Найди и убей - Валерьев Андрей Валерьевич - Страница 26

— А ты бы еще больше отсутствовал! — Сидящий на корточках возле стены, весь перепачканный в глине, Николай поднялся и, радостно улыбаясь, протянул другу руку. — С возвращением! Как прогулялся? Я Алину поспрашивал, но она молчит, как партизан.

Вопрос вождя разведчик проигнорировал. Маляренко ошарашенно смотрел на потолок — он тоже был оштукатурен!

Прораб довольно хмыкнул:

— А чердак еще и золой присыпали. Утеплились отлично. Буржуйку склепали уже и трубу из стены вывели. — Звонарев сел на любимого конька и принялся расписывать, что и как он еще тут доделает и как тут, вообще, будет замечательно жить.

Внутреннее пространство, надо сказать, впечатляло — одна-единственная здоровенная комната с тремя столбами в центре, с утрамбованным земляным полом и с высоким потолком. Всё это освещалось при помощи пары окошек, остекленных останками «Цефиры».

Иван присвистнул.

— Мужики, да здесь только в футбол играть.

Николай зло посмотрел на приятеля и с нажимом добавил:

— Ты, Геннадьич, работай, а мы пойдем поговорим.

Вождь властно указал Маляренко на дверь и, не дожидаясь реакции окружающих, вышел из дома.

«Насяльник, однако».

Удивленный таким резким поведением друга, Иван двинул следом за ним.

— Прости, дружище, — Коля сидел напротив и скалил зубы. — Все помню, договор наш — помню. Ты сам по себе и мне не подчиняешься. Это все в силе. — Вождь наклонился и тихо добавил: — Просто Серому, да и всем остальным, надо время от времени напоминать, кто здесь главный. Иначе — никак. Веришь — нет, даже с Ольгой моей бабы стали меньше общаться. Из-за меня.

— Что? Народ расслабляться начал?

— Нет, вкалывают все — дай боже! Но грызня начинается помаленьку… — Николай раздраженно шарахнул кулаком по столу. — Из-за баб, из-за шмоток. Даже из-за обмылков и косметики. Задрался я уже всех успокаивать. На работе, днем, все дружно пашут, а вечером базар начинается. «Молодой» с Юркой Длинным Светку делят, та, сука, хвостом вертит — ни да ни нет. Пару раз разнимал их уже. Сейчас, даром что у Длинного рука сломана, так он, оказывается, еще и ногами махать горазд, мля.

— Да и хрен бы с ними, — Маляренко равнодушно пожал плечами. — Лишь бы не покалечили друг друга. А телку надо быстро пристроить… к телу.

Подошедшая Алина принесла мужчинам котелок с горячим травяным «чаем» и присела с краю стола.

— А ты вовремя с должности соскочил, — офицер быстро сменил тему и разулыбался — Алина, превратившаяся из серой незаметной мышки в прекрасную женщину, одним своим присутствием отгоняла все тяжелые мысли.

— Ну, что, — Николай устроился поудобнее. — Рассказывай, дарагой.

Второй раз, сидя за этим столом, Иван чувствовал себя словно на экзамене. В прошлый раз он доказывал Ермакову свою нужность и сейчас, несмотря на существенную разницу в отношениях с собеседником, снова ощущал то же самое.

— Вот, смотри. Диспозиция такая, — Маляренко выложил на стол тряпицу, на которой начал рисовать карту. — Новости две — хорошая и плохая. С какой начать?

— С хорошей.

— Хабар будет. Много. Даже больше, чем с «Волги» взяли. «Буханка».[4] В отличном состоянии. Полный бак и канистра в придачу. На борту старый трафарет — «Алтайэнергомонтаж». Людей не нашел. Ни живых, ни мертвых. Зато там полно металлической посуды, пустых бутылок из-под водки, и имеется большой чугунный казан. Если ориентироваться на ложки-тарелки, то их было человек шесть-семь. Как минимум одна из них — женщина — в салоне валялся лифчик. На крыше привязан охрененно здоровый мангал. Похоже, его так и не сняли. Вот, возьми, — Иван кивнул жене, и та подала вождю ложку из нержавеющей стали.

— Вид у тебя унылый… Ладно, давай плохую новость. — Глаза у Коли в предвкушении такой добычи загорелись.

— Первое. Там, на севере, ни хрена нет, — Иван понурился. — Такыр,[5] кое-где пески. С водой — попа… В смысле не нашел я ее. По берегу идти не получается — через четыре часа хода пляж кончается, и начинается обрыв. Чем дальше — тем выше. Я до вечера пытался по краю идти — тоже не получается. Обрыв сильно изрезан промоинами и расщелинами. В темноте чуть не улетел туда. — Поняв, что сболтнул лишнего, Иван прикусил язык и искоса посмотрел на жену. Алина удивленно нахмурилась, но в присутствии Николая промолчала.

— Глубокие?

— Ага. Обрыв высокий. Метров пятнадцать, если не больше. Пришлось там и заночевать.

— Это что же получается, — наморщил ум Николай. Еще километров двадцать к северу, и степь в пустыню переходит?

— Может, чуть больше. Слухай дальше, — Иван ткнул пальцем в карту. — На следующий день еще километров тридцать на север прошел. К берегу ближе, чем на три-четыре километра, не подходил, а вечером гляжу — слева моря не видать. Пошел посмотреть. А там берег почти под прямым углом круто на запад сворачивает. Такой же обрыв, даже повыше, пожалуй. Тянется почти прямо. Далеко. За горизонт уходит. А поверху — пусто. Ни кустика, ни деревца. Суслики да тушканчики какие-то прыгают. Даже птиц нет.

— Да погоди ты про тушканчиков! — Коля не смог усидеть на месте и выскочил из-за стола. — Про машину давай рассказывай!

— На машину случайно наткнулся. Она в большом распадке стоит. Он глубокий, метра четыре. И узкий — ни вперед не проехать, ни назад. Метров сто-сто пятьдесят проехать по прямой можно, а потом распадок снова сужается. Ловушка натуральная. Если б колесо туда само не укатилось — не заметил бы.

— Насчет колеса ты, Иван Андреич, просто молодец, — Николай уважительно покачал головой. — Я б не допетрил.

«Колесо» действительно было весьма забавным приспособлением. Когда закончилась двухнедельная эпопея с перетаскиванием остатков дедовой «Волги» в поселок, перед Иваном во весь рост встала проблема обеспечения своих экспедиций водой. Места вокруг были засушливые, и за все то время, что люди прожили здесь, общими усилиями нашли всего три источника питьевой воды. Собрав у всех жителей поселка пригодные емкости, Маляренко суммарно получил двадцать два литра объема в четырнадцати разных бутылках. Как все это на себе тащить, Иван не представлял и решил приспособить под воду одну из камер от такси. В итоге это получилось, но вода имела ужасный резиновый привкус, сколько бы Иван ее ни промывал. Кроме того, нести на себе, на манер скатки — через плечо, тридцать-сорок литров воды было очень тяжело. Все это здорово простимулировало умственную деятельность Ивана, и, поразмыслив, он впихнул емкость с водой в покрышку, залив ее до упора. Воды вошло много, сколько именно, Маляренко не знал, но вкупе с весом резины покрышки получалось очень нехило. Пару дней Иван тренировался передвигаться, благо степь была, в общем, плоская, катя перед собой этот резервуар. Спина и руки болели и затекали — ходить согнувшись было нелегко. Но потом Иван приноровился просто подталкивать его перед собой древком копья. Колесо шустро катилось по траве, приминая своим весом даже самые буйные заросли, и лишь в горку приходилось катить его руками, но дело того стоило.

Загвоздка произошла с Алиной. Она очень хотела идти с мужем, но от «резиновой» воды ее постоянно тошнило, и Иван приказал ей оставаться в лагере. Робкая попытка бунта была подавлена командным рыком и долгой ночью, в течение которой мужчина несколько раз «убедил» свою женщину остаться.

— Да. Так вот. Зазевался чуток, уже и не помню из-за чего. Смотрю — укатилось, зараза. Насилу догнал — у края уже опрокинул. Вниз смотрю — мать честная! Я давай орать. Никто не отзывается. — Маляренко глотнул чайку. — Самое интересное то, что «буханка», похоже, прямо туда перенеслась. Не то побилась бы на хрен. Слушай дальше — в самом удобном месте для выезда наверх был частично срыт край оврага. И лопата там валялась. Складная. Штыковая.