Человек на улице - Сименон Жорж - Страница 2

В три часа Люкас сменил Жанвье, когда они с Мегрэ находились в пивной напротив Северного вокзала.

— Фотограф? — спросил Мегрэ.

— Ждет на улице, чтобы поймать его на выходе…

И действительно, когда поляк покинул, наконец заведение, перечитав кипу газет, к нему быстро направился один из инспекторов и на расстоянии метра внезапно осветил вспышкой. Человек мгновенно вскинул руку к лицу, но было поздно, и тогда, давая понять,что он все понимает, он бросил на Мегрэ полный упрека взгляд.

— Ты, мил человек, — бормотал сам с собой комиссар, — имеешь все основания не вести нас к себе домой. Однако, если у тебя есть терпение, то и у меня его по крайней мере не меньше, чем у тебя…

Вечером, когда незнакомец, засунув руки в карманы, шагал по улицам, дожидаясь наступления ночи, в воздухе, все прибывая, запорхали снежинки.

— Ночью идите отдыхать, патрон, — сказал Люкас.

— Нет! Ты лучше займись фотографией. Прежде всего, сверься с картотекой. Затем займись иностранцами. Этот малый неплохо знает Париж. Явно не вчера приехал. Его должны знать…

— А не поместить ли его портрет в газетах?

Мегрэ взглянул на подчиненного с презрением: значит, Люкас, проработавший с ним столько лет, ничего не понимал! Разве была у них хоть малейшая улика? Ни одной! Ни одного свидетельства! Убитый ночью в Булонском лесу мужчина Оружие не обнаружено. Отпечатков нет. Доктор Бормс жил один, и его единственная прислуга представления не имеет, у кого он был в тот вечер.

— Делай то, что я говорю! Ступай…

В полночь незнакомец решается, наконец, переступить порог какой-то гостиницы. Мегрэ входит за ним следом. Это второ— или даже третьеразрядный отель.

— Мне нужна комната…

— Соблаговолите заполнить анкету.

Он заполняет, чуть помешкав, одеревеневшими от холода пальцами. Бросает на Мегрэ высокомерный взгляд, как бы говоря:

— Уж не думаете ли вы, что это может меня смутить!.. Написать можно что угодно…

И он, в самом деле, пишет первое пришедшее в голову имя: Николя Слааткович, проживающий в Кракове, вчера прибывший в Париж.

Вранье, конечно. Мегрэ все же звонит в уголовку. Там просматривают досье обитателей меблировок, картотеки иностранцев, поднимают на ноги пограничные посты. Никакого Николя Слаатковича.

— Вам тоже комнату? — интересуется хозяин с кислой миной, нюхом учуяв полицейского.

— Спасибо, не надо. Я переночую на лестнице.

Так надежнее. Он устраивается на ступеньке как раз напротив седьмого номера. Дверь номера дважды приоткрывается. Человек шарит взглядом в темноте, различает силуэт Мегрэ и в конце концов укладывается спать. К утру щеки и подбородок его покрываются жесткой щетиной. Не было у него возможности и сменить белье. У него даже расчески не было, и волосы тоже были приглажены кое-как.

Только что прибыл Люкас.

— Я сменю вас, патрон?

Мегрэ не хочет покидать своего незнакомца. Он видел, как тот расплачивался за комнату. Видел, как он побледнел. И все понял.

Чуть позже, в одном из баров, где они, так сказать, бок о бок пьют кофе и едят булочки, человек откровенно, не прячась производит подсчет своего наличного капитала. Ассигнация в сто франков, две монеты по двадцать, одна десятифранковая и мелочь. Губы у него растягиваются в горькой усмешке.

Вот как! Ну, с такими деньгами ему далеко не уйти. Вчера, в Булонский Лес, он явно явился прямо из дому: гладко выбритый, ни единой пьшинки, ни одной лишней складочки на одежде. Наверняка рассчитывал вскоре вернуться домой. Даже не проверил наличность своих карманов.

Что же касается того, что он выбросил в Сену, то Мегрэ догадывался, что это было: личные документы, возможно, визитные карточки.

Намерен ни за что не обнаруживать места своего проживания.

И скитания бездомных возобновляются, с остановками у витрин магазинов, у лотков, в барах, куда приходится время от времени заходить, хотя бы для того, чтобы немного посидеть, тем более, что на улице очень холодно, с чтением газет в пивных…

Сто пятьдесят франков! Отныне никаких ресторанов в обеденное время. Человек довольствуется крутыми яйцами, которые съедает стоя, в какой-то забегаловке, и запивает кружкой пива, в то время как Мегрэ поглощает сандвичи.

Долго колеблется, не решаясь зайти в кинотеатр. Правая рука в кармане позвякивает мелочью. Нет, лучше потерпеть… Шагает дальше… Шагает… Шагает…

Кстати! Мегрэ делает одно наблюдение. Это изнурительное хождение по городу все время происходит в одних и тех же кварталах: от Трините к площади Клиши… от площади Клиши к Барбес, по улице Коленкур… от Барбес к Северному вокзалу и на улицу ла Файет…

Не опасается ли он в других местах быть узнанным? Несомненно, он избрал кварталы, наиболее удаленные от его дома или отеля — кварталы, где он почти не бывал прежде.

Подобно большинству иностранцев, наверняка предпочитает для прогулок Монпарнас, район Пантеона?

Одежда его свидетельствует о среднем достатке. Удобная, строгая, хорошего покроя. Явно представитель одной из так называемых «либеральных» профессий. Постой-ка! Обручальное кольцо! Так, он значит, женат!

Мегрэ пришлось в конце концов сдаться и уступить свое место Торрансу. Заскочил домой. Мадам Мегрэ осталась очень недовольна, так как приехала из Орлеана ее сестра, она приготовила прекрасный обед, а ее супруг наскоро побрившись и переодевшись, тут же снова убежал, буркнув на ходу, что не знает, когда вернется.

Набережная Орфевр.

— Люкас ничего для меня не оставлял?

Оставил! Записку. Он показывал фотографию во всех польских и русских кругах. Человека никто не знает. В политических кругах — также ничего. Тогда он приказал отпечатать знаменитую фотографию в несметном числе экземпляров, и теперь, во всем квартале Парижа, полицейские ходят от дома к дому, от консьержки к консьержке, предъявляя ее также хозяевам баров и гарсонам в кафе.

— Алло! Комиссар Мегрэ? Это билетерша из «Сине-Актюа-лите», что на Страсбургском бульваре… Тут один господин… М. Торранс… Он велел мне позвонить вам и сообщить, что он здесь, но не может покинуть зала…

Соображает, чертяка! Правильно высчитал, что это самое удобное отапливаемое место в Париже, где можно почти задаром пробыть несколько часов… Два франка за вход — и можешь смотреть сколько угодно сеансов подряд!…

Некое подобие любопытной интимности установилось меж преследователем и преследуемым, меж человеком со все отрастающей бородой и все более теряющей форму одеждой и Мегрэ, ни на секунду не выпускающим его из поля своего зрения. Одна забавная подробность: оба они, как один, так и другой, схватили насморк. Оба ходят теперь с красными носами и почти одновременно извлекают из карманов носовые платки. А один раз, когда комиссар разразился целой серией чихов, тот, другой, не смог сдержать невольной улыбки.

Грязный отель на бульваре Шапель, после пяти подряд сеансов в «Сине-Актюалите». То же имя в регистрационном журнале. И снова Мегрэ устраивается на ступеньке лестницы. Но поскольку этот отель представляет собой нечто вроде проходного двора, то его всю ночь беспокоят спускающиеся и поднимающиеся парочки, удивленно оглядывающиеся на него, причем женщины с явной опаской.

Решится ли он, исчерпав запас денег, или же запас нервов, вернуться домой? В одной из пивных, где они просидели довольно долго и где ему пришлось снять свое серое пальто, Мегрэ бесцеремонно снял это пальто с вешалки и заглянул под воротник, на нем стояла марка «Ольд Ингленд, бульвар де Итальен». Магазин готового платья, должно быть продавший несколько дюжин таких пальто. Впрочем одна деталь. Куплено прошлой зимой. Значит, незнакомец живет в Париже по меньшей мере год. А за столь длительный срок он не мог не обзавестись каким-либо «гнездом».

Мегрэ, пытаясь справиться с насморком, заказывает грог за грогом. Его противник теперь уже тратит деньги как заправский скряга. Пьет только кофе, никаких коньяков. Питается одними булочками и крутыми яйцами.