Дело Фершо - Сименон Жорж - Страница 7

Отчего она смотрела на него, ничего не спрашивая?

— Здесь проживает господин Дьедонне? — осведомился он.

— А что вам от него надо? — невозмутимо спросила та в свою очередь.

— Я от его парижского нотариуса Кюрсиюса.

Убедило ли ее это? Или что-то вызвало сомнения?

Понадобилось время, прежде чем она произнесла:

— Обойдите дом. Я вам открою.

Оказавшись снова перед главным входом, он услышал ее шаги в коридоре, потом повернулся ключ в замочной скважине.

Коридор был узкий, выложенный желто-красной плиткой, как в буржуазных домах. Через витражные фрамуги проникал красноватый свет. Справа была вешалка, подставка для зонтов, слева — две темные, выкрашенные под дуб двери, затем лестница на второй этаж — гам слышался шум.

— Проходите сюда.

Ему показалось, что старуха собирается оставить его одного, но та вошла следом и прикрыла дверь. Они оказались в комнате, служившей, видимо, гостиной. Стены были обиты черными метровыми панелями, над ними был натянут коричневый гобелен, местами отклеившийся и разорванный там, где торчали гвозди для подвески картин.

Мишель невольно попробовал определить запах этого помещения.

— Господин Дьедонне дома? — нерешительно спросил он.

Мебель была сдвинута в угол — пустые книжные полки, нагроможденные друг на друга кресла, стол в стиле Генриха III, с резными львиными головами по углам.

— Вы знакомы с господином Дьедонне? — спросила старуха.

Он едва не солгал.

— Я знаю его по имени. Мэтр Кюрсиюс сказал, что он ищет секретаря и что я могу ему подойти.

Ему не нравились спокойствие и подозрительность, с которыми она рассматривала его с головы до ног, словно жалея, что впустила в дом и размышляя, не выставить ли за дверь. Самым поразительным в ней было то, как неподвижно и молчаливо она стояла.

— Ладно, — вздохнула она наконец. — Когда он сойдет вниз, я предупрежу о вашем приходе.

И удалилась, неслышно скользя на войлочных подошвах. Ему показалось, что некоторое время она еще постояла за дверью, прислушиваясь. Старуха не предложила ему сесть, хотя тут стояли разрозненные стулья, заваленные старыми бумагами, нотными тетрадями и разными предметами.

«Видимо, он переезжает», — подумал Мишель, чтобы успокоить себя.

Над его головой раздавались тяжелые шаги. Там кто-то расхаживал взад и вперед, слышался глухой шум, словно переставляли мебель, звучали отголоски разговоров, — это укрепило его в мысли о переезде.

У него не было часов, и он подумал, что теперь, наверное, около одиннадцати. Ему было холодно. Комната не отапливалась. Она пропиталась сыростью.

Мишель опять подумал о Лине, испытывая угрызения совести за то, что не позвонил, и вздрогнув при мысли, что придется признаться ей в том, что он затеял пустое дело.

Может быть, знакомый, встреченный на площади Клиши, ошибся? Он никак не мог вспомнить его имя. Но ведь нотариус Кюрсиюс подтвердил ему, что г-н Дьедонне ищет секретаря.

Дверь, ведущая в соседнюю комнату, была приоткрыла. Он подошел на цыпочках, заглянул в нее и увидел огонь в очаге, стол, стулья, окно без шторы, за которым угадывались дюны и серые волны моря. Успокоил его телефон на стене.

Что поразило его внезапно в шуме, доносившемся со второго этажа? Явственно различались шаги многих людей, и в том числе гулкое постукивание деревянного проюза. Что они там делали?

Прошло с четверть часа. Один из мужчин стал спускаться вниз. Может быть, эго…

Да нет — голос в глубине коридора произнес:

— Скажите, мадам Жуэтта, у вас есть…

Конец фразы он не расслышал. Мужчина, вероятно, вошел в кухню и спустя некоторое время снова стал подниматься наверх. Похоже, он нес полное ведро. А вот раздались и более знакомые звуки: в печь стали загружать уголь.

Пять минут тишины. Затем рассерженный голос, запах смолы, дым, проникший через дверную щель. Наверху никак не могли разжечь огонь. Мужчины спорили, спускались вниз, наполняя дом гамом.

— Говорю вам, достаточно.

Двое других что-то бормотали.

— Послушайте, господин Дьедонне…

— Хватит.

Их выставили на улицу. Дверь с шумом захлопнулась.

Послышались шаги, скрежет стартера, которым пытались завести грузовичок.

— Жуэтта! Жуэтта! Где Арсен? Сейчас же пришли мне эту свинью!

Его, видимо, прервали. Значит, старуху звали Жуэттой? Она что-то тихо говорила. Был слышен только шепот. Затем снова наступила тишина. Шаги старухи стали удаляться в сторону кухни, дверная ручка бесшумно повернулась.

Мишель инстинктивно выпрямился и обернулся, словно почувствовав опасность. Дверь открылась. На пороге стоял мужчина, явно в дурном расположении духа, и молча смотрел на него.

От обыденности этой фигуры можно было прийти в отчаяние. Но с чего Мишель взял, что должен увидеть какого-то необыкновенного человека? Перед ним был небольшого роста худощавый мужчина с лицом без возраста — ему можно было дать между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами, — небрежно одетый в плохо сшитый серый костюм. Опустив глаза, Мишель увидел под одной брючиной деревяшку.

— Извините, что побеспокоил вас, — начал Мишель. — Мэтр Кюрсиюс сказал мне…

Словно не замечая его, мужчина подошел к другой двери и открыл ее:

— Входите!

А сам подошел к очагу и прижался спиной к камину.

— Если бы я знал, что у вас есть телефон… Мэтр Кюрсиюс сказал…

— Когда вы с ним виделись?

— Вчера утром. Собственно говоря, не я лично. Один из друзей…

Мужчина подошел к телефону и покрутил ручку:

— Алло!.. Дайте Одеон, двадцать семь — тридцать семь… Да… Срочно…

Это был телефон нотариуса с улицы Эперон. По-прежнему не понимая, отчего он так цепляется за место, о котором понятия не имел, словно оно было его последним шансом в жизни, Мишель пустился в лихорадочные объяснения:

— Прошу меня извинить… Наверное, я не должен был… Но мне сказали, что вы ищете секретаря, и я…

— Что? Кто ищет секретаря?

— Но, господин Дьедонне… Я полагаю, что господин Дьедонне — это вы? Мне посоветовали обратиться к мэтру Кюрсиюсу. Он дал понять, что место не занято, но был в этом не совсем уверен.

Почему этот внешне ничем не примечательный человек с протезом производил на него такое сильное впечатление? Повернувшись к огню и аккуратно положив в него полено, он снова выпрямился, давая понять, что слушает.

— Сказать по правде, он посоветовал сначала прислать ему письменное прошение вместе с автобиографией. Вероятно, так и надо было поступить. Но я побоялся, что тем временем место окажется занято, и поехал сам.

Зазвонил телефон. Г-н Дьедонне снял трубку:

— Алло! Кюрсиюс?.. Да… Нужда отпала… Вам звонил некий…

Он вопросительно взглянул на своего гостя.

— Моде… Мишель Моде… Да-да… Забыли имя? Не имеет значения. Что вы ответили?.. Да… Спасибо…

Он повесил трубку. Наступило молчание. Мишель лихорадочно соображал, что бы еще сказать. В комнате, куда проникло немного дыма, было очень тепло.

Должно быть, в печи на втором этаже была плохая тяга.

— Вы давно на мели?

— Время от времени я печатаюсь в газетах. Вначале всегда трудно. Надо создать себе имя. А я всего год в Париже. До этого я жил в Валансьенне у родителей.

— Чем они занимаются?

— У отца магазин грампластинок.

— Он хорошо зарабатывает?

— Похоже, дела идут неважно. До этого он представлял американскую фирму пишущих машинок.

Отчего ему так хотелось понравиться этому человеку, который смотрел на него с полным безразличием? Улыбнувшись, Мишель продолжал:

— Отцу никогда не везло в делах. Голова у него полна идей, их даже слишком много, но.., — Вы печатаете на машинке?

— Да.

— Знаете стенографию?

Он солгал:

— Да… Немного. Думаю, достаточно, чтобы…

— Военную службу отбыли?

— Досрочно, чтобы…

Надо было сказать — чтобы жениться, но какой-то инстинкт подсказал ему, что лучше об этом промолчать.

— …чтобы поскорее попытать счастья в Париже…