Познакомьтесь с Ниро Вульфом (сборник) - Стаут Рекс - Страница 18

Кимболл удивился:

– Я думал, что об этом мне расскажете вы.

– Хорошо. Вы приехали потому, что вас действительно взволновала беседа с Гудвином. Должен заметить, что вам сильно повезло. Питер Оливер Барстоу погиб лишь по несчастливой случайности, той самой, что спасла вам жизнь. Все это так, но сейчас вам по-прежнему угрожает опасность.

– Когда полиция не может раскрыть какое-нибудь преступление, она начинает придумывать разные сказки, чтобы оправдаться в глазах общественности. Я человек занятой и не собираюсь тратить здесь время зря. Зачем полиция втягивает меня в это грязное дело? Ваш помощник намекнул, что вы желаете избавить меня от бед. Я охотно заплачу вам. Если вы отказываетесь, то прошу прощения за беспокойство!

– Хорошо. – Вульф откинулся на спинку кресла и в задумчивости покачал головой. – Боюсь, что не сумею научить вас, как избежать полиции, зато с удовольствием расскажу, как спастись от верной смерти.

– Никто, в том числе и я, не надеется избежать своей кончины, мистер Вульф.

– Не передергивайте. Я говорю не о естественном окончании жизни, которое бывает в отведенное каждому время, а об ужасном насильственном конце, ибо кто-то его для вас готовит. Я заинтересованное лицо. Миссис Барстоу объявила, что заплатит пятьдесят тысяч долларов тому, кто найдет убийцу ее мужа, и я хочу заработать эти деньги. Если я выясню, кто собирался убить вас, мне станет понятно, кто убил мистера Барстоу. Ваша посильная помощь, конечно, устроила бы нас обоих. Ну а если вы не хотите ее оказать, я, вероятно, найду преступника только после того, как он осуществит свое намерение, то есть убьет вас. Мне, в сущности, безразлично, каким образом я его поймаю. Вы меня понимаете?

Кимболл покачал головой, но не встал, а, наоборот, уселся в кресле поудобнее.

– Вы отличный дипломат, мистер Вульф. И хотя я не надеюсь на вашу помощь, поскольку вы тоже верите в сказки полиции, все же слушаю вас с интересом и даже извлекаю для себя пользу.

– Спасибо. Значит, дипломаты вам нравятся?

– Я вообще люблю мастеров своего дела. Люблю хорошие манеры, хорошую коммерцию и хорошую жизнь. Я всегда к ней стремился и теперь, кажется, обрел. Многие ее не достигают, но все хотят. Я как раз думал об этом, когда ехал сюда с вашим помощником. Не стану утверждать, будто ваши разговоры не произвели на меня никакого впечатления. Наоборот, они заставили задуматься. Если кто-то стремится меня убрать, то с какой целью и кто именно?

Он остановился, а Вульф в том же тоне скороговоркой произнес:

– Кто именно?

– Понятия не имею. Я коммерсант. Сделал в своей жизни массу дел, но никогда никого не обижал, всегда придерживался правил игры. Думаю, личных врагов у меня нет. Я ничего не знаю о деле Барстоу, кроме того, что вычитал в газетах. Насколько я понял, смертоносную клюшку так и не нашли. Похоже, ее вообще не существовало. Даже не представляю, кому нужна моя смерть. Ведь я никогда не нарушал законов ни деловой, ни личной жизни.

– Я бы привел вам множество примеров, когда человек погибал без всяких серьезных причин. Однажды я расследовал дело некоего типа, прикончившего двух своих знакомых только из-за того, что проиграл в тотализатор.

– Боже мой! Как сурова жизнь!

– Послушайте, мистер Кимболл, давайте забудем о Барстоу, тем более вы все это считаете чепухой. Я постараюсь как-нибудь оградить вас от полиции. Ваше общество доставляет мне огромное удовольствие, и если я не отрываю вас от срочной работы, то прошу побыть у меня еще немного. Не желаете пива?

– Благодарю, но я спиртного не употребляю.

– Вы необыкновенный, смиренный и безгрешный человек, мистер Кимболл. А я, злодей, кого только не обижал на своем веку. Ровно год назад на вашем стуле сидел преступник, поклявшийся убить меня при первой возможности: когда-то я лишил его средств к существованию из чисто эгоистических побуждений. Рядом с моим домом обитает весьма умная женщина, общий жизненный тонус которой значительно повысится, если она услышит о моей смерти. Таких примеров я мог бы набрать великое множество. Что из этого следует?

– Всякий человек, – сказал Кимболл, – должен привыкнуть к риску, связанному с его профессией.

– Значит, мистер Кимболл, вы меня поняли. А не сумеете ли вы объяснить мне, что заставляет людей, меня например, совершать отвратительные поступки? Здесь, в моем доме, под этой кровлей, живет женщина, которую я мучаю ежедневно, ежечасно, и все же она не испытывает ко мне ненависти, ибо сердце ее заполнено одной любовью. Представьте же, сколь мрачна бездна моего падения, ведь эта женщина – моя мать!

До этой минуты я дословно записывал их беседу, а сейчас лишь усилием воли заставил себя усидеть на месте, не издав никакого возгласа. Вульф был настолько превосходным актером, что даже меня глубоко тронули его переживания, хотя я ежемесячно, в одно и то же число, отсылаю деньги матери Вульфа, постоянно проживающей в Будапеште.

– Господи помилуй! Что вы только говорите!

– Я только хотел сказать, – продолжал Вульф, – что оскорбления и ненависть могут произрасти на любой почве и классифицировать их очень трудно.

– Знаете, мистер Вульф, а ведь мне тоже нелегко жилось с самого раннего детства. Двенадцатилетним я бросил школу в Иллинойсе и убежал из дому. Правда, настоящего дома у меня никогда не было. Мои родители умерли рано, а воспитание у дяди с тетей ничему меня не научило. И если теперь я в чем-то разбираюсь, то обязан этим лишь своему жизненному опыту.

– Это тоже неплохо, – кивнул Вульф. – Нью-Йорк – отличная школа для паренька с умом и характером.

– Возможно. Но я-то подался в Техас, через год была Бразилия, потом Аргентина.

– О! Сколько вам пришлось пережить!

– Да, в поисках счастья я исколесил огромные территории. Двадцать лет пробыл в Южной Америке, преимущественно в Аргентине. А когда вернулся в Штаты, по-английски почти не разговаривал. Я сталкивался со множеством скверных вещей и не раз переносил тяжелые потрясения. Но в любой ситуации я строго придерживался правил и старался быть справедливым. В Штатах сначала торговал говядиной, но моей мечтой всегда было зерно. Я стремился к нему, словно аргентинский гаучо к своей лошади.

– Вы были гаучо?

– Нет. Я всю жизнь занимался торговлей. Она у меня в крови. И теперь, с моим опытом, окруженный крупными дельцами, внимающими каждому моему слову, я с гордостью, а не со стыдом вспоминаю время, когда простым продавцом веревки проезжал верхом по три тысячи миль за сезон. Да, все уходит. Сын не желает идти по моим стопам. Его не интересует торговля.

– А как вы к нему относитесь? Может, в чем-то не доверяете?

– Что вы, мистер Вульф! Я обожаю своего сына, вся моя жизнь принадлежит ему. Если у вас больше нет вопросов, я должен извиниться. Меня ждут дела.

– Останьтесь, мистер Кимболл. Минут через пять подадут ленч. За завтраком мы еще что-нибудь придумаем.

Но на уговоры Вульфа Кимболл ответил категорическим отказом.

Я проводил его к выходу и предложил отвезти на нашей машине. Но и тут он отказался, заявив, что поймает такси. Глядя вслед удаляющемуся Кимболлу, я подумал, что у него действительно походка человека, привыкшего к седлу.

Очевидно, Вульф только и ждал меня, потому что сразу заговорил:

– Ты заметил, Арчи, что мистер Кимболл очень несчастен? Такое странное выражение лица… Похоже, сына страшно любит. А вот о матери Мануэля он ничего не сообщил. Наверное, она оставила плохую память о себе. А еще мистер Кимболл чем-то встревожен, хотя и умело скрывает это. Он что-то предчувствует или даже знает. Впрочем, такое поведение понятно, ведь преступник на свободе.

– Да, положение у него самое отчаянное, а может, и безвыходное. Мистер Вульф, а не проверить ли нам Мануэля, его сына-наследника?

– Прекрати, Арчи. Какие улики ты соберешь против него, что сумеешь доказать?.. А впрочем, чем черт не шутит…

– Вношу предложение, сэр. Поскольку Мануэль авиатор, а в нескольких милях от Плезентвилля, в Армонне, расположен аэродром, то, сдается мне, туда нужно съездить. Может, что выясню?