Япония. Год в дзен-буддийском монастыре - ван де Ветеринг Янвиллем - Страница 24

Я слушал Хан-сана с нарастающим интересом и, когда он замолчал, не сразу смог что-то сказать.

— Дзенское обучение действительно может быть свободным?

Хан-сан с грустью посмотрел на меня.

— Свободным? Что значит свободным? Этим ребятам приходится зарабатывать себе на жизнь, вот тебе и первое упражнение. Они медитируют — уверен, что не по полчаса и не когда им вздумается. Бобо-роси достиг сатори в весёлом квартале, допустим, но ведь, прежде чем оказаться там, он прошёл большую подготовку. Вода вскипает внезапно, но чайник какое-то время должен стоять на огне. Сначала должна быть подготовка. К тому же, прежде чем стать наставником, он много лет странствовал — тоже неплохое упражнение. Уверен, что учиться у Бобо-роси ничуть не легче, чем у нас, просто там всё по-другому. Из ничего ничего и получится — я давно это понял. Возможно, у них одна сплошная вечеринка, но и я иногда перелезаю через стену. Наш наставник тоже может многому нас научить.

Хан-сан выглядел очень огорчённым, и я рассмеялся.

— Хан-сан, у тебя просто не хватает смелости туда пойти!

— Пойдём со мной, — сказал Хан-сан. — Мы отдохнули и протрезвели и теперь снова можем выпить немного саке. И когда я опьянею, я тебя побью.

Так оно и случилось. Хан-сан снова напился и принялся безобразничать. Я раза четыре укладывал его спать, но каждый раз он поднимался, распихивая всех на своём пути.

На следующий день у него сильно болела голова.

— Я плохо себя вчера вёл? — спросил он, когда мы работали вместе в огороде.

— Не знаю, — ответил я. — Вчера мы все были невидимы. Люди из прозрачного стекла. Я тебя не видел. Так ведь принято в Японии, правда?

— Правда, — ответил Хан-сан.

Глава 13

От чертей добра не жди, вам это, надеюсь, известно?

Уйти в монастырь несколько лет тому назад меня вдохновил в Лондоне один профессор философии. Он посоветовал мне прочесть десятка два книг, и, когда мы случайно столкнулись в коридоре университета, я признался ему, что ни одна из посоветованных книг, ни одна его лекция не сумели приблизить меня к истине.

— Но что именно вы ищете? — спросил профессор, внезапно остановившись.

— Ну, — сказал я, — вы и сами знаете — истину. Отчего всё началось, и зачем всё это.

И я неопределённо развёл руками.

— Абсолютная истина, — начал терпеливо объяснять профессор, — не является целью философии. Философия — наука, а наука означает лишь приближение к истине. Участвуя в экспериментах, логически размышляя, подсчитывая вероятности, мы пытаемся подойти к истине как можно ближе. Затем делаем выводы: «По такой-то причине это более вероятно, чем то». Но чтобы действительно быть в чём-то уверенным — это нет.

— В таком случае я иду по неверному пути, — сказал я, — потому что мне нужна уверенность, я хочу быть убеждённым в том, что у земной жизни есть смысл, и, пока не буду убеждён в этом, не обрету покоя. Порой мною овладевает такая депрессия, всё вокруг и внутри меня становится настолько безнадёжным, что я ничего не могу с этим поделать, разве что валюсь пластом в кровать.

— Да, — доброжелательно сказал профессор, — депрессия, известное явление. Может привести к самоубийству.

— А как мне избавиться от депрессии, вы знаете?

— Да, — ответил профессор, набивая трубку. — Бывает, помогает массаж и психоанализ, но, по-моему, вашему горю это вряд ли поможет. Этим страдали все мистики, и единственный для вас путь — начать мистическое обучение. Отправляйтесь в монастырь, найдите наставника, опытного адепта. Он вылечит вас, или вы вылечите себя.

Он прикурил трубку, пожал мне руку и удалился с толстой папкой бумаг под мышкой.

Совет профессора о монастыре наслоился на то, что я прочитал в книгах по буддизму, и сила этих двух факторов в конце концов привела меня в Киото. На принятие решения ушло немало времени, тем более что мысль о монастыре мне не понравилась. Слово «монастырь» вызывает у меня ассоциацию с пожизненным заключением. Если бы я знал, что монахи остаются в дзенских монастырях всего три года, а дзенские наставники, принимая послушников, не настаивают на одеяниях и клятвах, я поехал бы в Японию раньше. Когда настоятель взял меня в ученики, он сказал, что я останусь в монастыре восемь месяцев, а я провёл здесь уже год.

Одним прекрасным летним вечером, когда я колол дрова возле бани, пришёл Хан-сан и сказал, что наставник ожидает меня у себя в домике. Я приходил к нему ежедневно, чтобы «обсудить» коан, иногда, встречаясь со мной в саду, он что-то мне говорил, но обычные человеческие отношения у нас с ним так и не сложились. Разве что однажды, когда я встретил его в городе. Я купил в магазине кое-что из одежды и, возвращаясь, внезапно заметил в уличной толпе наставника. На нём было коричневое монашеское одеяние, как у многих буддийских священников, да и в нём самом не было ничего необыкновенного. Я собрался приветствовать его обычным для храма поклоном, но он замотал головой, дав мне понять, что обычаи храма для уличной жизни не применимы.

Я осведомился у него, где он был, но не потому, что действительно хотел это узнать, а потому, что в Японии так принято приветствовать знакомых. «Здравствуйте, господин, куда вы ходили?» Тот, к кому обращаются с этим вопросом, пробормочет что-нибудь в ответ, улыбнётся и пойдёт дальше. Но наставник дал на мой вопрос исчерпывающий ответ. Он подробно рассказал, что был у зубного врача, и объяснил, где тот находится. Потом открыл рот, подозвал меня поближе и показал кровоточащую дыру в челюсти. Он признался, что ему было больно и теперь несколько дней трудно будет есть. А хуже всего то, что на следующей неделе снова придётся идти к зубному врачу и тот вырвет ему ещё один зуб. Потом он спросил, где был я, и я показал только что купленные джинсы и рубашку. Если бы я не вспомнил вдруг, что это мой учитель, я непременно пригласил бы его выпить вместе со мной кофе. И вот Хан-сан, посланник монастыря, приглашает меня посетить наставника.

Я умылся, причесался, надел чистую рубашку и поспешил в домик наставника. По пути меня терзало беспокойство. А что, если он хочет прогнать меня из монастыря? Что, если мои походы в баню, уик-энды в Кобэ, вялость и засыпание в зале для медитации, наконец, симуляция больного горла во избежание утренней медитации дадут ему повод сказать, что мне лучше попытать счастья в другом месте? На крыльце рядом с сандалиями наставника и старшего монаха я заметил большие ботинки, принадлежащие Питеру. Чувствуя себя подавленным, я вошёл в гостиную, поклонился и пожелал всем доброго вечера.

— Заходи, — сказал наставник.

Он указал мне, куда сесть. Подушки там не было. У старшего монаха с Питером подушек тоже не было. Дзенский наставник даст ученику подушку, когда тот пройдёт обучение, и, хотя старший монах уже завершил изучение коанов, звание наставника он ещё не получил и потому должен продолжать обучение. Наставники никуда не спешат, ученики, прошедшие обучение, тоже. Всё придёт в своё время, если делать всё как можно лучше. А если не придёт, тоже ничего страшного.

— Мы позвали тебя, — сказал наставник, — потому что ты с нами уже год. Ты собирался пробыть восемь месяцев, но потом мы прибавили ещё несколько. Ты никогда не говорил, что хочешь уйти, и потому мы полагаем, что ты готов продолжить обучение. Но теперь мы будем обучать тебя несколько иначе.

Он подождал немного, пока Питер переведёт. После непонимания, имевшего место на Рохацу, наставник, очевидно, не хотел рисковать.

— В монастыре, — продолжил он, — ты живёшь среди японцев, которые думают и живут иначе, чем ты. В сущности, каждый человек имеет природу Будды, но внешние её проявления весьма различны. Старший монах и я догадываемся, что происходит внутри тебя, и, если бы у нас не было других дел, мы смогли бы ускорить твоё обучение. Но и в этом случае мы остаёмся японцами, и ты бы не совсем нас понял, потому что наши ассоциации отличаются от твоих. Когда я говорю о белом журавле, ты, возможно, думаешь об аисте.