту было принято решение.

Да и было ли оно принято? Так или иначе, незадолго до полудня бой понес телеграмму на почту, и, конечно, деньги ему дала Адель, взяв их из кассы.

— А теперь мой вам совет: нанесите визит губернатору.

Тимар в это утро еще не выходил. Он обрадовался, когда представился повод, но вовсе не собирался идти к губернатору. Все же он сменил взмокшую рубашку.

Город был еще отвратительнее, чем в другие дни.

Его наполнял мутный зеленоватый свет и непонятный предательский зной без солнца. Тимар заметил, что даже у негров кожа местами лоснилась от испарины.

Он невольно ждал удара грома. Но нет! Пройдут дни и недели этой бьющей по нервам предгрозовой погоды без бури и дождя. Опасно было снять шлем, чтобы вытереть голову.

Тимар хотел пройти мимо дома губернатора, глядя в другую сторону, но его окликнул с крыльца комиссар:

— Вы зайдете?

— А вы?

— Я ухожу. Зайдите и выпейте стопку виски у губернатора. Это доставит ему удовольствие. Он много говорил мне о вас.

События разворачивались быстро, слишком быстро, несмотря на тяжелую атмосферу. Тимар очутился в просторной гостиной, в точности такой же, какая могла быть у префекта в Ла-Рошели, Нанте или Мулине. Только две-три леопардовые шкуры вносили нотку экзотики, которой противоречили обои и ковры с улицы Сантье.

— А, это вы, молодой человек!

Была призвана губернаторша, дама лет сорока, не красавица и даже не миловидная. Мещанка, обученная разливать чай и слушать, о чем говорят мужчины.

— Так вы из Ла-Рошели? Вы должны знать моего зятя, департаментского архивариуса.

— Так он ваш зять?

— Виски?

Губернатор сидел, немного раздвинув ноги. Он и его жена обменивались взглядами. Тимар понял, почему губернатор так рад принимать гостей. Он любил выпить.

Жена сдерживала его. Пригласив гостя, он не переставал подливать ему, чтобы иметь повод подлить себе.

— За ваше здоровье! Что, в общем, вы собираетесь делать? «Сакова» дышит на ладан. Говорю вам по секрету, но…

Беседа продолжалась четверть часа. Ни слова не было сказано ни об убитом негре, ни о расследовании. Опять у Тимара до второго завтрака была тяжелая от алкоголя голова. Он находил такое состояние приятным, так как мысли его текли плавно, обходя острые углы.

В отеле на него поглядывали с явным любопытством, но это, конечно, объяснялось тем, что он пил виски у губернатора.

Один из лесорубов рассказывал другим:

— Я дал ему сто франков и пинок в зад. Он ушел очень довольный.

Тимар вскоре узнал, что этим завершилась ночная вылазка в лес. Супруг Марии поднял шум и даже говорил, что поручит одному клерку написать в Лигу Наций. Сто франков и пинок в зад! Каждый внес по двадцать франков, за исключением Тимара: с него не решились спросить.

Он отдыхал до пяти часов дня, потом сошел вниз.

— Губернатор ничего не говорил? — спросила Адель.

— Ничего интересного.