До самой сути - Сименон Жорж - Страница 10

Печален? Черта с два! Просто не дает себе труда улыбнуться, быть полюбезнее. Смотрит на людей так, словно спрашивает себя, что они собой представляют.

Этот номер удался ему с Эмили и, уж конечно, с Милдред, раз она не задумываясь — и Бог знает в каких материальных условиях — эмигрирует вместе с детьми, только бы снова быть рядом с ним.

Этот номер удается ему сейчас с маленькой м-с Ноленд и Норой.

— В дорогу, мальчики! Берем обе машины, Пи-Эм?

— С какой стати?

— Тебе видней. Спустимся к реке. Я там сегодня еще не была.

По-прежнему шел нескончаемый дождь, только это был уже не ливень, а плотная бескрайняя завеса влаги.

— Вот увидите, Эрик, вам понравится наша долина.

Посмотрите на горы. Сейчас они серые, почти черные. Но еще несколько дней дождя — и они зазеленеют: трава по грудь лошадям, повсюду цветы.

Нет, она не флиртует. Пи-Эм знал Нору. Она начисто лишена темперамента. Объясняется это, видимо, физиологическими причинами. Вот почему она нисколько не огорчалась, что ее первому мужу было за пятьдесят, и — Пи-Эм мог в этом поручиться — никогда ему не изменяла.

— Вода прибывает. Вы еще убедитесь, насколько это забавно. Каждое утро вся долина съезжается сюда как на спектакль. Жители Тумакакори собираются на своем берегу. Разговоры — только о реке. Писем нет. Газеты не приходят. Потом вода спадает. Кто-нибудь делает первую попытку переправиться, удачно или нет. Бывает, доберется человек до деревни, а вода опять прибыла — и он отрезан. С женой поговорить — и то иди кричи через Санта-Крус…

Она оживлялась все больше, и трудно было сказать, что ее возбуждает — разлив реки или близость Доналда.

Они устроились втроем на переднем сиденье. Пи-Эм с мрачным видом вел машину. Он думал: «Вот наберется сегодня, тогда они запоют по-другому».

Теперь он даже хотел этого. Пусть Доналд покажет им, что он такое, и убирается.

Но почти сразу же Пи-Эм в свой черед почувствовал жалость.

А все потому, что представил себе Доналда голым.

Внезапно он сообразил, отчего так разволновался, увидев брата нагишом. Это давнее воспоминание. Когда они были совсем еще карапузами, мать раз или два в неделю сажала обоих в большое корыто и поочередно намыливала.

Это его брат. Они делили с ним кровать: в Эпплтоне У детей их было всего две: одна для мальчиков, другая, отделенная занавеской, — для Эмили. Впрочем, сперва сестре ее заменяла колыбель.

Доналду полагалось место у стенки.

— Вот вырасту, — повторял он, — ни за что не буду спать у стенки.

Неужели он действительно покушался на умышленное убийство? Во всяком случае, полицейский, в которого он стрелял, выкарабкался только чудом.

А теперь Доналд сидит между братом и Норой. Пи-Эм чувствует тепло его тела. Нора, конечно, тоже. Он смотрит на реку. Для него этот мутный поток значит нечто иное, чем для остальных. На другом берегу — шоссе, в конце его — изгородь, за ней — Милдред, малыши, свобода.

Появилась ли его фотография в газетах после побега из Джольета? В аризонских, вероятно, нет. Но пограничники, несомненно, предупреждены.

Сегодня воскресенье. Их ждут у маленькой м-с Ноленд. Поедят стоя, у большого буфетного стола, подавать будет Дженкинс. Начнут с коктейлей. Потом усядутся в кресла, пристроив бутылку бурбона так, чтобы дотянуться рукой.

И охота им пить по целым дням!

Странно во всем этом одно: сегодня Пи-Эм тоже хотелось напиться. Он испытывал прямо-таки физическую потребность в спиртном.

Ему казалось, это приведет его в равновесие.

4

Чей это голос неожиданно раздался у него над ухом, да так близко, что барабанная перепонка завибрировала, как от рева клаксона? Он не сразу сообразил, чья фигура склонилась над ним.

Разумеется, это м-с Поуп. Кто же еще! Кроме нее, никто здесь не сочтет уместным выпалить вам в лицо:

— Хэлло, Пи-Эм! Кого это вы собирались убить?

Только теперь он отдал себе отчет в том, что внезапно произошло внутри него, в смятении, которое там воцарилось. Опомнился, но не вдруг. Наверняка подскочил, вытаращив глаза, как всякий, кого тревожат во время сна. Она расхохоталась:

— Я всегда подозревала, что вы далеко не овечка.

Теперь я в этом головой ручаюсь.

Зато теперь и он знает, что ненавидит ее. Его всегда восхищало, какие приятные люди жители долины, как они — это же факт! — умеют ладить друг с другом. Потому что у всех более или менее одинаковые интересы, одинаковый образ жизни? Этого еще недостаточно. Потому что, постоянно рискуя оказаться отрезанным от мира, каждый поневоле зависит от соседей и ему лучше быть с ними в хороших отношениях? А может быть, потому, что неписаное правило, восходящее, вероятно, еще к героическим временам первопоселенцев, требует: не лезь в чужие дела, дай каждому жить по-своему? Если, например, собирается компания, значит, людям так нравится. Но вы можете запереться у себя хоть на целый месяц, и никто вам слова не скажет.

Тем не менее он терпеть не мог м-с Поуп, женщину неблагодарного возраста — ей было от сорока до сорока пяти, скорее, около сорока пяти. Сухая, скрипучая, она притворялась, будто умеет читать по руке, и пользовалась этим, чтобы задавать каверзные вопросы. М-с Поуп.

Бог весть почему тоже не любила его.

По какому, интересно, праву она взирает сейчас на него, не то укоризненно, не то сочувственно покачивая головой и вздыхая?

— Вы плохо ведете себя, Пи-Эм. Вам следовало бы подавать пример остальным. Если бы вы знали, какие только предосторожности мы ни принимаем с самого завтрака, и все из-за вашего приятеля!

До чего же вздорные бабенки! Не надо ему было утром у реки разговаривать с Лил Ноленд. Видно, ее так разобрало, что она, даже не переодевшись, бросилась к телефону и всех перебудоражила.

— Учтите, приятель Пи-Эм… Да, Эрик. Когда приедете, будьте с ним осторожны. Главное, не показывайте, что знаете то, о чем я вам сейчас по секрету скажу.

Он терял рассудок. Да, да, сходил с ума. И снова может сойти. Ему категорически нельзя пить. Ни рюмки, понятно?

Вначале, сразу по приезде, Пи-Эм не обратил на это внимания. Он был слегка встревожен, вернее, немного не в себе, как бывает, когда вы без всяких к тому оснований чувствуете себя не в своей тарелке; злился на брата, сам не зная за что, но был убежден, что все пройдет после одного-двух коктейлей.

Жилище Нолендов он знал почти так же, как собственное, и давно потерял к нему всякий интерес. Дом У них был самый большой в долине, если не считать пембертоновского; одноэтажное П-образное здание, посередине патио[5], плавательный бассейн.

Когда к чему-нибудь привыкаешь, перестаешь замечать детали: деревянные и металлические кресла в саду и на веранде; толстые зеленые подушки; столовую с английскими гравюрами, изображающими лошадей; коричневые потолочные балки; большой стол, на котором импровизирован буфет.

«Манхаттан», «мартини» — это уже традиция. Да и Дженкинс в белой накрахмаленной паре не дает вам ни минуты передышки: он обожает разыгрывать из себя бармена.

Все было как всегда. Сколько коктейлей выпил Пи-Эм? Четыре? Пять? Пожалуй. И, конечно, мешал «Манхаттан» и «мартини», закусывая крошечными сосисками, копчеными устрицами, анчоусами или еще чем-то соленым.

— Идемте со мной, мистер Белл, — позвала Лил Ноленд, беря Доналда за руку. — Полагаю, что могу сразу называть вас Эрик.

Она куда-то утащила его, а когда они вернулись, Доналд держал в руке большой кубок кока-колы. Лил, гордясь своей ловкостью, красноречиво поглядывала на Нору и всячески старалась отвести спутника подальше от Дженкинса с его подносом.

Экое ребячество! Пи-Эм только пожал плечами. Потом забеспокоился: забота о Доналде стала слишком общей. Очевидно, все уже успели перешепнуться: «Смотрите не давайте ему пить!»

Мужчины тоже втянулись в игру. Одни нарочито держались в отдалении от буфета. Другие одним духом осушали стаканы, чтобы не держать их в руках, разговаривая с Доналдом.