Лошадиные истории - Коркищенко Алексей Абрамович - Страница 17

— Да я ж подзабыл все эти дела!

— Дед Лукьян Корнеевич, да ты не волнуйся, я помогу тебе, — горячо сказала Леля. — Я взяла с собой целую кипу книг про лошадей. Есть «Коневодство» профессора Кулешова, «Конские породы» профессора Придорогина и есть еще очень хорошая книга «Иппология» — учебник для кавалерийских и артиллерийских школ. Мне папа подарил. Я его наизусть знаю, можно сказать… — продолжала Леля чуть сдержанней, поймав себя на хвастовстве. — Правда-правда, Лукьян Корнеевич, можешь проверить меня. Я и для Петьки вашего привезла, — добавила она на всякий случай, несколько кокетливо поглядывая на Середина.

Старики переглянулись, усмехаясь.

— А что, кум Лукьян, — спохватился вдруг Середин. — Внучка твоя кумекает в лошадином деле. А нехай она утреть сопелки энтим жигунам-призывникам. Хвастаться они горазды, а соображенья маловато. Нехай парубков корябнет, что Леля, подлеток, получше них коня знает. Напусти туману: мол, она — инспектор кавалерийского полка Донской дивизии и прибыла для проверки! — Середин засмеялся, довольный своей придумкой.

— Попробую, — не очень уверенно сказал Лукьян Корнеевич.

Дед и внучка собрались (Леля втиснула в рюкзачок кое-какие вещи и все книги о лошадях), оседлали коней — она выбрала добронравную, смышленую и проворную кобылку донской породы, а дед — пожилого, но крепкого мерина — и поскакали в хутор. Середин наказал им поторопить Петьку, его внука.

— Все равно он там байдакует[5], — сказал он. — Тоже ведь семилетку заканчивает, да какая теперича учеба! Не идет она ему на ум. На фронт собирается бежать. Медалей-орденов хочет нахватать.

Петьку Леля знала очень хорошо. И дружила с ним — вместе ведь бывали на конеферме, — и дралась. Петька был задира и садовый вор первой марки. Отец его погиб на границе у озера Ханка, мать не могла с сыном справиться, только дед Середин и пытался приструнить его. Да, Леля не боялась Петьки, держалась с ним на равных, а он, атаман ребячьей ватаги, такого вынести не мог. Хотел заставить бояться. Но пришел день, когда он зауважал Лелю.

Случилось это не так уж давно, десятый год ей тогда шел.

…Леля, распатланная, поцарапанная, босая, что было сил удирала по хуторской улице от разъяренного и тоже поцарапанного Петьки, который настигал ее, размахивая пучком крапивы. Леля бежала молча, и, когда Петька хотел хлестануть ее по ногам, он уже размахивался, она вдруг ничком упала ему под ноги, и он, споткнувшись о нее на скорости, хлопнулся лицом в дорожную пыль. Леля в тот же миг вскочила, схватила выроненную им крапивную метелку и ударила по голой спине. Несколько раз успела ожечь его. И когда он, взвывая, поднялся, она дала ему пинка под зад. Тут Петька, спотыкаясь и загребая пыль ногами, пустился наутек, а Леля, победоносно крича и размахивая крапивой, погналась за ним. Дружный восторженный крик девчоночьей стайки, сбившейся на выгоне, сопровождал ее.

— Боже мой, Лелька, что ты делаешь?! — закричала бабка Даша, выбегая со двора. Тяжело дыша, она пересекла путь Леле и остановила ее, схватив за руку. — Да как же ты смеешь драться?.. Ты забыла, чья ты дочь, чья внучка?!

Леля пыталась вырваться из бабкиных рук, но та держала крепко. Бросив крапиву, Леля крикнула вслед Петьке:

— Не попадайся мне на глаза, хулиган!

— Да ты сама хулиганка! — вскричала бабка Даша. — Посмотри, на кого ты стала похожа! Царица небесная!..

Судорожно почесываясь, Леля возбужденно выкрикивала:

— Он, бандюк, нас крапивой хлестал! Пристает и пристает! А я разозлилась и как дам ему!..

— Цыть! Язык распустила! Людей бы постыдилась. Во что ты превратилась?.. Родители на тебя такую посмотрят, что нам скажут?

Бабушка затащила внучку во двор под шелковицу, в тени которой сидел дед, починяя седло.

— Ты посмотри на эту бандитку, Лукьян!

Дед, ковыряя шилом седло, с философским спокойствием посмотрел на внучку.

— Лукашка, он сам ко мне привязался! — Леля улыбнулась деду. Курносое лицо ее было запылено и поцарапано. — Понимешь, он такой нахал, просто ужас… Лезет и лезет, напрашивается.

— Дело в том, что Петька тебя любит, — заключил дед. — В этом вся штука.

— Ну да? — с отвращением произнесла она, но задумалась.

А бабка Даша тянула свое:

— Она ж надысь еще была такая аккуратная, такая приглядная!

Леля озорно подмигнула деду.

— Надоело быть аккуратной да приглядной!

— Порода свое показывает: вся в отца, — отозвался дед. — Он таким же смалу был. Естественный закон природы, так, Леля?

— Так точно, Лукашка!

— Посмотрю я на вас — больно ученые вы, — обиделась бабушка Даша.

Обняв деда за шею, Леля горячо зашептала ему на ухо:

— Деда, возьми меня в летний лагерь. Соскучилась я по лошадкам — мочи нету. Я буду во всем помогать тебе. А тут делать нечего, скука смертная…

— Затопчут тебя кони — дождешься, — все еще обижаясь, предупредила бабка. Она, видно, сердилась на внучку за то, что та не брала ее в расчет.

— Ну что ты, бабаня, милая! — Леля тут же приласкалась к ней, — Не затопчут меня лошадки, бабулечка! Они умные! — и снова подмигнула деду.

— Она понимает лошадей, — убежденно сказал он.

— И они меня понимают, — подхватила Леля и поцеловала бабушку.

— Ну и хитренькая же ты! — смягчилась та.

— А в этом Леля пошла в тебя, — заметил дед невзначай.

— Разве я была хитрой?

— Ты и теперь такая.

— Ох, с вами говорить — мед пить! Езжай, Лелька, да только приведи себя в порядок, а то кони испугаются тебя, забрыкают.

Они пообедали и неторопливо собрались к отъезду на целую неделю. И вот дед Лукьян наконец сел в седло и хотел помочь внучке забраться на коня, но она отказалась от помощи.

— Я сама, я сама! — схватилась за переметную сумку, подпрыгнула, легла животом на круп коня и, развернувшись, боком уселась на нем.

— Ишь ты, как наловчилась!

— Смотри не свались, — обеспокоилась бабка.

— Да что ты, бабуля, в первый раз, что ли!

…Они ехали шагом по пустынной станичной улице, залитой полуденным зноем. Дед покуривал, задумчиво глядя перед собой. Леля озиралась по сторонам. Пусто. Все живое пряталось в тени, в прохладе. Нет, однако, не все!.. Не прятался от жгучего солнца ее мосластый неприятель Петька. Он ремонтировал свинюшник — заделывал дыру. Увидев ее, бросил молоток, подбежал к тыну, замахал руками, привлекая к себе внимание. И явно обрадовался тому, что Леля заметила его. Это приятно поразило ее, она безотчетно улыбнулась и приветственно взмахнула рукой. Он замер, не веря своим глазам. И тогда Леля, подчиняясь необъяснимому порыву, жестами и мимикой передала ему: «Я еду в летний конский лагерь. И ты приезжай. Вдвоем веселей будет. Понял?»

Петька торопливо закивал, ткнул себя в грудь, а потом показал рукой в степь. Так они помирились…

…И вот теперь Леля с непонятым волнением подъезжала к Петькиному двору: надо ведь было передать ему поручение деда Середина, чтоб немедленно приезжал в летний лагерь, и отдать коня. Ну, и кроме всего, просто хотелось повидать его. Правду сказать, она соскучилась по этому чудаку!.. Последние три лета они дружно работали, помогая во всем своим дедам, и сдружились крепко.

Петька полол картошку в огороде. Видно, с раннего утра работал — широкая полоса огорода была свежепротяпана. Леля свистнула, вложив два пальца в рот (Петька и научил так необычно свистеть — с жужжанием). Услышав знакомый сигнал, он бросил тяпку, присмотрелся — едва узнал ее! — и бросился к ней бегом, без всякого усилия перепрыгнув тын, отгораживавший двор от огорода. А Леля дала посыл своей резвой кобылке, и та смаху перескочила ограду и стала перед Петькой как вкопанная. А он даже присел от восхищения, хлопнув себя по коленям:

— Фу-ты ну-ты, ножки гнуты! Какая красуля! Я таких даже в кино не видел.

Да, Леля была одета непривычно для глаза хуторского парнишки: в хорошо пошитой гимнастерке с отложным воротником, перепоясанной наборным ремешком, в бриджах такого же темно-зеленого цвета, в мягких сафьяновых сапожках. Каштановые вьющиеся волосы прикрывал темно-синий берет, который очень шел к ее темно-серым глазам.