Черный шар - Сименон Жорж - Страница 2

— Твоя дочка.

Может быть, девочка чувствует это? Не потому ли она тянется к отцу?

Hope уже сорок пять, и она снова ждет ребенка. Но на этот раз явно стесняется беременности — и перед соседями, и особенно перед старшими детьми, словно ее уличили в чем-то постыдном, неприличном. Флоренс воздержалась от замечаний на этот счет, но отец поймал на себе ее взгляд, в котором читалось презрение — не столько к нему, сколько к мужчинам вообще. Ее братец, шестнадцатилетний Дейв, высказался ясней:

— Как! Опять? Только ко мне в комнату его не суйте!

Хиггинс спустился вниз. Арчи, стоя у открытого холодильника, делал себе бутерброд перед сном.

— Выкосил лужайку? — спросила жена.

— Не до конца.

— Покосишь еще?

— Часок-другой, не больше.

Ему трудно объяснить это жене, а сама она не понимает. Хиггинс — директор супермаркета и привык работать от зари до зари. Его трудовой день начинается в семь утра, а то и в шесть. Уходит домой не раньше семи. Служащие, кассиры, продавщицы работают восемь часов, как и положено. Он — никогда. Как раз сегодня ему пришлось остаться в магазине после закрытия: завтра выставка-продажа нового сапожного крема. Редкая неделя обходится без таких выставок. Представители фирм приезжают с товаром заранее, приходится переоборудовать одну-две секции, приспосабливая их к нуждам поставщиков.

Сегодняшний гость сразу же по приезде чуть не обозлился на Хиггинса.

— Пропустим по стаканчику? — предложил он, кивая в сторону «Таверны Джимми», бара напротив, красная неоновая вывеска которого зажигалась задолго до темноты.

— Благодарю вас, я не пью.

— Врач запрещает?

Как обычно, Хиггинс ответил «да», чтобы собеседник не настаивал.

Но это не правда. Он не пил ни разу в жизни. Он не хочет пить, и дело тут не только в том, что вот уже несколько лет он принадлежит к методистской церкви.

— Тогда сигару?

У представителей фирмы карманы вечно набиты сигарами. Они суют их вам как чаевые, в надежде не столько подкупить вас, сколько расположить в свою пользу, чтобы вы поэнергичней сбывали их товар.

— Я и не курю.

Не хочется человеку курить — что тут особенного?

И чему удивляться, когда он вежливо, но твердо отказывается от подарков или денег, которые пытаются ему всучить эти деятели? В конце концов, кто он такой?

Служащий, обыкновенный служащий, хотя и занимающий ответственный пост: у него под началом один из ста с лишним филиалов супермаркета «Ферфакс». Начинал он с самой нижней ступеньки служебной лестницы: мел полы, потом работал рассыльным, не здесь, правда, а у себя на родине — в Олдбридже, штат Нью-Джерси.

Хиггинс доказал, что честен и трудолюбив; вот ему и доверили заведовать целым магазином.

А те дела, которые он добровольно взваливает на себя после работы, — они тоже нелишние. Он ведь теперь не сам по себе, он — житель Уильямсона, член местного общества.

Может быть, не самый важный, но с ним все же считаются: в клубе «Ротари» его избрали заместителем секретаря.

А еще его пригласили в новый школьный комитет, и он принял на себя обязанности казначея, отнимающие у него не меньше двух вечеров в неделю.

Ему не нужны звания и титулы, ему не быть председателем или вице-председателем — это удел других. Но он изо всех сил старается приносить пользу, и каждый знает: на него можно положиться.

— Спокойной ночи, па.

— Спокойной ночи, сынок. Дейв дома?

— Мама отпустила его в кино.

— А Флоренс?

— Наверняка у Люсиль.

Сразу после школы Флоренс поступила работать в банк и работает там уже год. Теперь отец еще меньше знает о ее жизни. Здесь она спит, завтракает и ужинает, но при этом ведет себя так, словно снимает комнату с пансионом. Мать принимает это как должное.

— Пойду докончу газон, — сказал Хиггинс и вышел.

Темнота уже мешала работе, и соседские газонокосилки затихли. Хиггинс завел машинку в гараж, в глубине которого оборудовал себе мастерскую. Только в этом уголке он и чувствует себя по-настоящему дома — может быть, потому, что вещи здесь уже не такие новые.

Стоило ли им вообще переезжать? Жене новый дом был не так уж и нужен: она неохотно расстается с тем, к чему привыкла. Прежний дом в нижней части городка вполне их устраивал, только вот соседи… Кто жил на их улице? Одни рабочие обувной фабрики, почти все — с иностранными фамилиями.

Дети играли прямо на дороге. Нора присматривала за ними из окна. Чтобы попасть на Мейн-стрит, не надо было выводить машину.

Он верит, что принял тогда правильное решение. Еще несколько минут, от силы час — и Нора в этом убедится: зазвонит телефон или к дверям подъедет машина Карни.

Сегодня Хиггинс чуточку схитрил. Во-первых, еще днем зашел в винный магазин. Этот магазин был филиалом их супермаркета, подчинялся той же дирекции, но располагался в отдельном здании по соседству, и распоряжался там свой управляющий.

— Бутылочку шампанского, мистер Лэнгролл.

Хиггинс ожидал, что продавец удивится, и заранее напустил на себя игривый вид.

— Хочу сделать сюрприз друзьям, вернее, другу.

— Какое вам угодно шампанское? Французское?

— Самое лучшее.

Бутылка пойдет Биллу Карни, когда тот явится с новостью. Если он позвонит, Хиггинс все равно уговорит его завернуть к ним на минутку. Нора будет в восторге.

Не сказав ей ни слова о бутылке, которую оставил в машине, Хиггинс полез в холодильник за кубиками льда.

— Зачем тебе столько льда?

— Потом скажу.

Сейчас шампанское стоит в ведре со льдом, задвинутом под верстак. Пряча его, Хиггинс посмеивался. Почему же теперь, пока тянется ожидание, мысли его принимают все более мрачный оборот?

Не усталость ли виновата? Хиггинс всю зиму чувствовал, что устал. Перенес на ногах бронхит. Впрочем, для него это обычное дело. Сколько Хиггинс себя помнит, он всю жизнь работал больше других и никогда на это не жаловался, напротив, гордился этим. Работа приносила ему тайное удовлетворение, хотя он и не мог объяснить почему.

И у жены дел хватало: четверо детей, а теперь еще новый дом, может быть, чересчур большой для них. Она тоже никогда не жалуется, но это еще ни о чем не говорит. Ведь она могла бы жить совсем по-другому.