Кот - Сименон Жорж - Страница 21

А что, если Коко подохнет? Буэн вовсе не желал этого, хотя с ужасом думал, как они с Маргаритой будут сидеть в гостиной, а рядом в клетке бесхвостый попугай.

Пользуясь отсутствием жены, Буэн спустился в кухню и съел ломоть хлеба. Во второй половине дня почувствовал себя совсем плохо; словно в тумане увидел Маргариту, которая стояла над ним с непроницаемым лицом и такими же холодными глазами, как в тот момент, когда он простодушно попытался овладеть ею.

— Вызвать доктора? Буэн отрицательно качнул головой.

— Тебе что-нибудь нужно?

Он опять качнул головой. Нет, Буэн не ломал комедию. Сейчас он пребывал в каком-то туманном, нереальном мире, далеко от жены.

Около пяти Маргарита опять ушла из дома, и тогда Буэн спустился в кухню перекусить. Ноги были как ватные. Голова кружилась. Он цеплялся за перила, словно тяжелобольной, боящийся рухнуть вниз. В холодильнике нашел ломтик ветчины и стоя съел его, затем прикончил кусок сыра. Это был ужин Маргариты, но Буэн знал, что она может пойти и купить себе что-нибудь взамен.

Назавтра по тишине, царившей в доме, он догадался, что наступило воскресенье. Мир словно застыл, и лишь издалека доносился колокольный звон. Маргарита пошла к мессе. Буэн уже не казался себе больным, и ему страшно хотелось есть. Но, главное, он испытывал потребность избавиться от запаха пота и побриться.

Он принял душ, хотя был еще очень слаб. Когда он скреб бритвой щеки, рука у него дрожала. Потом он выпил два яйца. Чтобы их приготовить, понадобилась бы кастрюлька или сковородка, а у него не хватило бы сил потом их помыть. Интересно, как будет у них с Маргаритой теперь, когда им нет никакого резона спать вместе?

Надев чистую пижаму и халат, Буэн спустился в подвал, наколол дров, принес в гостиную и растопил камин. И, как бы желая продемонстрировать жене, что он поднялся, открыл ставни. Подходя к дому, она увидит это, и у нее будет время решить, как себя вести. Решать ей, а не ему. Ей принадлежит дом. Почти вся мебель тоже. Большая часть обстановки стояла здесь на тех же самых местах еще до ее рождения. Фредерик Шармуа, хотя и прожил с нею более тридцати лет, не оставил тут никаких следов, если не считать нескольких фотографий да запертой в шкафу скрипки.

Буэн мог бы, пока Маргариты нет, уйти и увезти свои вещи. Ему вполне хватило бы ручной тележки. Однажды он уже думал над этим. И задумался бы снова, будь у него чуть больше сил. Чувствовал он себя тревожно. Медленно ползли минуты, секунды. И тут раздался знакомый звук: звякнул ключ, входя в замок. Если за несколько лет Буэн так привык к шорохам, запахам, вибрациям воздуха в этом доме, то как же тогда должна была реагировать на любую, самую ничтожную перемену Маргарита, прожившая здесь семьдесят один год?

Она прошла в столовую, где они так ни разу и не пообедали, но где когда-то, давным-давно, вся семья собиралась за овальным столом под керосиновой лампой, которую впоследствии приспособили под газ, а еще позже под электричество. Потом Маргарита направилась на кухню. Пробыла там недолго, но холодильник открывала и, значит, увидела, что Буэн съел два яйца.

Поднявшись по лестнице, она зашла в бывшую свою девическую комнату. Буэн выходил из себя, злясь, что она держит его в напряжении. А может, жена делает это намеренно, чтобы наказать его?

В той комнате стояла мебель с кретоновой в цветочек обивкой. В углу было небольшое горбатое бюро, за которым пятьдесят пять лет назад Маргарита, возможно, доверяла дневнику свои девичьи мысли и чувства.

Познакомься они в то время… Но тогда он был всего лишь неотесанным подручным каменщика, и она вряд ли удостоила бы его даже взглядом.

Хлопнула дверь; это сосед-инженер, заводивший на улице машину, пошел домой за семейством. В это время года за город они не ездят. Вероятней всего, воскресный день проведут у его или ее родителей, а может быть, где-нибудь в предместье у родственников.

У каждого человека имеется более или менее обширный круг связей. Их же с Маргаритой круг ограничивается четырьмя стенами, внутри которых они бродят, как сонные мухи. Вот когда Буэн жил с Анжелой, такого ощущения у него никогда не возникало, возможно, потому, что у себя они проводили очень мало времени, приходили только есть, заниматься любовью да спать. Друзей у них, однако, было не много. Они просто уходили из дому, смешивались с толпой, брели, куда глаза глядят, и не чувствовали себя одинокими.

Разве, живя в доме напротив и довольствуясь одной комнатой и ванной, Буэн ощущал одиночество? У него ни разу и мысли такой не возникало. Он не был удручен, не тосковал и никогда не испытывал пугающего чувства пустоты вокруг.

А ту он порой задавал себе вопрос: да реальны ли эти вещи, мебель, безделушки? Весь этот хлам, расставленный по своим местам незыблемо, навечно?

Когда Маргарита сидела у телевизора, Буэн, случалось, смотрел на ее лицо, и оно было таким неподвижным, что он порой удивлялся, слыша ее дыхание. Он ведь понадобился ей, потому что она испытывала страх перед этой неподвижностью, этим безмолвием. Когда в первый раз они зашли на кухню выпить по рюмочке ее отвратительной наливки, Маргарита вдруг поняла, что в доме нечто изменилось, в нем затрепетала жизнь.

Но чтобы мужчина остался с нею, чтобы они могли быть вместе, не совершая греха, ей надо было выйти за него замуж, и вот в одно прекрасное утро они стали супругами.

Замшелые старики новобрачные. Интересно, не казались ли они видевшим их соседям и торговцам жалкими, а то и карикатурными? А что бы подумали эти люди, если бы увидели его и Маргариту дома?

Дверь закрылась. Шаги. Еще одна дверь. Буэн ждал, что Маргарита сойдет вниз. Но она вошла в коридор и в нерешительности остановилась.

Наконец, напряженная, с бесстрастным лицом, она вошла в гостиную и остановилась напротив Буэна. Их взгляды встретились, но глаза у обоих были холодны, и никакого контакта не возникло. Маргарита протянула Буэну листок, и ее худые пальцы, сжимавшие эту бумажку, дрожали.

Буэн принял записку, но даже не глянул в нее; читать он стал, только когда Маргарита подошла к своему креслу, взяла с сиденья вязание и села.