Колокола Бесетра - Сименон Жорж - Страница 44

Должно быть, драма их восьмилетней совместной жизни заключается в том, что им обоим в одинаковой степени нужно, чтобы ими кто-то занимался. Он надеялся заполучить домашнее животное, которое будет жадно прислушиваться к каждому его слову, а в результате связал свою жизнь с весьма своенравным существом.

Она желает ему счастья, причем вполне искренне. Он почти уверен, что она его любит и даже готова умереть за него.

Умереть, но не жить!

Лина страдает оттого, что является для него тяжким бременем, терзает себя, а значит, и его.

Десять, сто раз он приходил к выводу, что она чудовищно эгоистична. А потом, держа в объятиях рыдающую жену, сердился на себя за такие мысли.

Каждый день в половине девятого он должен быть в редакции хладнокровный, с ясной головой, готовый принимать ответственейшие решения.

А сколько раз он являлся на работу, поспав всего три-четыре часа после изматывающей сцены, когда она угрожала покончить с собой или у него самого возникало такое желание?

Постепенно Могра познакомил ее со своими друзьями. Некоторым она поначалу бросалась на шею, а потом не желала их видеть. С другими без какой бы то ни было причины держалась подозрительно и агрессивно. Из-за ее поведения возникали весьма неприятные ситуации. Ему даже приходилось затевать из-за нее ссоры.

— Они терпят меня только потому, что я твоя любовница, а за нашей спиной удивляются, как ты мог связаться с такой мерзавкой. Да нет же, конечно, я мерзавка! Ты сам так сказал в тот вечер, когда мы возвращались из театра и ты залепил мне на улице пощечину.

Доведенный до крайности, он не раз принимался клясть ее на чем свет стоит, хотя и знал, что через несколько часов будет просить прощения. Это не помешало ему на ней жениться сразу после того, как они обосновались на улице Фезандери.

Он надеялся, что ему удастся постепенно воспитать ее, сделать хозяйкой дома, приобщить к светской жизни. Он научил ее одеваться, составлять меню, рассаживать гостей за столом…

— Что я, по-твоему, должна делать, если ты оставляешь меня на целый день?

— Малышка, у меня же работа, и я не могу…

— Знаю, знаю… Ты-то живешь! Командуешь. Тебя все слушаются. Ты занимаешься интересным делом. Все тебя знают и уважают. А твои друзья, которые приходят к нам, смотрят на меня, как на какую-то диковину.

Так оно и было, пока Лина не повстречалась с компанией Мари-Анн, где она сразу почувствовала себя на своем месте, поскольку правил там не существовало, все было дозволено.

Возвращаясь вечером из редакции, он часто не заставал ее дома.

— Мадам велела вам передать, что ужинать дома не будет.

— Вы не знаете, куда она отправилась?

— Она велела отвезти ее на Елисейские поля.

Они оба пытались поправить дело, ведь она тоже старалась как могла. Но это сильнее нее, это как наркотик. Она не в силах отказаться от непринужденной обстановки модных баров, где все встречают ее словами:

— А вот и Лина!

Она знает, что это ни к чему хорошему не ведет, что она себя губит, что алкоголь подтачивает здоровье.

— Лучше нам развестись, Рене. Ты обретешь свободу, и тебе не придется больше заботиться о сумасшедшей. Как ты думаешь, я и впрямь сумасшедшая? Мне и самой хотелось бы знать… А вот твой друг Бессон в этом и не сомневается.

Когда у меня была депрессия и он прописал мне лечение сном, ему пришло в голову отправить меня на полгода в швейцарскую лечебницу, где занимаются такими, как я… В сущности, было бы лучше, если б я окончательно спятила.

Надеюсь, это случится скоро, и ты от меня избавишься… Но я же люблю тебя, Рене. Клянусь, что я тебя люблю и никого, кроме тебя, никогда не любила…

Он вспоминает эти нелепые сцены, а перед глазами у него нежный и светлый профиль м-ль Бланш, которая погружена в чтение.

Пора. Входит Леон. Могра поднимают и ставят на ноги. Медсестра предлагает надеть свежую пижаму, словно специально для Лины, и, хотя ему кажется это смешным, он соглашается.

Вот он уже в кресле, его подкатывают к окну, и Могра снова видит своих старичков, которые в сером свете пасмурного дня кажутся еще более грустными и медлительными.

— Вы беспокоитесь?

— Нет.

— Постарайтесь не нервничать. Ваша личная жизнь меня не касается, однако в вашем состоянии настроение имеет очень большое значение.

Могра успокаивает ее улыбкой. Никаких драм не будет. Он будет с Линой очень мил и ласков.

Не это ли она так часто повторяла ему — что ей нужна нежность? Все остальное он ей дал — свое имя, платья, меха, драгоценности, друзей. Дал ей любовь, на какую только способен. И снисхождение. И жалость, которая приводит ее в такой гнев.

Что она понимает под нежностью? Разве он не относится с нежностью ко всем, и к ней в первую очередь, потому что в его глазах она представляет собою средоточие всех слабостей?

Иногда Могра берет Лину за плечи и смотрит на нее с волнением и любопытством. Тогда ему кажется, что она ждет. Чего? Если ей нужны слова, то их-то подобрать он и не может.

Разве ему самому не нужно, чтобы кто-нибудь хоть иногда…

Нет, горькие мысли ни к чему. К ее приходу он должен расслабиться. Он видит, как «Бентли» въезжает во двор, различает даже усики Леонара.

Лина поднимается. Вскоре он уже слышит ее шаги, и сердце его сжимается, как сжималось когда-то, когда он сидел у себя в кабинете, боясь, что она не придет.

Лина стучится, и м-ль Бланш открывает дверь.

— Ты уже сидишь?

Это сбивает ее с толку, глаза блестят. После того как она написала записку, времени для выпивки было предостаточно. Она напряжена до предела, ей не стоится на месте, но она не знает, куда смотреть и за что зацепиться.

— Прости, что я не даю тебе покоя… Как ты?.. Значит, еще в состоянии меня видеть?

— Садись.

— Можно я закурю?

Лина нервно курит, вернее, просто грызет сигарету.

— Дай я на тебя посмотрю. Ты спокоен. Похоже, ты даже на меня не сердишься.

Она изо всех сил пытается держать себя в руках, но Могра чувствует приближающиеся слезы. Она плачет, опустив лицо на подлокотник кресла, ее худенькая спина сотрясается от рыданий.

— Ты мне так нужен, Рене! А я была уверена, что ты не захочешь меня видеть. Глупо как-то все это… Даже не знаю, как это все случилось. Как всегда у Мари-Анн, все много пили, и я разнервничалась, потому что мне показалось, будто они надо мной смеются…

Он смотрит на нее, словно зачарованный. Ему не интересно ни что случилось в замке Кандин, ни почему ей стыдно. Он смотрит на нее и думает, что она и он… Это трудно сформулировать… Они оба искали в потемках свое место…

Ему, похоже, это удалось. Во всяком случае, так полагают все вокруг…

— Ну и вот, сняла с себя всю одежду, потому что Жан-Люк готов был держать пари, что я этого не сделаю… А потом…

Могра поднимает левую руку и начинает гладить жену по гладким, теперь отнюдь не жирным волосам.

— Помолчи…

— Нет! Мне нужно, чтобы ты все знал! Жан-Люк вскинул меня на плечо и понес, а остальные шли за нами с канделябрами…

— Да, да… Я понимаю… Помолчи… Не думай больше об этом…

Она плачет, плачет, кажется, будто слезы не остановятся никогда, а он, держа ладонь у нее на голове, пристально смотрит прямо перед собой, на облупленную стену.