В бесконечном лесу и другие истории о 6-м «В» - Иванов Сергей Анатольевич - Страница 23

Однако, несмотря на всё Маринкино, казалось бы, обаяние, Витька этот не то чтобы невзлюбил её, но смотрел как-то удивлённо. И это, в общем-то, наверно, правильно: у человека такая беда стряслась, а ему говорят, что ничего, перезимуем, подумаешь, и тому подобное.

Дурацкое какое-то занятие! Маринка, конечно, это понимала. И, естественно, переживала. Но задание есть задание. А Витьке хоть немножечко, да всё-таки было легче… То есть так предполагалось.

На самом-то деле ничего ему не было легче!

— Он сегодня объявление писал о пропаже! — сказала Маринка и погладила Снелла.

— Ну писал, ну и что? — Князь взял у неё половинку тетрадного листа, покрытого зелёными каракулями. — Образец безграмотности: «Сент-бернар, пропавшая неизвестно где…»

— Да прекрати ты свои остроты!

Лёнька пожал плечами:

— А вы прекратите строить из себя несчастных и пострадавших. Сами же всё это затеяли! Сами! Понятно? Я-то лично, когда голосовали…

И замолчал…

А странно, они почему-то ни разу не говорили между собой про голосование (плюсов три, минус один, воздержались двое). Наверно, считали неприличным об этом говорить. И Князь тоже сейчас это понял. Но слово уже было сказано, и Лёньке ничего не оставалось, как только сидеть отвернувшись в сторону и хмурить брови, словно он о чём-то думал.

Они молчали довольно долго. А Снелл глядел на них, ожидая своей судьбы.

— Ребята! — Коровина поднялась, стала к стене: руки за спину, сама прямая. Стоя, казалось ей, получалось торжественней. — Ребята! Зачем мы спорим о том, о чём спорить мы совсем не должны… Я знаю, что хочет Таня сказать! А ты тогда тоже ответь. Кто тебе важней — человек или собака? — Она окинула всех почти что победным взглядом. — Мы не из тех, кто кошек вешает! Наша совесть чиста!

— Чиста… — Генка покачал головой. — В том-то и дело! Если б чиста была, не сидели бы здесь каждый раз по полдня.

— Знаете что, пойдёмте к дяде Пете, — тихо сказала Таня. — Всё равно же мы сейчас ничего не решим.

Вечером состоялся такой телефонный разговор.

— Гена, ты послушай. Я к тебе сейчас обращаюсь не как командир группы. Просто как товарищ к товарищу. Мне не с кем посоветоваться, а ты самый надёжный… Ты слушаешь меня?

— Слушаю…

— Ты видел, какой сегодня дядя Петя был?

— Выпивши.

— Ну вот! Ты тоже заметил? Он так по этой дорожке и покатится… А ему пить вообще нельзя!

— Короче, Люд, что ты предлагаешь?

— Мы его должны вылечить!

— При помощи Снелла?

— Мы должны это сделать!

— Да сам бы дядя Петя нас за это…

— А ему не обязательно знать. Мы должны!

На следующий день было воскресенье. Серебряное ноябрьское солнце светило в щели сарая, никого, впрочем, не радуя.

— В молчанку больше играть нам некогда!

— Слушай, Люда! Ты прямо такая умная, как завуч.

— Кончай, Князь! Может, со штабом посоветуемся, Люд?

И вдруг Стаин твёрдо сказал:

— Будем делать сегодня. Девчонки уходят, мальчишки остаются… Сейчас времени сколько? Пол-одиннадцатого? Ну вот, в час тридцать встречаемся у Коровиной. Всё. Девочки, до свидания!

Коровина подошла к двери, скинула крючок. Маринка, не глядя ни на кого, быстро вышла наружу. Снелл пошёл было за ней.

— Нельзя! — крикнул Генка.

— Гена…

— Уходи отсюда, Тань…

Но глядел он в пустую дверь — мимо Тани и мимо Коровиной — на Маринку. Она быстро шла прочь, засунув руки в карманы, опустив голову.

Последней вышла Коровина, плотно прикрыла за собой дверь. Ещё секунду было слышно, как скрипит и хрустит снег у них под ногами.

— Ты чего затеял, Семья? — тихо спросил Шуйский.

Генка расстегнул пальто и вынул из кармана топорик. Такие продаются в туристических магазинах. Петров с ужасом смотрел на чёрное, остро отточенное лезвие. Генка легонько вонзил топорик в стену, подошёл к Снеллу, сказал повелительно:

— Лежать! Лежать, Снелл!

Пёс медленно, как бы нехотя улёгся, опустил голову на передние лапы и стал ждать. Видимо, команду эту он считал бессмысленной, но не послушаться ему было неудобно. Генка зашёл сзади, поднял над головой правую руку, замер так на мгновение. Снелл продолжал лежать как ни в чём не бывало, в двух шагах от него торчал воткнутый в стену топорик.

— Поняли? Вот как это можно сделать.

— Ну ты и подлец! — тихо сказал Шуйский. — Надо же, как всё продумал!

— Ты сам подлец! Сам! — вдруг закричал Генка. (Снелл удивлённо обернулся.) — Думаешь, мне легко было это продумывать! Думаешь, мне очень приятно?! Подлец ты сам!.. Ты-то что? Только острить и ничего не делать?

— Я Снелла украл!

— Ну и молодец. Тогда нечего здесь распространяться… Давайте жребий бросать.

— Что?.. Жребий? — еле-еле выговорил Петров.

— А ты думал, это я буду делать?! На кого выпадет, тот пусть и делает! Какой жребий будем бросать?

Шуйский и Петров молчали. Снелл, всё ещё продолжая послушно лежать, скосил глаза на ребят, словно и ему было интересно, какой способ бросания жребия они выберут.

— Я… — Шуйский отрицательно покачал головой. — Я… Ты извини, Семья. Тут дело не в жребии, а в том, кто может это сделать, а кто нет.

— Так!..

Генка сжал кулаки, но тут же разжал их, даже встряхнул кистями: драка сейчас совершенно ничего не решала. Что же он им должен сказать? Предатели? Трусы несчастные? Генка не сказал ни того, ни другого.

— Уходите отсюда оба! — сказал он им. — Если кто-нибудь хоть одну букву от вас узнает!..

— Что ты, Семья! — сказал Петров очень радушно.

Лёнька молчал, сжав губы. Понимал, что они с Петровым делают подлость. Серёжка в это время ещё продолжал разглагольствовать про то, что всё железно, металлически и тому подобное. Шуйский взял его за плечо и потянул к выходу. А Петров решил, что его по-дружески обнимают. И попытался тоже положить руку на плечо Князя. «Ну и кадр! — подумал Генка. — Совершенно не рубит ситуацию!»

Он кинул на дверь крючок, вынул из стены топорик. Снелл всё ещё продолжал лежать. Наверное, он лежал сейчас уже не по команде, а просто так: что ему ещё было делать в этом сарае? Сидеть да лежать!..

Генка посмотрел на часы. Времени было без двух минут одиннадцать. «Можно не спешить», — подумал он и усмехнулся. Вернее, как говорится, криво усмехнулся. Снелл, поднявшись, довольно равнодушно подошёл к нему. Просто, что называется, от нечего делать. Генка невольно бросил топорик на земляной, смёрзшийся до камня пол.

— Место, Снелл! Место!

Снелл остановился в полушаге, удивлённо и с обидой посмотрел на этого взъерошенного и почему-то несчастного мальчишку. Опять он подал какую-то странную и бессмысленную команду: «Место» — его подстилка в углу между диваном и стеной — было совсем не здесь. Чего же он тогда хочет, этот мальчишка?

Генка никаких таких рассуждений собачьих, конечно, знать не мог. Он только видел, что пёс остановился и смотрит на него как-то странно… Может, он чует?

«Полчаса-то я имею право!» — подумал Генка. Поскорее от Снелловых глаз он вышел за дверь, надёжно замкнул её на два оборота, сунул ключ под железку. На минуту ему так легко стало и так свободно! Он быстро пошёл прочь от сарая, словно у него было какое-то важное дело.

День сегодня был удивительно погожий, зимний, хрусткий. В парке, за несколько кварталов отсюда, старомодно играла музыка. Там залили бывшее футбольное поле — получился каток.

Из репродукторов вырывались какие-то допотопные танго и фокстроты, но именно под них как раз кататься лучше всего. Ветер легко подхватывал большие цветастые куски музыки и приносил их Генке…

Там был праздник, там катались, знакомились с девчонками при помощи сшибания с ног (как говорится, бьёт — значит, любит). Им было хорошо, а Генке было совсем нехорошо. Словно бы он в чём-то провинился, хотя ни в чём он не провинился! Он честно шёл до конца по той дороге, которую они наметили.

Это было как у альпинистов: все обессилели, и он один продолжал карабкаться к цели. «Я поступаю честно и мужественно» — так он сказал себе. Никто не мог этого сделать, а он сделает, стиснет зубы и сделает, теперь всё было в его руках.