Япония. Год в дзен-буддийском монастыре - ван де Ветеринг Янвиллем - Страница 14

Как прибывший в монастырь последним я занимал на террасе самое последнее место. Обычно приходилось ждать больше часа, стоя на коленях на деревянных досках. Всякий раз, когда очередь продвигалась, я мог хоть немного размять свои конечности, но, когда очередной монах находился у настоятеля, приходилось терпеть.

В тот день, когда Джеральд приехал в монастырь, он пришёл ко мне и сказал, что он займёт место в очереди передо мной, что так логичнее: ведь он был учеником настоятеля, когда обо мне не было и слышно. Монахи, разумеется, выше по положению и пойдут первыми, но среди послушников он старше и важнее меня.

— Разумеется, — ответил я. Моим ногам было всё равно где страдать — на террасе или в зале, куда мы возвращались после беседы с настоятелем. В любом случае «положение» не имело для меня никакого значения — о нём могли беспокоиться разве что военные или чиновники, но никак не искатели правды.

У каждого человека свои особенности. Джеральд, в этом нет никакого сомнения, был яркой и сильной личностью и обладал невероятной силой воли. Даже когда у него была температура, он приезжал утром или вечером на мотоцикле и, превозмогая физическую боль, посещал настоятеля. Днём он работал переводчиком в какой-то крупной компании. Джеральд обладал хорошим чувством юмора, его душа источала непреходящую мудрость. «Нет ничего настолько важного, чтобы из-за этого расстраиваться», «Хорошо организованному человеку комфортно даже в аду», «Всё неприятное со временем пройдёт». Я нередко слышал от него эти восточные истины, а в его поведении угадывались признаки непривязанности. Но при всём при том он не смог примириться с тем, что в первое утро старший монах велел ему сесть в конец очереди, а когда Джеральд не подчинился, взял его за локоть и отвёл туда. Я слышал, как Джеральд ворчал и ругался, и даже год спустя он с недовольством вспоминал этот случай, чувствуя себя задетым и униженным.

Я тоже, но по другой причине. В эти дни меня стала беспокоить какая-то непривычная боль, которая чаще всего появлялась у меня, когда я ходил в туалет. Резкая усиливающаяся боль. Осторожно пощупав возле заднего прохода, я обнаружил там шишку величиной с голубиное яйцо. Джеральда в монастыре не оказалось, а я не настолько хорошо владел японским, чтобы объяснить старшему монаху, что именно меня беспокоит. Я попросил разрешения воспользоваться старинным телефоном, который висел на стене на выходе из храма. Питер был дома, и я рассказал ему о своём открытии.

— Голубиное яйцо? — спросил он.

Когда я рассказал подробнее, он рассмеялся.

— Голубиное яйцо, ха-ха! Что за странная ассоциация. Это самый обычный геморрой. Он возникает от долгого сидения при медитации и оттого, что ты слишком торопишься в уборной, где тебе не нравятся мухи и вонь. Вены рядом с твоим задним проходом кровоточат и наверняка воспалены.

— Да, — раздражённо сказал я. — И что теперь делать?

— Ничего, — сказал Питер. — Подожди меня. Я принесу тебе таблеток и мази, а если шишка не исчезнет, придётся идти к врачу. Не исключено, что понадобится довольно болезненная операция, но вряд ли до этого дойдёт. Многие монахи страдают от геморроя, и почти никто из них не бывал в больнице. Голубиное яйцо! Ха-ха!

Питер нашёл мои слова настолько смешными, что всем их пересказал. Монахи улыбались, когда видели меня, и сжимали между большим и указательным пальцами воображаемое голубиное яйцо. Старший монах хлопнул меня по спине и довольно заурчал, настоятель радостно мне улыбнулся, когда я работал в саду. Я пошёл к деревянной статуе дзенского учителя в храме и высказал ему свою жалобу.

— Почему я получаю эту дурацкую противную болячку, когда начинаю искать истину? Почему ты не поможешь мне вместо того, чтобы позволять оплывать моим венам? Я ищу последнюю тайну, самую великую цель из тех, что способен поставить перед собою человек, так неужели я заслужил за это геморрой?

Статуя, изображавшая человека, который, как и я, когда-то искал истину, ничего не ответила. Возможно, у учителя были волдыри и чесотка, когда он жил с бродягами под мостом. Я успокоился. По крайней мере, статуя не стала надо мной смеяться.

Глава 8

Первый сэссин и половой орган кита

Не зная, чего ожидать, я не волновался особенно по поводу своего первого сэссина. Джеральд, который это знал, сказал, что всё будет довольно просто.

— Чуть больше медитации, чем обычно.

Он посоветовал мне запастись едой, потому что ворота будут заперты и путь к ресторану отрезан.

— Едой? — спросил я. — Какой едой? Консервами? Но я не смогу как следует приготовить себе еду на кухне. Мне не разрешили держать у себя в комнате электроплитку, старший монах говорит, что провода не выдержат нагрузки и, учитывая, что вокруг дерево, бумага и циновки, есть риск пожара.

— Нет, не консервами, — сказал Джеральд. — Тебе надо накупить побольше шоколада и запастись сухарями. Я тебе их достану.

Он принёс мне также большой пакет орехов с изюмом и сказал, что это высококалорийная пища для альпинистов и занимающихся медитацией. Медитация — тяжкий труд, так как на сосредоточенность и самоконтроль расходуется много энергии. По мнению Джеральда, питание монахов никуда не годилось. Рисовая каша, редька, лапша под соевым соусом, огурцы, съеденные второпях, — очень нездоровая пища.

— Все монахи жалуются на желудок, — сказал он. — Зайди в их комнаты — по банке с таблетками на каждой полке. Тебе нужна хорошая пища — яйца, молоко, хлеб с сыром, бифштекс, наваристый суп, много фруктов и овощей.

— Но ведь буддистам нельзя убивать! И нельзя есть мясо. Это тоже убийство, хоть и не впрямую.

Джеральд так не считал.

— Чепуха! Когда ты ешь овощи, ты тоже убиваешь живых существ. Каждое твоё движение смертельно для того или иного насекомого. Твоё тело убивает микробы. Да и что такое смерть? Иллюзия, перемена, рождение, переход из одного состояния в другое.

— Но почему в таком случае монахи не едят мяса?

— Они его едят, — сказал Джеральд, — но не в монастыре. Их часто приглашают в гости люди, которые живут по соседству, и там они едят всё, что им предложат: мясо, рыбу, креветок — всё что угодно. А поскольку питание в монастыре скудное, они наедаются там до отвала. Взгляни на них, когда они возвращаются. Раздувшиеся, опухшие, едва добираются до своих комнат. Очень неполезно для здоровья.

— Но почему же в монастыре такие нездоровые правила? Ведь им управляют просветлённые душой, не так ли?

Джеральд удивлённо посмотрел на меня.

— Ты говоришь, как старая дама в поисках высшей жизни. Просветлённые душой! Возможно, ты имеешь в виду, что настоятель и старший монах про всё это знают. Они знают, они японцы. Япония — страна традиций. Приди в магазин и посмотри, как там всё аккуратно и красиво упаковано. Загляни в их дома. У каждого есть свой буфет с резными коробочками. В каждой коробочке ещё одна коробочка, а в той ещё одна, а там ленточки, которые нужно развязать, и тряпочки, которые нужно развернуть, и, наконец, ты увидишь, что же там всё-таки лежит. Упаковка здесь — самое важное, и обучение, которое мы проходим, упаковано в традицию. Тысячу лет назад кто-то из дзенских монахов начал есть горячую рисовую кашу, и её едят до сих пор. Тысячу лет назад ортодоксальный буддист решил, что нельзя есть мяса, и дзенские монахи не едят мяса, по крайней мере при свидетелях.

— А секс?

— Ну, — сказал Джеральд, — в монастыре нет девушек, так что сексом особенно не займёшься. Хотя убеждён, что у некоторых монахов есть любовники. В любом случае, к сексу здесь относятся гораздо терпимее, чем на Западе. Но при таком интенсивном обучении и строгой дисциплине для секса не остаётся ни сил, ни времени. Тебе придётся поискать секс где-нибудь на стороне.

— А как же ты?

— Когда возникает нужда, не надо стесняться, — сказал Джеральд и довольно улыбнулся. — Но должен признаться, что у меня не хватает на это времени. Днём работаю, вечером медитирую, да ещё выспаться надо. Наставник ждёт меня каждое утро, приходится жёстко организовывать каждый свой день. К тому же на шлюх у меня нет денег. Я просто жду, когда всё случится само собой, как уже случалось. Я к этому готов.